Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста
на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь
обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею
на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Задние его копыта
оборвались с противного берега, и он повис
на передних ногах.
[
На этом рукопись
обрывается.]
Главная досада была не
на бал, а
на то, что случилось ему
оборваться, что он вдруг показался пред всеми бог знает в каком виде, что сыграл какую-то странную, двусмысленную роль.
Как вытерпишь
на собственной коже то да другое, да как узнаешь, что всякая копейка алтынным гвоздем прибита, да как перейдешь все мытарства, тогда тебя умудрит и вышколит <так>, что уж не дашь промаха ни в каком предприятье и не
оборвешься.
Внезапный звук пронесся среди деревьев с неожиданностью тревожной погони; это запел кларнет. Музыкант, выйдя
на палубу, сыграл отрывок мелодии, полной печального, протяжного повторения. Звук дрожал, как голос, скрывающий горе; усилился, улыбнулся грустным переливом и
оборвался. Далекое эхо смутно напевало ту же мелодию.
Он шагал по бесконечному — ому проспекту уже очень долго, почти с полчаса, не раз
обрываясь в темноте
на деревянной мостовой, но не переставал чего-то с любопытством разыскивать по правой стороне проспекта.
Сковороды, про которую говорил Лебезятников, не было; по крайней мере Раскольников не видал; но вместо стука в сковороду Катерина Ивановна начинала хлопать в такт своими сухими ладонями, когда заставляла Полечку петь, а Леню и Колю плясать; причем даже и сама пускалась подпевать, но каждый раз
обрывалась на второй ноте от мучительного кашля, отчего снова приходила в отчаяние, проклинала свой кашель и даже плакала.
За большим столом военные и штатские люди, мужчины и женщины, стоя, с бокалами в руках, запели «Боже, царя храни» отчаянно громко и оглушая друг друга, должно быть, не слыша, что поют неверно, фальшиво. Неистовое пение
оборвалось на словах «сильной державы» — кто-то пронзительно закричал...
Но оторвать мысли от судьбы одинокого человека было уже трудно, с ними он приехал в свой отель, с ними лег спать и долго не мог уснуть, представляя сам себя
на различных путях жизни, прислушиваясь к железному грохоту и хлопотливым свисткам паровозов
на вагонном дворе. Крупный дождь похлестал в окна минут десять и сразу
оборвался, как проглоченный тьмой.
«За что мне это выпало
на долю?» — смиренно думала она. Она задумывалась, иногда даже боялась, не
оборвалось бы это счастье.
Вера встала, заперла за ним дверь и легла опять. Ее давила нависшая туча горя и ужаса. Дружба Райского, участие, преданность, помощь — представляли ей
на первую минуту легкую опору,
на которую она оперлась, чтобы вздохнуть свободно, как утопающий, вынырнувший
на минуту из воды, чтобы глотнуть воздуха. Но едва он вышел от нее, она точно
оборвалась в воду опять.
Ее ставало
на целый вечер, иногда
на целый день, а завтра точно
оборвется: опять уйдет в себя — и никто не знает, что у ней
на уме или
на сердце.
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще ребенком, приходила с твоей мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь крики — знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня сатаны все не умолкает, все глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг
обрывается почти криком: «Конец всему, проклята!» Гретхен падает
на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с последней нотой обморок!
Непривычному человеку покажется, что случилось какое-нибудь бедствие, как будто что-нибудь сломалось,
оборвалось и корабль сейчас пойдет
на дно.
Я думал, не
оборвалась ли снасть или что-нибудь в этом роде, и не трогался с места; но вдруг слышу, многие голоса кричат
на юте: «Ташши, ташши!», а другие: «Нет, стой! не ташши,
оборвется!»
Час, который Привалову пришлось провести с глазу
на глаз с Агриппиной Филипьевной, показался ему бесконечно длинным, и он хотел уже прощаться, когда в передней послышался торопливый звонок. Привалов вздрогнул и слегка смутился: у него точно что
оборвалось внутри… Без сомнения, это была она, это были ее шаги. Антонида Ивановна сделала удивленное лицо, застав Привалова в будуаре maman, лениво протянула ему свою руку и усталым движением опустилась в угол дивана.
Тем не менее когда ступил
на крыльцо дома госпожи Хохлаковой, вдруг почувствовал
на спине своей озноб ужаса: в эту только секунду он сознал вполне и уже математически ясно, что тут ведь последняя уже надежда его, что дальше уже ничего не остается в мире, если тут
оборвется, «разве зарезать и ограбить кого-нибудь из-за трех тысяч, а более ничего…».
Уход Дерсу произвел
на меня тягостное впечатление, словно что-то
оборвалось в груди. Закралось какое-то нехорошее предчувствие; я чего-то боялся, что-то говорило мне, что я больше его не увижу. Я был расстроен
на весь день; работа валилась у меня из рук. Наконец я бросил перо, оделся и вышел.
По следам он узнал все, что произошло у нас в отряде: он видел места наших привалов, видел, что мы долго стояли
на одном месте — именно там, где тропа вдруг сразу
оборвалась, видел, что я посылал людей в разные стороны искать дорогу.
По сторонам высились крутые горы, они
обрывались в долину утесами. Обходить их было нельзя. Это отняло бы у нас много времени и затянуло бы путь лишних дня
на четыре, что при ограниченности наших запасов продовольствия было совершенно нежелательно. Мы с Дерсу решили идти напрямик в надежде, что за утесами будет открытая долина. Вскоре нам пришлось убедиться в противном: впереди опять были скалы, и опять пришлось переходить с одного берега
на другой.
Как произошли осыпи? Кажется, будто здесь были землетрясения и целые утесы распались
на обломки.
На самом деле это работа медленная, вековая и незаметная для глаза. Сначала в каменной породе появляются трещины; они увеличиваются в размерах, сила сцепления уступает силе тяжести, один за другим камни
обрываются, падают, и мало-помалу
на месте прежней скалы получается осыпь. Обломки скатываются вниз до тех пор, пока какое-либо препятствие их не задержит.
Не знаю, чем бы разрешилось всеобщее томленье, если б Яков вдруг не кончил
на высоком, необыкновенно тонком звуке — словно голос у него
оборвался.
но
на этом слове голос ее в самом деле задрожал и
оборвался. «Не выходит — и прекрасно, что не выходит, это не должно выходить — выйдет другое, получше; слушайте, дети мои, наставление матери: не влюбляйтесь и знайте, что вы не должны жениться». Она запела сильным, полным контральто...
Минутами разговор
обрывается; по его лицу, как тучи по морю, пробегают какие-то мысли — ужас ли то перед судьбами, лежащими
на его плечах, перед тем народным помазанием, от которого он уже не может отказаться? Сомнение ли после того, как он видел столько измен, столько падений, столько слабых людей? Искушение ли величия? Последнего не думаю, — его личность давно исчезла в его деле…
Во мне не было и не могло быть той спетости и того единства, как у Фогта. Воспитание его шло так же правильно, как мое — бессистемно; ни семейная связь, ни теоретический рост никогда не
обрывались у него, он продолжал традицию семьи. Отец стоял возле примером и помощником; глядя
на него, он стал заниматься естественными науками. У нас обыкновенно поколение с поколением расчленено; общей, нравственной связи у нас нет.
Не
оборвались ли с неба тяжелые тучи и загромоздили собою землю? ибо и
на них такой же серый цвет, а белая верхушка блестит и искрится при солнце.
Со страхом оборотился он: боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет
оборваться на него! И чудится деду, что из-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос — как мех в кузнице; ноздри — хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит!
Рыцари, разбойники, защитники невинности, прекрасные дамы — все это каким-то вихрем, точно
на шабаше, мчалось в моей голове под грохот уличного движения и
обрывалось бессвязно, странно, загадочно, дразня, распаляя, но не удовлетворяя воображение.
Одни из них были длинными и узкими, другие, наоборот, — короткими и широкими, одни выклинивались и сходили
на нет, другие
обрывались в самом начале или располагались правильными ступенями.
Но они
обрывались, и заяц с своим странным всадником
на спине неслись дальше.
Что хотел сказать Рогожин, конечно, никто не понял, но слова его произвели довольно странное впечатление
на всех: всякого тронула краешком какая-то одна, общая мысль.
На Ипполита же слова эти произвели впечатление ужасное: он так задрожал, что князь протянул было руку, чтобы поддержать его, и он наверно бы вскрикнул, если бы видимо не
оборвался вдруг его голос. Целую минуту он не мог выговорить слова и, тяжело дыша, все смотрел
на Рогожина. Наконец, задыхаясь и с чрезвычайным усилием, выговорил...
Корявая рука Турки, тянувшаяся к налитому стакану, точно
оборвалась. Одно имя следователя нагнало
на него оторопь.
— Да ведь сам-то я разве не понимаю, Петр Елисеич? Тоже, слава богу, достаточно видали всяких людей и свою темноту видим… А как подумаю, точно сердце
оборвется. Ночью просыпаюсь и все думаю… Разве я первый переезжаю с одного места
на другое, а вот поди же ты… Стыдно рассказывать-то!
По лестницам, скользя и
обрываясь, торопливо взбираются
на скалы испуганные люди, и слышатся свистящие удары ремней.
Чугунный гул внезапно
оборвался. Я — весь красный, как болванка
на наковальне под бухающим молотом. Молот молча навис, и ждать — это еще… страш…
Разговаривая с ней за ужином, я вижу, как этот взор беспрестанно косит во все стороны, и в то время, когда, среди самой любезной фразы, голос ее внезапно
обрывается и принимает тоны надорванной струны, я заранее уж знаю, что кто-нибудь из приглашенных взял два куска жаркого вместо одного, или что лакеи
на один из столов, где должно стоять кагорское, ценою не свыше сорока копеек, поставил шато-лафит в рубль серебром.
— И больных довольно. Плотник Мирон уж два года животом валяется. Взвалил себе в ту пору
на плечо бревно, и вдруг у него в нутре
оборвалось.
Каждый новый шаг грозит, что коробка
оборвется и осыплет его преступлениями. Хотя в столичных захолустьях существует множество ворожей, которые
на гуще и
на бобах всякую штуку развести могут, но такой ворожеи, которая наперед угадала бы: пройдет или не пройдет? — еще не народилось. Поэтому Ахбедный старается угадать сам. Работа изнурительная, жестокая. Напуганное воображение говорит без обиняков:"Не пройдет!" — но в сердце в это же время закипает робкая надежда:"А вдруг… пройдет!"
— Всего больше угнетает то, — сказал он, — что надо действовать как будто исподтишка. Казаться веселым, когда чувствуешь в сердце горечь, заискивать у таких личностей, с которыми не хотелось бы даже встречаться, доказывать то, что само по себе ясно как день, следить, как бы не
оборвалась внезапно тонкая нитка,
на которой чуть держится дело преуспеяния, отстаивать каждый отдельный случай, пугаться и затем просить, просить и просить… согласитесь, что это нелегко!
— Сейчас, хозяин, сейчас! Не торопись больно: смелешь, так опять приедешь, — успокаивал его староста, и сейчас это началось с того, что старуха-баба притащила в охапке хомут и узду, потом мальчишка лет пятнадцати привел за челку мышиного цвета лошаденку: оказалось, что она должна была быть коренная. Надев
на нее узду и хомут, он начал, упершись коленками в клещи и побагровев до ушей, натягивать супонь, но
оборвался и полетел навзничь.
Этот офицер так старательно объяснял причины своего замедления и как будто оправдывался в них, что это невольно наводило
на мысль, что он трусит. Это еще стало заметнее, когда он расспрашивал о месте нахождения своего полка и опасно ли там. Он даже побледнел, и голос его
оборвался, когда безрукий офицер, который был в том же полку, сказал ему, что в эти два дня у них одних офицеров 17 человек выбыло.
Она засмеялась, но смех ее внезапно
оборвался — и она осталась неподвижной, как будто ее собственные слова ее самое поразили, а в глазах ее, в обычное время столь веселых и смелых, мелькнуло что-то похожее
на робость, похожее даже
на грусть.
Потом полотно сразу
оборвалось, и я сполз по песку насыпи в ров и как раз наткнулся
на костер, за которым сидела компания и в том числе мой знакомый извозчик Тихон от «Славянского базара», с которым я часто ездил.
Оказалось, что Евпраксеюшка беременна уж пятый месяц: что бабушки-повитушки
на примете покуда еще нет; что Порфирию Владимирычу хотя и было докладывано, но он ничего не сказал, а только сложил руки ладонями внутрь, пошептал губами и посмотрел
на образ, в знак того, что все от Бога и он, царь небесный, сам обо всем промыслит, что, наконец, Евпраксеюшка однажды не остереглась, подняла самовар и в ту же минуту почувствовала, что внутри у нее что-то словно
оборвалось.
На этой фразе мысль неизменно
обрывалась. После обеда лег он, по обыкновению, заснуть, но только измучился, проворочавшись с боку
на бок. Евпраксеюшка пришла домой уж тогда, когда стемнело, и так прокралась в свой угол, что он и не заметил. Приказывал он людям, чтоб непременно его предупредили, когда она воротится, но и люди, словно стакнулись, смолчали. Попробовал он опять толкнуться к ней в комнату, но и
на этот раз нашел дверь запертою.
Но этого не случилось — моя жизнь
на пароходе
оборвалась неожиданно и постыдно для меня. Вечером, когда мы ехали из Казани к Нижнему, буфетчик позвал меня к себе, я вошел, он притворил дверь за мною и сказал Смурому, который угрюмо сидел
на ковровой табуретке...
Но
на этих словах поток красноречия Ахиллы
оборвался, потому что в это время как будто послышался издалека с горы кашель отца протопопа.
— Именно, именно, именно! — крикнул было дядя, но
оборвался и замолчал. Фома мрачно
на него покосился.
Я застал обеих женщин дома. Старуха возилась около ярко пылавшей печи, а Олеся пряла лен, сидя
на очень высокой скамейке; когда я, входя, стукнул дверью, она обернулась, нитка
оборвалась под ее руками, и веретено покатилось по полу.