В эту минуту он, вероятно, всадил бы себе в бок нож с стоическим спокойствием Катона или разбил бы себе голову об угол мрачной амбразуры входа; но гром цепей,
ночная лампа и неподвижный часовой довершают пробуждение, и завтрашний мертвец тяжело опускается, иногда стонет и снова забывается.
Бьет два часа… Свет маленькой
ночной лампы скудно пробивается сквозь голубой абажур. Лизочка лежит в постели. Ее белый кружевной чепчик резко вырисовывается на темном фоне красной подушки. На ее бледном лице и круглых, сдобных плечах лежат узорчатые тени от абажура. У ног сидит Василий Степанович, ее муж. Бедняга счастлив, что его жена наконец дома, и в то же время страшно напуган ее болезнью.
Но, подойдя к двери спальной, он отшатнулся: огонь
ночной лампы освещал лицо матери и голую руку, рука обнимала волосатую шею Варавки, его растрепанная голова прижималась к плечу матери. Мать лежала вверх лицом, приоткрыв рот, и, должно быть, крепко спала; Варавка влажно всхрапывал и почему-то казался меньше, чем он был днем. Во всем этом было нечто стыдное, смущающее, но и трогательное.
Неточные совпадения
Лампа еще долго горела в комнате Анны Сергеевны, и долго она оставалась неподвижною, лишь изредка проводя пальцами по своим рукам, которые слегка покусывал
ночной холод.
Варвара возвратилась около полуночи. Услышав ее звонок, Самгин поспешно зажег
лампу, сел к столу и разбросал бумаги так, чтоб видно было: он давно работает. Он сделал это потому, что не хотел говорить с женою о пустяках. Но через десяток минут она пришла в
ночных туфлях, в рубашке до пят, погладила влажной и холодной ладонью его щеку, шею.
За столом, пред
лампой, сидела Спивак в
ночном капоте, редактируя написанный Климом листок «Чего хотят союзники?» Широкие рукава капота мешали ей, она забрасывала их на плечи, говоря вполголоса...
Поднялась суматоха. Все в комнате завертелось клубком, застонало, засмеялось, затопало. Запрыгали вверх, коптя, огненные язычки
ламп. Прохладный
ночной воздух ворвался из окон и трепетно дохнул на лица. Голоса штатских, уже на дворе, кричали с бессильным и злым испугом, жалобно, громко и слезливо...
Ночной холод ворвался в комнату и облетел её кругом, задувая огонь в
лампе. По стенам метнулись тени. Женщина взмахнула головой, закидывая волосы за плечи, выпрямилась, посмотрела на Евсея огромными глазами и с недоумением проговорила...
Письмо на бланке лежало на
ночном столике в круге света от
лампы, и рядом стояла спутница раздражительной бессонницы, с щетиной окурков, пепельница. Я ворочался на скомканной простыне, и досада рождалась в душе. Письмо начало раздражать.
В пекарне стало тихо. Коптила
лампа, изредка потрескивала заслонка печи, и корки испеченного хлеба на полках тоже трещали. На улице, против наших окон, разговаривали
ночные сторожа. И еще какой-то странный звук порой доходил до слуха с улицы — не то где-то скрипела вывеска, не то кто-то стонал.
За дверью, среди тьмы, выставлялась, слегка качаясь, зеленая ветка акации, освещенная
лампой; изредка вливалась в комнату струя
ночного воздуха.
Он зажег
лампу, вытер запачканные руки о полы пальто и пошел куда-то в угол, с трудом двигая тяжелые ноги, в
ночном белье и больших войлочных туфлях.
А позднее вечером, перед ночью, когда надзирательницы и начальница уходили, чтобы пользоваться коротким
ночным покоем, уезжал и уставший за день доктор, а сиделка-служанка дремала в кресле, прикрутив свет в лампе-ночнике, маленькая, горбатая фигурка калеки Елены Дмитриевны проскальзывала в приютский лазарет, склонялась над пылавшим личиком и, молитвенно сложив руки, шептала пересохшими от волнения губами...
С этим генеральша торопливо переменила за ширмой платье на блузу и, распустив по спине свои тучные косы, зажгла
лампу. Установив огонь на столе, она достала бумагу и начала писать среди нерушимого
ночного молчания.
В открытое окно дышала теплая и мягкая ночь, и где-то далеко, подчеркивая тишину комнаты, гармонично стрекотали кузнечики. Около
лампы бесшумно метались налетевшие в окно
ночные бабочки, падали и снова кривыми болезненными движениями устремлялись к огню, то пропадая во тьме, то белея, как хлопья кружащегося снега. Умерла попадья.
В это время в той камере, где был больной старик, среди темноты, чуть освещаемой коптящей
лампой, среди сонных
ночных звуков дыханья, ворчанья, кряхтенья, храпа, кашля, происходило величайшее в мире дело.