Неточные совпадения
Кроме того, все предметы, которыми занимался Вронский, она изучала по
книгам и специальным журналам, так что часто он
обращался прямо
к ней с агрономическим, архитектурными, даже иногда коннозаводческими и спортсменскими вопросами.
Когда дьякон кончил ектенью, священник
обратился к обручавшимся с
книгой...
— Это не нам судить, — сказала госпожа Шталь, заметив оттенок выражения на лице князя. — Так вы пришлете мне эту
книгу, любезный граф? Очень благодарю вас, —
обратилась она
к молодому Шведу.
И Ольге никогда не пришло бы в голову прочесть. Если они затруднялись обе, тот же вопрос
обращался к барону фон Лангвагену или
к Штольцу, когда он был налицо, и
книга читалась или не читалась, по их приговору.
— Я читал эту
книгу, на которую вы возражали, —
обратился он
к Ивану Федоровичу, — и удивлен был словами духовного лица, что «церковь есть царство не от мира сего».
— О любопытнейшей их статье толкуем, — произнес иеромонах Иосиф, библиотекарь,
обращаясь к старцу и указывая на Ивана Федоровича. — Нового много выводят, да, кажется, идея-то о двух концах. По поводу вопроса о церковно-общественном суде и обширности его права ответили журнальною статьею одному духовному лицу, написавшему о вопросе сем целую
книгу…
Как только встал он поутру, тотчас
обратился к гадательной
книге, в конце которой один добродетельный книгопродавец, по своей редкой доброте и бескорыстию, поместил сокращенный снотолкователь. Но там совершенно не было ничего, даже хотя немного похожего на такой бессвязный сон.
Я надеюсь
обратиться к этой проблеме в другой задуманной
книге.
Буллу свою начинает он жалобою на диавола, который куколь сеет во пшенице, и говорит: «Узнав, что посредством сказанного искусства многие
книги и сочинения, в разных частях света, наипаче в Кельне, Майнце, Триере, Магдебурге напечатанные, содержат в себе разные заблуждения, учения пагубные, христианскому закону враждебные, и ныне еще в некоторых местах печатаются, желая без отлагательства предварить сей ненавистной язве, всем и каждому сказанного искусства печатникам и
к ним принадлежащим и всем, кто в печатном деле
обращается в помянутых областях, под наказанием проклятия и денежныя пени, определяемой и взыскиваемой почтенными братиями нашими, Кельнским, Майнцким, Триерским и Магдебургским архиепископами или их наместниками в областях, их, в пользу апостольской камеры, апостольскою властию наистрожайше запрещаем, чтобы не дерзали
книг, сочинений или писаний печатать или отдавать в печать без доклада вышесказанным архиепископам или наместникам и без их особливого и точного безденежно испрошенного дозволения; их же совесть обременяем, да прежде, нежели дадут таковое дозволение, назначенное
к печатанию прилежно рассмотрят или чрез ученых и православных велят рассмотреть и да прилежно пекутся, чтобы не было печатано противного вере православной, безбожное и соблазн производящего».
— Что это? —
обратилась Лизавета Прокофьевна
к Вере, дочери Лебедева, которая стояла пред ней с несколькими
книгами в руках, большого формата, превосходно переплетенными и почти новыми.
— Никакого пренебрежения нет:
обращаюсь просто, как со всеми. Ты меня извинишь, Женни, я хочу дочитать
книгу, чтобы завтра ее с тобой отправить
к Вязмитинову, а то нарочно посылать придется, — сказала Лиза, укладываясь спать и ставя возле себя стул со свечкой и
книгой.
— Ну, теперь, сударыня, — продолжал Еспер Иваныч, снова
обращаясь к Анне Гавриловне, — собери ты с этого дивана
книги и картины и постели на нем Февей-царевичу постельку. Он полежит, и я полежу.
«Нужно, чтобы все покупали, нужно, чтобы
книга обратилась в настольную, — утверждала Лиза, — я понимаю, что всё дело в плане, а потому
к вам и
обращаюсь», — заключила она.
— Что это такое, скажите вы мне, — говорила она с настойчивостью и начала затем читать текст старинного перевода
книги Сен-Мартена: «Мне могут сделать возражение, что человек и скоты производят действия внешние, из чего следует, что все сии существа имеют нечто в себе и не суть простые машины, и когда спросят у меня: какая же разница между их началами действий и началом, находящимся в человеке, то ответствую: сию разность легко тот усмотрит, кто
обратится к ней внимательно.
— Да, прошу тебя, пожалуй усни, — и с этими словами отец протопоп, оседлав свой гордый римский нос большими серебряными очками, начал медленно перелистывать свою синюю
книгу. Он не читал, а только перелистывал эту
книгу и при том останавливался не на том, что в ней было напечатано, а лишь просматривал его собственной рукой исписанные прокладные страницы. Все эти записки были сделаны разновременно и воскрешали пред старым протопопом целый мир воспоминаний,
к которым он любил по временам
обращаться.
«Было, — говорю, — сие так, что племянница моя, дочь брата моего, что в приказные вышел и служит советником, приехав из губернии, начала обременять понятия моей жены, что якобы наш мужской пол должен в скорости
обратиться в ничтожество, а женский над нами будет властвовать и господствовать; то я ей на это возразил несколько апостольским словом, но как она на то начала, громко хохоча, козлякать и брыкать,
книги мои без толку порицая, то я, в
книгах нового сочинения достаточной практики по бедности своей не имея, а чувствуя, что стерпеть сию обиду всему мужскому колену не должен, то я, не зная, что на все ее слова ей отвечать, сказал ей: „Буде ты столь превосходно умна, то скажи, говорю, мне такое поучение, чтоб я признал тебя в чем-нибудь наученною“; но тут, владыко, и жена моя, хотя она всегда до сего часа была женщина богобоязненная и ко мне почтительная, но вдруг тоже
к сей племяннице за женский пол присоединилась, и зачали вдвоем столь громко цокотать, как две сороки, „что вас, говорят, больше нашего учат, а мы вас все-таки как захотим, так обманываем“, то я, преосвященный владыко, дабы унять им оное обуявшее их бессмыслие, потеряв спокойствие, воскликнул...
В ссылке князь Яков Львович, по отеческому завету,
обратился к смирению: он даже никогда не жаловался на «Немца», а весь погрузился в чтение религиозных
книг, с которыми не успел познакомиться в юности; вел жизнь созерцательную и строгую и прослыл мудрецом и праведником.
— Полно читать, Зарецкой, — сказал хозяин,
обращаясь к кавалеристу, который продолжал перелистывать
книгу, — в первый день после шестилетней разлуки нам, кажется, есть о чем поговорить.
Вот почему мы и оставляем в стороне его личные промахи и решаемся
обратиться к тому, что является в
книге его еще не по ошибке и неведению, а намеренно, вследствие принципов, принятых автором.
Он
обратился к шкафам с
книгами…
В кабинете мы застали и г-на Менделя. Он проводил ладонями по своей шелковистой бороде, и на лбу его виднелась глубокая морщина. Дядя имел тоже озабоченный вид. Когда мы вошли в кабинет, он запер за нами дверь и спустил гардину. Потом уселся в кресло и некоторое время задумчиво играл ножом для разрезывания
книг. Потом, взглянув на нас, он сказал,
обращаясь к Менделю-отцу...
Николай Иванович (
обращается к священнику). Так какое же впечатление произвела на вас
книга?
Мне, однако, пришлось вновь заглянуть в эти темные
книги: однажды старик Рубановский, разговаривая о них с другими гостями, вдруг
обратился ко мне с вопросом: читал ли я «Путешествие Младшего Костиса от востока
к полудню» [«Путешествие младого Костиса от Востока
к Полудню» — сочинение немецкого писателя-мистика Карла Эккартсгаузена (1752–1803), перев.
Но кончим этот скучный эпизод
И
обратимся к нашему герою.
До этих пор он не имел забот
Житейских и невинною душою
Искал страстей, как пищи. Длинный год
Провел он средь тетрадей,
книг, историй,
Грамматик, географий и теорий
Всех философий мира. Пять систем
Имел маркиз, а на вопрос: зачем?
Он отвечал вам гордо и свободно:
«Monsieur, c'est mon affaire» — так мне угодно!
Всю свою память, все свое воображение напрягал он, искал в прошлом, искал в
книгах, которые прочел, — и много было звучных и красивых слов, но не было ни одного, с каким страдающий сын мог бы
обратиться к своей матери-родине.
В 1883 году прусское правительство, под влиянием агитации антививисекционистов,
обратилось к медицинским факультетам с запросом о степени необходимости живосечений; один выдающийся немецкий физиолог вместо ответа прислал в министерство «Руководство
к физиологии» Германа, причем в руководстве этом он вычеркнул все те факты, которых без живосечений было бы невозможно установить; по сообщению немецких газет, «
книга Германа вследствие таких отметок походила на русскую газету, прошедшую сквозь цензуру: зачеркнутых мест было больше, чем незачеркнутых».
— Хорошая
книга, полезная, — сказала Марья Ивановна,
обращаясь к Смолокурову.
Ему казалось, что он себя уже отлично устроил, и товарищи вслед ему назвали его «отвратительным фатишкою», — но мне до этого не было никакого дела, потому что я был влюблен и желал
обращаться в сферах по преимуществу близких
к предмету моей любви. Я быстро распаковал привезенную Волосатиным корзину, стараясь как можно более съесть присланных его сестрою пирогов, чтобы они не доставались другим, а между этим занятием распечатал подаренную ею мне
книгу: это был роман Гольдсмита «Векфильдский священник».
— «Послушание и покорность есть самое главное достоинство каждого ребенка», — диктует гувернантка и, оторвавшись на мгновение от
книги,
обращается к черноглазой девочке...
Тогда только я через посредство одного помощника присяжного поверенного
обратился к знаменитому адвокату С-му, возил ему вещественное доказательство, то есть подписную
книгу (после того как с великим трудом добыл ее) и контракт, и он мне категорически заявил, что я процесса бы не выиграл, если б начал дело, и с меня все-таки присудили бы неустойку в десять тысяч рублей.
Одновременно с тем, как у нас читали приспособленную для нас часть «творения» Тюнена, в качестве художественной иллюстрации
к этой
книге обращалась печатная картинка, на которой был изображен темный загон, окруженный стеною, в которой кое-где пробивались трещинки, и через них в сплошную тьму сквозили
к нам слабые лучи света.
— Если вы захотите заняться чтением, то наша библиотека
к вашим услугам; мы получаем все новые журналы и
книги… — переменила разговор княгиня,
обращаясь к Гиршфельду.
— Убирайте
книги! — с улыбкой
обратился Гиршфельд
к Володе.
На самом деле, Александр Васильевич как ни в чем не бывало снова
обратился к прерванным занятиям и тщательно проводил на карте какую-то линию, справляясь по открытой перед ним
книге.
— Ну, вы, опять за старое, мама! — с досадой отбросив от себя
книгу, довольно резко произнесла Натали, — вот видите ли, мадемуазель, —
обратилась она
к Даше, немало смущенной её выходкой, — мама наша очень добра и снисходительна
к этим милым детям, a милые дети обладают очаровательными замашками: они ленятся, лгут на каждом шагу и даже воруют!
Тетка и племянница вышли. Александр Васильевич
обратился снова
к своим
книгам, но, увы, ему что-то не читалось. Ласкающий взгляд темно-синих глаз то и дело мелькал перед ним. Он вскочил, надел шинель и ушел в казармы.
— Да, брат, дождалась Россия после многолетних невзгод красного солнышка… В лучах славы великого отца воссела на дедовский престол его мудрая дочь… Служи, Саша, служи нашей великой монархине, служи России! — с энтузиазмом воскликнул генерал,
обращаясь к мальчику, снова вернувшемуся
к уборке своих
книг.