Неточные совпадения
— Сейчас, сейчас! —
обратился он
к вошедшему лакею. Но лакей не приходил их звать опять, как он думал. Лакей принес Вронскому записку.
— Кому прикажете записку о детском белье отдать? — сказала
вошедшая, с заплаканными глазами и с запиской в руке, Наталья Савишна,
обращаясь к maman.
Сообразив, должно быть, по некоторым, весьма, впрочем, резким, данным, что преувеличенно-строгою осанкой здесь, в этой «морской каюте», ровно ничего не возьмешь,
вошедший господин несколько смягчился и вежливо, хотя и не без строгости, произнес,
обращаясь к Зосимову и отчеканивая каждый слог своего вопроса...
Когда загремел замок, и Маслову впустили в камеру, все
обратились к ней. Даже дочь дьячка на минуту остановилась, посмотрела на
вошедшую, подняв брови, но, ничего не сказав, тотчас же пошла опять ходить своими большими, решительными шагами. Кораблева воткнула иголку в суровую холстину и вопросительно через очки уставилась на Маслову.
— Сию минуту. Скажите ему, —
обратился он
к вошедшему помощнику, — что, как я сказал, так и будет; может — хорошо, не может — не надо.
— Но позвольте, что же это наконец значит? — громко заговорил он, строго оглядев
вошедших и
обращаясь преимущественно
к Рогожину. — Вы не в конюшню, кажется, вошли, господа, здесь моя мать и сестра…
— Девятый день сегодня. Собачка заперта или нет? —
обратился хозяин слабым голосом
к вошедшей горничной.
— Прямо из города, благодетель! прямо оттуда, отец родной! все расскажу, только позвольте сначала честь заявить, — проговорил
вошедший старичок и направился прямо
к генеральше, но остановился на полдороге и снова
обратился к дяде...
Все девки были красивы, но и сами они, и Белецкий, и денщик,
вошедший с пряниками, — все невольно смотрели на Марьяну и,
обращаясь к девкам,
обращались к ней.
Вошедший обратился с просьбой о благословении и
к дьякону. Дьякон извинился. Пришлец распрямился и, не говоря более ни одного слова, отошел
к печке. Здесь, как обтянутый черною эмалью, стоял он, по-наполеоновски скрестя руки, с рыжеватой шляпой у груди, и то жался, то распрямлялся, поднимал вверх голову и вдруг опускал ее, ворошил длинным, вниз направленным, польским усом и заворачивался в сторону.
— Тетя, тетя, что ж это? —
обратилась Татьяна
к вошедшей Капитолине Марковне.
— Невозможно, господа почтенные, — тороплюсь. Слушай, парень, — дружески
обратился он
к вошедшему в эту минуту писарю, — поберегайся! Едет ведь…
Удар ногою с треском растворил
Стеклянной двери обе половины,
И ночника луч бледный озарил
Живой скелет
вошедшего мужчины.
Казалось, в страхе с ложа он вскочил, —
Растрепан, босиком, в одной рубашке, —
Вошел и строго
обратился к Сашке:
«Eh bien, monsieur, que vois-je?» — «Ah, c'est vous!»
«Pourquoi ce bruit? Que faites-vous donc?» — «Je f<..>!»
И, молвив так (пускай простит мне муза),
Одним тузом он выгнал вон француза.
— А! вот вы! Наконец-то! — нетерпеливо
обратился он
к вошедшему из-за своей высокой конторки. — Что такое было сегодня? Чтó за происшествие? Садитесь и рассказывайте скорее. Наши рабочие болтают — бунт?
— Удивительно! — изумлялся Навагин, шагая по кабинету. — Странно и непонятно! Какая-то кабалистика! Позвать сюда швейцара! — крикнул он. — Чертовски странно! Нет, я все-таки узнаю, кто он! Послушай, Григорий, —
обратился он
к вошедшему швейцару, — опять расписался этот Федюков! Ты видел его?
— Ну, что? —
обратилась она
к Афимье, быстро
вошедшей в дверь.
— Ужинать где будем? — спросил один из
вошедших,
обращаясь к доктору и Боброву.
— Константин Николаевич просит пожаловать вас завтракать вместе с вашим гостем! — доложил
вошедший лакей,
обращаясь к Ивану Павловичу.
— Радость ты моя, Маргариточка… А ты, молодчик, —
обратилась она
к Савину,
вошедшему в зал вместе с молодой девушкой, — убирайся восвояси… завтра день будет и наглядишься, нечего по ночам бобы разводить… спать пора… Иди, иди.
Бутович был в сознании и, увидя
вошедшего Панаева,
обратился к нему слабым голосом...
— Максиму Григорьевичу… милости просим, — встал с места Федосей Афанасьевич, обтирая ручником бороду, и
обратился к первому из
вошедших.
— Ты как? —
обратились вдруг офицеры
к вошедшему.
— Ну, что́ ж это, господа! — сказал штаб-офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. — Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс-капитан, —
обратился он
к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед
вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
— Что́ ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! — Он схватился за голову. — Да кто же мне цветы привезет? Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, —
обратился он
к вошедшему на его зов управляющему, — скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке-садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда воло́
к, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут
к пятнице были.