Неточные совпадения
Одевались они с большим вкусом, разъезжали по городу
в колясках, как предписывала последняя мода, сзади покачивался лакей, и ливрея
в золотых позументах.
В минуту
оделся он; вычернил усы, брови, надел на темя маленькую темную шапочку, — и никто бы из самых близких к нему козаков не мог узнать его. По виду ему казалось не более тридцати пяти лет. Здоровый румянец играл на его щеках, и самые рубцы придавали ему что-то повелительное. Одежда, убранная
золотом, очень шла к нему.
Несмотря на длинные платья,
в которые закутаны китаянки от горла до полу, я случайно, при дуновении ветра, вдруг увидел хитрость. Женщины, с оливковым цветом лица и с черными, немного узкими глазами,
одеваются больше
в темные цвета. С прической а la chinoise и роскошной кучей черных волос, прикрепленной на затылке большой
золотой или серебряной булавкой, они не неприятны на вид.
Его большие глаза были похожи на сливы,
одевался он
в зеленоватый мундир с
золотыми пуговицами и
золотыми вензелями на узких плечах.
По картинкам, изображавшим Христа, по рассказам о нем она знала, что он, друг бедных,
одевался просто, а
в церквах, куда беднота приходила к нему за утешением, она видела его закованным
в наглое
золото и шелк, брезгливо шелестевший при виде нищеты.
Он
одевался по моде, нюхал «головкинский» дорогой табак из
золотой табакерки времен Людовика XVI и жил
в своем доме на Мещанской, недалеко от Сухаревки, на которую ходил каждое воскресенье, коллекционируя миниатюры и рисунки.
Скрепя сердце она велела невесткам
одеваться в шелковые сарафаны и расшитые
золотом кокошники, а Нюше достала из сундука свою девичью повязку, унизанную жемчугами и самоцветным камнем.
Впрочем, новое платье Гордей Евстратыч долго не решался надеть, даже очень сумлевался, пока по первопутку не съездил
в город сдавать
золото, откуда приехал уже совсем форсуном:
в длинном сюртуке,
в крахмальной сорочке, брюки навыпуск — одним словом, «
оделся патретом», как говорил Зотушка.
Одевался он всегда очень строго и опрятно
в один и тот же костюм: довольно длинный суконный сюртук цвета bleu de Pruss, [Темно-синего прусского (франц.)] белый жилет, по которому шел бисерный часовой снурок с брелоком из оправленного
в червонное
золото дымчатого топаза с вензелем моего деда.
Особенно дерзко и противно вёл себя племянник; он кончил учиться,
одевался в какие-то нерусские, кожаные курточки, весь, от
золотых очков до жёлтых ботинок, блестел, щурился, морщился и говорил...
Наконец поток мой иссяк, и застенчивым движением я вынул из кармана справочник
в красном переплете с
золотыми буквами. Верный друг мой, с которым я не расставался на первых шагах моего трудного пути. Сколько раз он выручал меня, когда проклятые рецептурные вопросы разверзали черную пропасть передо мной! Я украдкой,
в то время как пациент
одевался, перелистывал странички и нашел то, что мне было нужно.
Оттого, что рукавицы не позволяют теплу из руки перейти
в воду, а жесть пропускает тепло из рук
в воду. Железо и жесть пропускают тепло и холод, а шуба и дерево не пропускают. От этого железо, жесть, медь и всякий металл [Металлы:
золото, серебро, медь, железо, олово, ртуть и другие. (Примеч. Л. Н. Толстого.)] разогреваются на солнце сильнее дерева, шерсти, бумаги и скорее остывают. От этого-то
в холода
одеваются в меха, шерсть и во все, что не пропускает тепла.
Загорецкий являлся у Шуйского высокохудожественной фигурой, без той несколько водевильной игривости, какую придавал ей П.А. Каратыгин
в Петербурге. До сих пор, по прошествии с лишком полвека, движется предо мною эта суховатая фигура
в золотых очках и старомодной прическе, с особой походочкой, с гримировкой плутоватого москвича 20-х годов, вплоть до малейших деталей, обдуманных артистом, например того, что у Загорецкого нет собственного лакея, и он отдает свою шинель швейцару и
одевается в сторонке.
Она проворно
оделась, связала свои роскошные волосы
в большой узел, проткнув его
золотой стрелой. Надев бронзовые туфли на свои крошечные ножки
в ажурных чулках и застегнув пуговки платья, она подошла к зеркалу и, взглянув на себя, улыбнулась.
По одну сторону зерцала поставили Мариулу, по другую — Языка; ее, красивую, опрятную,
в шелковом наряде, по коему рассыпались
золотые звезды (мать княжны Лелемико унизилась бы
в собственных глазах, если бы
одевалась небогато), ее, бледную, дрожащую от страха; его —
в черном холщовом мешке, сквозь которого проглядывали два серые глаза и губы, готовые раскрыться, чтобы произнести смертельный приговор.