Неточные совпадения
В другой раз, где-то в поясах сплошного лета, при безветрии, мы прохаживались с
отцом Аввакумом все по тем же шканцам. Вдруг ему вздумалось взобраться по трехступенной лесенке
на площадку, с которой обыкновенно, стоя, командует вахтенный офицер.
Отец Аввакум обозрел море и потом,
обернувшись спиной к нему, вдруг… сел
на эту самую площадку «отдохнуть», как он говаривал.
— Поган есмь, а не свят. В кресла не сяду и не восхощу себе аки идолу поклонения! — загремел
отец Ферапонт. — Ныне людие веру святую губят. Покойник, святой-то ваш, —
обернулся он к толпе, указывая перстом
на гроб, — чертей отвергал. Пурганцу от чертей давал. Вот они и развелись у вас, как пауки по углам. А днесь и сам провонял. В сем указание Господне великое видим.
— То-то и есть, что в уме… и в подлом уме, в таком же, как и вы, как и все эти… р-рожи! —
обернулся он вдруг
на публику. — Убили
отца, а притворяются, что испугались, — проскрежетал он с яростным презрением. — Друг пред другом кривляются. Лгуны! Все желают смерти
отца. Один гад съедает другую гадину… Не будь отцеубийства — все бы они рассердились и разошлись злые… Зрелищ! «Хлеба и зрелищ!» Впрочем, ведь и я хорош! Есть у вас вода или нет, дайте напиться, Христа ради! — схватил он вдруг себя за голову.
Мы остановились, сошли с роспусков, подошли близко к жнецам и жницам, и
отец мой сказал каким-то добрым голосом: «Бог
на помощь!» Вдруг все оставили работу,
обернулись к нам лицом, низко поклонились, а некоторые крестьяне, постарше, поздоровались с
отцом и со мной.
— Ну, что, зуда, что, что? — частил,
обернувшись к нему,
отец Захария, между тем как прочие гости еще рассматривали затейливую работу резчика
на иерейских посохах. — Литеры? А? литеры, баран ты этакой кучерявый? Где же здесь литеры?
Очутившись в нескольких шагах от
отца, он не выдержал и опять-таки
обернулся назад; но
на этот раз глаза молодого парня не встретили уже знакомых мест: все исчезло за горою, темный хребет которой упирался в тусклое, серое без просвета небо…
— Вербуйте меня. Вы читали Бальзака? — спросила она вдруг,
обернувшись. — Читали? Его роман «Père Goriot» [«
Отец Горио» (франц.).] кончается тем, что герой глядит с вершины холма
на Париж и грозит этому городу: «Теперь мы разделаемся!» — и после этого начинает новую жизнь. Так и я, когда из вагона взгляну в последний раз
на Петербург, то скажу ему: «Теперь мы разделаемся!»
Артамонов остановился,
обернулся; Илья, протянув руку, указывал книгой
на кресты в сером небе. Песок захрустел под ногами
отца, Артамонов вспомнил, что за несколько минут пред этим он уже слышал что-то обидное о фабрике и кладбище. Ему хотелось скрыть свою обмолвку, нужно, чтоб сын забыл о ней, и, по-медвежьи, быстро идя
на него, размахивая палкой, стремясь испугать, Артамонов старший крикнул...
Он
обернулся к ней.
На губах ее играла усмешка, незнакомая ему, и вся она — круглая, мягкая и свежая, как всегда, в то же время была какая-то новая, чужая. Она переводила свои зеленоватые глаза с
отца на сына и грызла арбузные семечки белыми мелкими зубами. Яков тоже с улыбкой рассматривал их, и несколько неприятных Василию секунд все трое молчали.
Отец мой не слышит. Он всматривается в движения толпы и провожает глазами каждого прохожего… По его глазам я вижу, что он хочет сказать что-то прохожим, но роковое слово тяжелой гирей висит
на его дрожащих губах и никак не может сорваться. За одним прохожим он даже шагнул и тронул его за рукав, но когда тот
обернулся, он сказал «виноват», сконфузился и попятился назад.
Отец Илиодор, рассматривавший во все это время висящую
на стене картину,
обернулся и тоже сел, готовясь в каждую секунду подоспеть с своим ответом.
Когда же я
обернулся, то увидел следующее: в пространстве между распятием и моим портретом,
на некотором расстоянии от пола, не превышающем, впрочем, четверти аршина, как бы висящим в воздухе, явился труп моего
отца.
— Ах, ваше преосвященство!.. Да разумеется все так самое лучшее, как вы говорите!.. — А потом
обернулась к
отцу и ему сказала: — А вы, душко мое, свое нравоученье оставьте, ибо писано же, что «и имущие жены пусть живут как неимущие»… Кто же что-нибудь может против того и сказать, что як звезды
на перси вам ниспадают, то это так им и слiд ниспадать и по закону и по писанию. А вы моего мужа не слухайте, а успокойте меня, в чем я вас духовно просить имею о господе!
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик-запевало
обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То-то, братцы, будет слава нам с Каменскиим
отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что
на место «Каменскиим
отцом» вставляли слова: «Кутузовым
отцом».