Неточные совпадения
Был он ниже среднего роста, очень худенький, в блузе цвета осенних туч и похожей на блузу Льва Толстого; он обладал лицом подростка, у которого преждевременно
вырос седоватый клинушек бороды; его черненькие глазки неприятно всасывали Клима, лицо украшал остренький
нос и почти безгубый ротик, прикрытый белой щетиной негустых усов.
Не нравился
нос, прямой и сухонький, он был недостаточно велик, губы — тонки, подбородок — излишне остр, усы
росли двумя светлыми кустиками только на углах губ.
На скуластом лице его, обрызганном веснушками, некрасиво торчал тупой
нос, нервно раздувались широкие ноздри, на верхней губе туго
росли реденькие, татарские усы.
Опекуну она не давала сунуть
носа в ее дела и, не признавая никаких документов, бумаг, записей и актов, поддерживала порядок, бывший при последних владельцах, и отзывалась в ответ на письма опекуна, что все акты, записи и документы записаны у ней на совести, и она отдаст отчет внуку, когда он
вырастет, а до тех пор, по словесному завещанию отца и матери его, она полная хозяйка.
«Красота — сама сила: зачем ей другая, непрочная сила — ложь!» — «Однако!» — потом с унынием думал он, добираясь до правды: отчего вдруг тут же, под
носом,
выросло у него это «однако»?
— Мой
нос для двух
рос, — одному достался. А равным образом и от пьянства.
— Гаршнеп вдвое меньше бекаса; складом,
носом, ногами и пестрым брюшком совершенно сходен с дупелем, а перьями — и с бекасом и с дупелем; только пестрины у него на спине несколько темнее и красноватее, имеют сизо-зеленоватый, как будто металлический отлив; кожа на шее толста и мясиста, очевидно для того, чтоб могли
расти из нее длинные перышки и косички.
Хотя дух от целой тетеревиной выводки весьма силен и даже тупая собака горячо ищет по ее следам, но знойное время года много ей мешает: по ранним утрам и поздним вечерам сильная
роса заливает чутье, а в продолжение дня жар и духота скоро утомляют собаку, и притом пыль от иных отцветших цветков и засохших листьев бросается ей в
нос и также отбивает чутье, а потому нужна собака нестомчивая, с чутьем тонким и верхним, Не имеющая же этих качеств, разбирая бесчисленные и перепутанные нити следов, сейчас загорится и отупеет, ибо тетеревята бегают невероятно много.
А когда бархатная поверхность этого луга мало-помалу серела, клочилась и
росла, деревня вовсе исчезала, и только длинные журавли ее колодцев медленно и важно, как бы по собственному произволу, то поднимали, то опускали свои шеи, точно и в самом деле были настоящие журавли, живые, вольные птицы божьи, которых не гнет за
нос к земле веревка, привязанная человеком.
— Когда я
вырасту большая, я откушу вам
нос, Раиса Павловна!
Простой, обыкновенный человек, даже еще и с титулом графа, человек, у которого две руки, две ноги, два глаза, два уха и один
нос, человек, который, как и все мы, ест, пьет, дышит, сморкается и спит… и вдруг он самыми простыми словами, без малейшего труда и напряжения, без всяких следов выдумки взял и спокойно рассказал о том, что видел, и у него
выросла несравненная, недосягаемая, прелестная и совершенно простая повесть.
— Да пошел раз в горы, с камней лыки драть, вижу, дуб
растет, в дупле жареные цыплята пищат. Я влез в дупло, съел цыплят, потолстел, вылезти не могу! Как тут быть? Сбегал домой за топором, обтесал дупло, да и вылез; только тесамши-то, видно, щепками глаза засорил; с тех пор ничего не вижу: иной раз щи хлебаю, ложку в ухо сую; чешется
нос, а я скребу спину!
Но все-таки я чувствовал себя плохо: мне все мерещился гроб с воробьем, серые, скрюченные лапки и жалобно торчавший вверх восковой его
нос, а вокруг — неустанное мелькание разноцветных искр, как будто хочет вспыхнуть радуга — и не может. Гроб расширялся, когти птицы
росли, тянулись вверх и дрожали, оживая.
Она поднималась,
вырастала над столом, почти касаясь самовара высокою грудью, и пела, немножко в
нос...
Тут каждая мелочь напоминала ему о прошлом, когда его секли и держали на постной пище; он знал, что и теперь мальчиков секут и до крови разбивают им
носы, и что когда эти мальчики
вырастут, то сами тоже будут бить.
И волосы — как сухая омела, что
вырастает на деревьях, и борода тоже, а
нос — как здоровенный сук, а морда корявая, точно поросла лишаями.
Ну, само собой, если вот прямо, так перед
носом твоим из земли
вырастет, так испу…
На его костлявом лице уныло торчал птичий
нос, пугливо мигали круглые, бесцветные глаза, редкие жёлтые волосы
росли вихрами.
А фигура все
растет и все ближе тянется к нему руками. Он закрыл глаза, но и сквозь закрытые веки он еще яснее видит и землистые руки, и, как у кошки, блестящие, где-то вверху, зеленые глаза, и большой, крючковатый
нос жида…
Вошел человек лет тридцати пяти, высокого роста, несколько сутуловатый, курчавый, смуглый, с лицом неправильным, но выразительным и умным, с жидким блеском в быстрых темно-синих глазах, с прямым широким
носом и красиво очерченными губами. Платье на нем было не ново и узко, словно он из него
вырос.
Старайтесь найпаче
На господа бога во всем потрафлять
У нас был Вавило, жил всех побогаче,
Дa вздумал однажды на Бога роптать, —
С тех пор захудал, разорился Вавило,
Нет меду со пчел, урожаю с земли,
И только в одном ему счастие было,
Что волосы из
носу шибко
росли…»
Рабочий расставит, разложит снаряды —
Рубанки, подпилки, долота, ножи:
«Гляди, чертенята!» А дети и рады,
Как пилишь, как лудишь — им все покажи.
На клоке марли на столе лежал шприц и несколько ампул с желтым маслом. Плач конторщика донесся из-за двери, дверь прикрыли, фигура женщины в белом
выросла у меня за плечами. В спальне был полумрак, лампу сбоку завесили зеленым клоком. В зеленоватой тени лежало на подушке лицо бумажного цвета. Светлые волосы прядями обвисли и разметались.
Нос заострился, и ноздри были забиты розоватой от крови ватой.
— Сердечная сумка, надо полагать, задета, — шепнула Марья Власьевна, цепко взялась за край стола и стала всматриваться в бескровные веки раненого (глаза его были закрыты). Тени серо-фиолетовые, как тени заката, все ярче стали зацветать в углублениях у крыльев
носа, и мелкий, точно ртутный, пот
росой выступал на тенях.
Раздается удар гонга, за занавесом стихает зал. Начинается веселая таинственная музыка. Мольер под нее захрапел. С шорохом упал громадный занавес. Чувствуется, что театр переполнен. В крайней золоченой ложе громоздятся какие-то смутные лица. В музыке громовой удар литавр, и из полу
вырастает Лагранж с невероятным
носом, в черном колпаке, заглядывает Мольеру в лицо.
И Веретьев громко свистнул. Заяц тотчас присел, повел ушами, поджал передние лапки, выпрямился, пожевал, пожевал, понюхал воздух и опять пожевал. Веретьев проворно сел на корточки, наподобие зайца, и стал водить
носом, нюхать и жевать, как он. Заяц провел раза два лапками по мордочке, встряхнулся — они, должно быть, были мокры от
росы, — уставил уши и покатил дальше. Веретьев потер себя руками по щекам и также встряхнулся… Марья Павловна не выдержала и засмеялась.
Посреди села находился небольшой пруд, вечно покрытый гусиным пухом, с грязными, изрытыми берегами; во ста шагах от пруда, на другой стороне дороги, высился господский деревянный дом, давно пустой и печально подавшийся набок; за домом тянулся заброшенный сад; в саду
росли старые, бесплодные яблони, высокие березы, усеянные вороньими гнездами; на конце главной аллеи, в маленьком домишке (бывшей господской бане) жил дряхлый дворецкий и, покрёхтывая да покашливая, каждое утро, по старой привычке, тащился через сад в барские покои, хотя в них нечего было стеречь, кроме дюжины белых кресел, обитых полинялым штофом, двух пузатых комодов на кривых ножках, с медными ручками, четырех дырявых картин и одного черного арапа из алебастра с отбитым
носом.
Поравнявшись с подъездом двухэтажного дома, наш караван остановился, и тотчас же рядом со мной
выросла фигура мужика. Он был в большом полушубке, с головой, закутанной в башлык. Из-под башлыка торчал конец
носа, заиндевевшие брови и белые усы. В одной руке у него была большая дубина, в другой трещотка, из чего мы заключили, что это ночной караульщик.
Небольшого роста, тщедушный солдатик, со вздернутым, настоящим русским
носом и веснушчатым лицом,
вырос перед ним, словно из-под земли.
Желтухин. Ну да, точно я слепой! Борода
растет отсюда из шеи, не так, как у людей… Усы какие-то, черт их знает…
нос…
Но всего замечательнее было лицо старика: совершенно оголенный череп, украшенный бахромой рыжевато-седых волос, такие же волосы
росли перьями, образуя род усов под крючковатым
носом и на приближавшемся к последнему загнутом кверху подбородке, производя впечатление выщипанной бороды. Несколько считаемых единицами желтых зубов выглядывало из-под тонких губ при разговоре и улыбке или гримасе, которая исправляла ее должность.
Громадное впечатление
росло и
росло, заволокло собой сознание и обратилось в сладкий сон. Иловайская спала, но видела лампадку и толстый
нос, по которому прыгал красный свет.
Глядь-поглядь,
вырос перед королевой дымный старичок, личность паутиной обросла, вроде полкового капельмейстера. Глазки с бело-голубым мерцанием, ножки щуплые в валенках пестрых, ростом как левофланговый в шестнадцатой роте — еле
носом до стола дотягивает.