Неточные совпадения
Уж не снятся мне, Варя, как прежде, райские
деревья да горы; а точно меня кто-то
обнимает так горячо-горячо, и ведет меня куда-то, и я иду за ним, иду…
Был один из тех сказочных вечеров, когда русская зима с покоряющей, вельможной щедростью развертывает все свои холодные красоты. Иней на
деревьях сверкал розоватым хрусталем, снег искрился радужной пылью самоцветов, за лиловыми лысинами речки, оголенной ветром, на лугах лежал пышный парчовый покров, а над ним — синяя тишина, которую, казалось, ничто и никогда не поколеблет. Эта чуткая тишина
обнимала все видимое, как бы ожидая, даже требуя, чтоб сказано было нечто особенно значительное.
Двойник молчал, толкая Самгина плечом в ямы и рытвины дороги, толкая на
деревья, — он так мешал идти, что Клим тоже толкнул его; тогда он свалился под ноги Клима,
обнял их и дико закричал.
Старик поводил усами и хохотал, рассказывая с чисто хохляцким юмором соответствующий случай. Юноши краснели, но в свою очередь не оставались в долгу. «Если они не знают Нечипора и Хведька из такой-то деревни, зато они изучают весь народ в его общих проявлениях; они смотрят с высшей точки зрения, при которой только и возможны выводы и широкие обобщения. Они
обнимают одним взглядом далекие перспективы, тогда как старые и заматерелые в рутине практики из-за
деревьев не видят всего леса».
Княгиня Вера
обняла ствол акации, прижалась к нему и плакала.
Дерево мягко сотрясалось. Налетел легкий ветер и, точно сочувствуя ей, зашелестел листьями. Острее запахли звезды табака… И в это время удивительная музыка, будто бы подчиняясь ее горю, продолжала...
Нужно было уйти из этого леса, и для того были две дороги: одна — назад, — там были сильные и злые враги, другая — вперед, — там стояли великаны-деревья, плотно
обняв друг друга могучими ветвями, опустив узловатые корни глубоко в цепкий ил болота.
Уж не снятся мне, Варя, как прежде, райские
деревья да горы; а точно меня кто-то
обнимает так горячо, горячо и ведет меня куда-то, и я иду за ним, иду…» Она сознала и уловила эти мечты уже довольно поздно; но, разумеется, они преследовали и томили ее задолго прежде, чем она сама могла дать себе отчет в них.
(Отцу). Ну, прощай, батюшка! Спи, господь с тобой! А я теперь дождалась красных дней, я теперь всю ночку на воле просижу с милым дружком под деревцем, потолкую я с ним по душе, как только мне, девушке, хочется. Будем с ним щебетать, как ласточки, до самой ясной зореньки. Птички проснутся, защебечут по-своему, — ну, тогда уж их пора, а мы по домам разойдемся. (
Обнимает Гаврилу, садятся на скамью под
дерево).
Ух! какая свинцовая гора свалилась с моего сердца! Я бросился
обнимать казака, перекрестился, захохотал как сумасшедший, потом заплакал как ребенок, отдал казаку последний мой талер и пустился бегом по валу. В несколько минут я добежал до рощи; между
деревьев блеснули русские штыки: это были мои солдаты, которые, построясь для смены, ожидали меня у самого аванпоста. Весь тот день я чувствовал себя нездоровым, на другой слег в постелю и схлебнул такую горячку, что чуть-чуть не отправился на тот свет.
Я чувствую себя заключенным внутри холодного, масляного пузыря, он тихо скользит по наклонной плоскости, а я влеплен в него, как мошка. Мне кажется, что движение постепенно замирает и близок момент, когда оно совсем остановится, — пароход перестанет ворчать и бить плицами колес по густой воде, все звуки облетят, как листья с
дерева, сотрутся, как надписи мелом, и владычно
обнимет меня неподвижность, тишина.
Сначала я подумал, что это солнце шутит —
обняло его красными лучами и поднимает вверх, в небеса к себе, однако вижу — народ суетится, слышу — огонь свистит,
дерево потрескивает.
Прикосновение к ней точно обожгло его руки и наполнило грудь его неукротимым огнём желания
обнять её до боли крепко. Он терял самообладание, ему хотелось сойти с крыльца и стать под дождь, там, где крупные капли хлестали по
деревьям, как бичи.
Упал! (прости невинность!). Как змея,
Маврушу крепко
обнял он руками,
То холодея, то как жар горя,
Неистово впился в нее устами
И — обезумел… Небо и земля
Слились в туман. Мавруша простонала
И улыбнулась; как волна, вставала
И упадала грудь, и томный взор,
Как над рекой безлучный метеор,
Блуждал вокруг без цели, без предмета,
Боясь всего: людей,
дерев и света…
Смотри, всё ближе с двух сторон
Нас
обнимает лес дремучий;
Глубоким мраком полон он,
Как будто набежали тучи,
Иль меж
деревьев вековых
Нас ночь безвременно застигла,
Лишь солнце сыплет через них
Местами огненные иглы.
И только тут, под темными сводами начинающих зеленеть
деревьев, горбунья крепко
обняла Наташу и горячо расцеловала ее.
— «Вы только можете поверить, с какою любовью
обнял я эту прелестную Дафну [Дафна — нимфа, дочь речного бога; преследуемая Аполлоном, она молила богов о защите и была превращена ими в лавровое
дерево (греч. миф.).
С этими словами Фрица одолела вещая грусть; но вскоре, приняв бодрый вид, он положил крестообразно руки на повалившееся
дерево, припал ухом ко пню и сделался весь слух и внимание. Минут через пятнадцать вынырнула опять из дупла пригоженькая посланница. Щеки ее горели, грудь сильно волновалась; стоя возле нее, можно было считать биение ее сердца. За нею с трудом выполз Немой, пыхтя, как мех; он
обнял дружески Фрица и погрозился пальцем на Розу.
Я пошел к себе в комнату. На столе у меня около книг лежала фуражка Дмитрия Петровича, и это напомнило мне об его дружбе. Я взял трость и вышел в сад. Тут уж подымался туман, и около
деревьев и кустов,
обнимая их, бродили те самые высокие и узкие привидения, которых я видел давеча на реке. Как жаль, что я не мог с ними говорить!
Пизонский раскладывал все это с чувством, весьма близким к некоторому блаженству: все это было в его глазах так хорошо, так богато и нарядно, что он не мог не радоваться. И тихий вечер нес спокойствие в детскую душу старца, и длинные тени насажденных его рукою
деревьев обнимали и ласкали его, и все ему казалось счастливым, и все как будто с ним ликовало и радовалось.