Неточные совпадения
—
Ночью будет дождь, — сообщил доктор, посмотрев на Варвару одним глазом, прищурив другой, и
пообещал: — Дождь и прикончит его.
В душе Нехлюдова в этот последний проведенный у тетушек день, когда свежо было воспоминание
ночи, поднимались и боролись между собой два чувства: одно — жгучие, чувственные воспоминания животной любви, хотя и далеко не давшей того, что она
обещала, и некоторого самодовольства достигнутой цели; другое — сознание того, что им сделано что-то очень дурное, и что это дурное нужно поправить, и поправить не для нее, а для себя.
Через несколько минут мы сидели у огня, ели рыбу и пили чай. За этот день я так устал, что едва мог сделать в дневнике необходимые записи. Я просил удэгейцев не гасить
ночью огня. Они
обещали по очереди не спать и тотчас принялись колоть дрова.
Я
пообещал ничего не писать об этом происшествии и, конечно, ничего не рассказал приставу о том, что видел
ночью, но тогда же решил заняться исследованием Грачевки, так похожей на Хитровку, Арженовку, Хапиловку и другие трущобы, которые я не раз посещал.
Около часа
ночи Ноздрин стал просить разрешения на отдых,
обещая нас догнать очень скоро.
— Было и это… — сумрачно ответил Матюшка, а потом рассмеялся. — Моя-то Оксюха ведь учуяла, что я около Марьи обихаживаю, и тоже на дыбы. Да ведь какую прыть оказала: чуть-чуть не зашибла меня. Вот как расстервенилась, окаянная!.. Ну, я ее поучил малым делом, а она ночью-то на Богоданку как стрелит, да прямо к Семенычу… Тот на дыбы, Марью сейчас избил, а меня
пообещал застрелить, как только я нос покажу на Богоданку.
Воротясь с фабрики, она провела весь день у Марьи, помогая ей в работе и слушая ее болтовню, а поздно вечером пришла к себе в дом, где было пусто, холодно и неуютно. Она долго совалась из угла в угол, не находя себе места, не зная, что делать. И ее беспокоило, что вот уже скоро
ночь, а Егор Иванович не несет литературу, как он
обещал.
Так и не сказал Прошка, где был, а не сказал потому, что
ночь он был у своего дружка, у Параши, и
обещал не выдавать ее, и не выдал.
Утро, наступившее после
ночи, заключившей день Мефодия Песношского,
обещало день погожий и тихий.
Согласился, а потом раздумье взяло. А ну как поймают? Неловко, все же чиновник. Он решил переложить это дело на других. Затратив четвертак на подкуп двух подростков-сорванцов, он
обещал им еще по пятиалтынному, если они устроят это, — и в одну темную
ночь дело было сделано.
— Не хотите? — взвизгнула Анфиса Петровна, задыхаясь от злости. — Не хотите? Приехали, да и не хотите? В таком случае как же вы смели обманывать нас? В таком случае как же вы смели
обещать ему, бежали с ним
ночью, сами навязывались, ввели нас в недоумение, в расходы? Мой сын, может быть, благородную партию потерял из-за вас! Он, может быть, десятки тысяч приданого потерял из-за вас!.. Нет-с! Вы заплатите, вы должны теперь заплатить; мы доказательства имеем; вы
ночью бежали…
Разве ты не можешь, — продолжал он, обращаясь к Фалалею, — разве ты не можешь видеть во сне что-нибудь изящное, нежное, облагороженное, какую-нибудь сцену из хорошего общества, например, хоть господ, играющих в карты, или дам, прогуливающихся в прекрасном саду?» Фалалей
обещал непременно увидеть в следующую
ночь господ или дам, гуляющих в прекрасном саду.
Она знала за сутки, что должна умереть, и поспешила примириться с своею совестью: вдруг
ночью разбудили Сонечку и позвали к мачехе; Александра Петровна при свидетелях покаялась в своих винах перед падчерицей, просила у нее прощенья и заклинала именем божиим не оставить ее детей; падчерица простила,
обещала не оставить их и сдержала обещанье.
За два дни до обеда начались репетиции и приготовления Вавы; мать наряжала ее с утра до
ночи, хотела даже заставить ее явиться в каком-то красном бархатном платье, потому что оно будто бы было ей к лицу, но уступила совету своей кузины, ездившей запросто к губернаторше и которая думала, что она знает все моды, потому что губернаторша
обещала ее взять на будущее лето с собой в Карлсбад.
— До
ночи не закопаешь! Оголодал, есть хочется. Внучка надула,
обещала обед принести.
Ночью сквозь сон ей слышалось, что княгиня как будто дурно говорила о ее матери с своею старой горничной; будто упрекала ее в чем-то против Михайлиньки, сердилась и
обещала немедленно велеть рассчитать молодого, белокурого швейцарца Траппа, управлявшего в селе заведенной князем ковровой фабрикой.
Ночью он сам потихоньку выпроводил сына за город с проезжими офицерами, которые
обещали записать молодого человека в полк, и потом, возвратясь к жене, открыл ей истину, горькую для ее материнского сердца.
Нашлись добрые и смелые люди, понимавшие материнское сердце, которые
обещали ей, что если дождь в
ночь уймется и к утру хоть крошечку подмерзнет, то они берутся благополучно доставить ее на ту сторону и возьмут то, что она пожалует им за труды.
В безветрии начавшийся, крепко стоял погожий день,
обещая ясный вечер и звездную, с морозцем,
ночь.
— Хорошо, я скажу… Но сначала
обещай мне не приходить этой
ночью… Также не приходи и в следующую
ночь… и в следующую за той… Царь мой! Заклинаю тебя сернами и полевыми ланями, не тревожь свою возлюбленную, пока она не захочет!
Ночи мы проводили покойно, то есть со стороны брата Петруся не было ни трубления в рога и никакого шума, как он и
обещал; но все же не пришел познакомиться с своею любезнейшею невесткою, как долг от него требовал, по респекту к прекрасному полу. Правда, ведь он не был в Санкт-Петербурге, как, например, хоть бы и я.
Доктор приехал только к вечеру. Осмотрев больную, он с первого слова всех напугал, заметив, что напрасно его не призвали раньше. Когда ему объявили, что больная заболела всего только вчера вечером, он сначала не поверил. «Все зависит от того, как пройдет эта
ночь», — решил он наконец и, сделав свои распоряжения, уехал,
обещав прибыть завтра как можно раньше. Вельчанинов хотел было непременно остаться ночевать; но Клавдия Петровна сама упросила его еще раз «попробовать привезти сюда этого изверга».
— Мы из деревни выедем совсем не в ту сторону, куда нужно, — шепотом сообщил мне Флегонт Флегонтович, тревожно потирая руки. — А вы слышали, что Спирька сегодня
ночью чуть не убежал у нас? Да, да… Ну, я с ним распорядился по-своему и
пообещал посадить на цепь, как собаку, если он вздумает еще морочить меня. А все-таки сердце у меня не на месте… Всю
ночь сегодня грезился проклятый заяц, который нам тогда перебежал дорогу, — так и прыгает, бестия, под самым носом.
Результаты «золотой
ночи» окончательно выяснились только осенью, когда были утверждены произведенные заявки. Собственно, по реке Причинке самые лучшие куски остались спорными, а остальное было разобрано Агашковым, Кривополовым, Куном и прочей прожорливой и добычливой братией… Флегонт Флегонтович остался на бобах и теперь мечтает о каком-то заветном местечке на реке Чусовой, которое ему
обещал предоставить самый наивернейший человечек.
Из глубин небесных тихо спускались звёзды и, замирая высоко над землёю, радостно
обещали на завтра ясный день. Со дна котловины бесшумно вставала летняя
ночь, в ласковом её тепле незаметно таяли рощи, деревни, цветные пятна полей и угасал серебристо-синий блеск реки.
— Конечно, и мне попало, — откровенно сознавался он доктору Шевыреву. — Один, это, здоровенный черт взял бревно и сейчас, это, мне под ноги, а потом навалился на меня и давай душить. Ну, я ему сейчас, это, и показал, где раки зимуют!
Обещали нынче опять прийти. Если
ночью шум услышите, так не пугайтесь, а посмотреть приходите: интересно!
После обеда Вася
обещал заснуть, чтоб просидеть всю
ночь.
Одиночное заключение сильно повлияло на медвежье здоровье Урбенина: он пожелтел и убавился в весе чуть ли не наполовину. Я
обещал ему приказать сторожам пускать его гулять по коридору днем и даже
ночью.
Около солнца и над ним не было ни одного облачка; последнее обстоятельство
обещало прекрасную
ночь.
В ту
ночь Я
обещал Фоме Магнусу, что не убью себя.
— Вчера
ночью ко мне приходил Дато; он
обещал еще раз зайти за мною. Мы пойдем туда, где люди ходят в белых прозрачных платьях, от которых исходит яркий свет. И мне дадут такую же одежду, если я буду щедрым и добрым… Иной одежды мне не нужно…
А когда солнце,
обещая долгий, непобедимый зной, стало припекать землю, всё живое, что
ночью двигалось и издавало звуки, погрузилось в полусон. Старик и Санька со своими герлыгами стояли у противоположных краев отары, стояли не шевелясь, как факиры на молитве, и сосредоточенно думали. Они уже не замечали друг друга, и каждый из них жил своей собственной жизнью. Овцы тоже думали…
Вчера от скуки всю
ночь дулись с французом в банк на мелок. Я проиграл ему миллион сто тысяч. Угости, говорит, новой водкой «Бисмарк», тогда и долг похерю.
Обещал.