Неточные совпадения
— Нам придется здесь
ночевать, — сказал он с досадою, —
в такую метель через
горы не переедешь. Что? были ль обвалы на Крестовой? — спросил он извозчика.
Он простился с ней и так погнал лошадей с крутой
горы, что чуть сам не сорвался с обрыва. По временам он, по привычке, хватался за бич, но вместо его под руку попадали ему обломки
в кармане; он разбросал их по дороге. Однако он опоздал переправиться за Волгу,
ночевал у приятеля
в городе и уехал к себе рано утром.
Джукджур отстоит
в восьми верстах от станции, где мы
ночевали. Вскоре по сторонам пошли
горы, одна другой круче, серее и недоступнее. Это как будто искусственно насыпанные пирамидальные кучи камней. По виду ни на одну нельзя влезть. Одни сероватые, другие зеленоватые, все вообще неприветливые, гордо поднимающие плечи
в небо, не удостоивающие взглянуть вниз, а только сбрасывающие с себя каменья.
Шли мы теперь без проводника, по приметам, которые нам сообщил солон.
Горы и речки так походили друг на друга, что можно было легко ошибиться и пойти не по той дороге. Это больше всего меня беспокоило. Дерсу, наоборот, относился ко всему равнодушно. Он так привык к лесу, что другой обстановки, видимо, не мог себе представить. Для него было совершенно безразлично, где
ночевать — тут или
в ином месте…
— «Да что за вздор!» — «У нас и так
в запрошлом году мельница
сгорела: прасолы
переночевали, да, знать, как-нибудь и подожгли».
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там
ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал
в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя одеяло. Был вечер. На небе
горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя костра и разносил искры по полю. По другую сторону огня спал Дерсу.
Моя тропа заворачивала все больше к югу. Я перешел еще через один ручей и опять стал подыматься
в гору.
В одном месте я нашел чей-то бивак. Осмотрев его внимательно, я убедился, что люди здесь
ночевали давно и что это, по всей вероятности, были охотники.
К утру я немного прозяб. Проснувшись, я увидел, что костер прогорел. Небо еще было серое; кое-где
в горах лежал туман. Я разбудил казака. Мы пошли разыскивать свой бивак. Тропа, на которой мы
ночевали, пошла куда-то
в сторону, и потому пришлось ее бросить. За речкой мы нашли другую тропу. Она привела нас к табору.
Незрячие глаза расширялись, ширилась грудь, слух еще обострялся: он узнавал своих спутников, добродушного Кандыбу и желчного Кузьму, долго брел за скрипучими возами чумаков,
ночевал в степи у огней, слушал гомон ярмарок и базаров, узнавал
горе, слепое и зрячее, от которого не раз больно сжималось его сердце…
Ночевали в Коровине, а на другой день, около полден, увидели с
горы Багрово.
Переночевав, кому и как бог привел, путники мои, едва только появилось солнце, отправились
в обратный путь. День опять был ясный и теплый. Верстах
в двадцати от города доктор, увидав из окна кареты стоявшую на
горе и весьма недалеко от большой дороги помещичью усадьбу, попросил кучера, чтобы тот остановился, и затем, выскочив из кареты, подбежал к бричке Егора Егорыча...
Мать моя принуждена была
ночевать в Мурзихе; боясь каждой минуты промедления, она сама ходила из дома
в дом по деревне и умоляла добрых людей помочь ей, рассказывала свое
горе и предлагала
в вознаграждение все, что имела.
Наши купцы тоже здесь
переночевали и утром при восхождении на
гору «растерялись», то есть потеряли своего исцеленного родственника Фотея. Говорили, будто с вечера они «добре его угостили из фляги», а утром не разбудили и съехали, но нашлись другие добрые люди, которые поправили эту растерянность и, прихватив Фотея с собою, привезли его
в Орел.
— Этот самый старичок, с узелком-то, генерала Жукова дворовый… У нашего генерала, царство небесное,
в поварах был. Приходит вечером: «Пусти, говорит,
ночевать…» Ну, выпили по стаканчику, известно… Баба заходилась около самовара, — старичка чаем попоить, да не
в добрый час заставила самовар
в сенях, огонь из трубы, значит, прямо
в крышу,
в солому, оно и того. Чуть сами не
сгорели. И шапка у старика
сгорела, грех такой.
Проехав по мосту и взобравшись
в гору по дорожке, обсаженной липами, Иосаф не осмелился подъехать прямо к дому, а велел своему извозчику сходить
в который-нибудь флигель и сказать людям, что запоздал проезжий губернский чиновник из Приказа, Ферапонтов, и просит, что не примут ли его
ночевать.
— Заходи
в избу, чего здесь-то стоять… Вишь, горе-то, лошадей у меня нету… Третьегоднись
в город с кладью парнишку услал. Как теперь будешь?..
Ночуй.
В избушке, где я
ночевал, на столе
горела еще простая керосиновая лампочка, примешивая к сумеркам комнаты свой убогий желтоватый свет. Комната была довольно чистая, деревянные перегородки, отделявшие спальню, были оклеены газетной бумагой.
В переднем углу, около божницы, густо пестрели картинки из иллюстраций, — главным образом портреты генералов. Один из них был Муравьев-Амурский, большой и
в регалиях, а рядом еще вчера я разглядел два небольших, скромных портрета декабристов.
Прежде ночь
переночевать места не было, а теперь, что называется, не грело, не
горело, а вдруг осветило: все
в родню лезут, на житье к себе манят.
Ну и город Москва, я вам доложу. Квартир нету. Нету,
горе мое! Жене дал телеграмму — пущай пока повременит, не выезжает. У Карабуева три ночи
ночевал в ванне. Удобно, только капает. И две ночи у Щуевского на газовой плите. Говорили
в Елабуге у нас — удобная штука, какой черт! — винтики какие-то впиваются, и кухарка недовольна.
Пришел откуда-то «незнамый человек»;
переночевав у мужичка, он послушал рассказов о горе-злосчастии от бездождия и сказал, что он это дело знает, — что
в этой беде попы не помогут, а надо выйти
в поле с зажженной свечой, сделанной из сала опившегося человека, «схороненного на распутье дорог, без креста и без пастыря».
— А мы ехали… долго… ехали… все
горами…
горами… останавливались только у духанов, [Духан — кабачок, харчевня.] а
ночевали в аулах… — рассказывала она, поминутно пересыпая свою речь веселым, детски-беспечным смехом.
— Поздно, атаман, лучше заночевать на косе, а то
в Серебрянку входить ночью не рука… Начнутся сейчас
горы, придется опять
в челнах
ночевать, а уж которую ночь так
ночуем! Надо дать людям расправить ноги и руки, — посоветовал Миняй.
Вообще маленькая княгиня жила
в Лысых
Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла ее чувствовать. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись
в Лысых
Горах, особенно полюбила m-lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее
ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.