Неточные совпадения
Самгин осторожно оглянулся. Сзади его стоял широкоплечий, высокий человек с большим, голым черепом и круглым лицом без бороды, без усов. Лицо масляно лоснилось и надуто, как у больного водянкой, маленькие глаза светились где-то посредине его, слишком близко к
ноздрям широкого носа, а рот был большой и без губ, как будто прорезан ножом. Показывая
белые, плотные зубы, он глухо трубил над головой Самгина...
Его впалые щеки, большие, беспокойные серые глаза, прямой нос с тонкими, подвижными
ноздрями,
белый покатый лоб с закинутыми назад светло-русыми кудрями, крупные, но красивые, выразительные губы — все его лицо изобличало человека впечатлительного и страстного.
Белый пар шел из лошадиных
ноздрей и от лошадиных спин, и сквозь него знакомый газовый фонарь на той стороне Знаменки расплывался в мутный радужный круг.
На ней было черное креповое платье с едва заметными золотыми украшениями; ее плечи
белели матовою белизной, а лицо, тоже бледное под мгновенною алою волной, по нем разлитою, дышало торжеством красоты, и не одной только красоты: затаенная, почти насмешливая радость светилась в полузакрытых глазах, трепетала около губ и
ноздрей…
Он скакал на той самой паре серебряных лошадей, извергавших из
ноздрей целые клубы дыма; у самого черта лежало что-то
белое на коленях, а сзади его, трепля во всю мочь лохматыми ушами, неслась Дагоберова собака.
На клоке марли на столе лежал шприц и несколько ампул с желтым маслом. Плач конторщика донесся из-за двери, дверь прикрыли, фигура женщины в
белом выросла у меня за плечами. В спальне был полумрак, лампу сбоку завесили зеленым клоком. В зеленоватой тени лежало на подушке лицо бумажного цвета. Светлые волосы прядями обвисли и разметались. Нос заострился, и
ноздри были забиты розоватой от крови ватой.
— Едва он успел поднять глаза, уж одна оглобля была против его груди, и пар, вылетавший клубами из
ноздрей бегуна, обдал ему лицо; машинально он ухватился руками за оглоблю и в тот же миг сильным порывом лошади был отброшен несколько шагов в сторону на тротуар… раздалось кругом: «задавил, задавил», извозчики погнались за нарушителем порядка, — но
белый султан только мелькнул у них перед глазами и был таков.
Дорога пошла лесом, полозья скрипели; лошади то и дело фыркали, и тогда ямщик останавливался и извлекал пальцами льдины из их
ноздрей… Высокие сосны проходили перед глазами, как привидения,
белые, холодные и как-то не оставлявшие впечатления в памяти…
Мухортый по брюхо в снегу с сбившимися со спины шлеей и веретьем стоял весь
белый, прижав мертвую голову к закостенелому кадыку;
ноздри обмерзли сосульками, глаза заиндевели и тоже обмерзли точно слезами.
Из полуоткрытых улыбкою губ, выказывавших два ряда
белых, ровных, как жемчуг, зубов, вылетало порывистое дыхание, слегка приподымая ее
ноздри.
Вокруг них мелькали люди в
белом, раздавались приказания, подхватываемые прислугой на лету, хрипели, охали и стонали больные, текла и плескалась вода, и все эти звуки плавали в воздухе, до того густо насыщенном острыми, неприятно щекочущими
ноздри запахами, что казалось — каждое слово доктора, каждый вздох больного тоже пахнут, раздирая нос…
Входит Дарьялов во фраке, в
белом галстуке,
белых перчатках, но по-прежнему чем-то раздосадованный и озабоченный. За ним идет Прихвоснев, лопоухий господин, с огромными
ноздрями, в пестром платье, с золотой толстой цепочкой, с перстнями, кольцами.
В эту секунду Воскресенский впервые поднял глаза на Завалишина и вдруг почувствовал прилив острой ненависти к его круглым, светлым, выпученным глазам, к его мясистому, красному и точно рваному у
ноздрей носу, к покатому назад,
белому, лысому лбу и фатоватой бороде. И неожиданно для самого себя он заговорил слабым, точно чужим голосом...
Громадная
белая лошадь, которую конюх водит вдоль барьера, громко фыркает, мотая выгнутой шеей, и из ее
ноздрей стремительно вылетают струи
белого пара.
Сердобольные покровители животных вступились за Мишеньку: как, дескать, можно по
белу́ его на цепи таскать, как, дескать, можно Михайла Иваныча палкой бить, в
ноздри кольцо ему пронимать?..
Я чувствую, как этот запах щекочет мое небо,
ноздри, как он постепенно овладевает всем моим телом… Трактир, отец,
белая вывеска, мои рукава — все пахнет этим запахом, пахнет до того сильно, что я начинаю жевать. Я жую и делаю глотки, словно и в самом деле в моем рту лежит кусок морского животного…
Хрящев присел сразу на корточки и сбросил на траву свой
белый картуз. Лицо его повела забавная усмешка с движением
ноздрей. Теркин рассмеялся.
Нос у ней большой, сухой, с горбиной, узкими и длинными
ноздрями; губы зато яркие, но не чистые, со складками, и неправильные, редкие, хотя и
белые зубы.
Из него приподнялась женщина, одетая в одну
белую рубашку с высоким воротом и длинными рукавами. Черные как смоль волосы, заплетенные в густую косу, спускались через левое плечо на высокую грудь, колыхавшуюся под холстиной, казалось, от прерывистого дыхания. Лицо ее, с правильными, красивыми чертами, было снежной белизны, и на нем рельефно выдавались черные дугой брови, длинные ресницы, раздувающиеся
ноздри и губы, — красные, кровавые губы. Глаза были закрыты.
Сидевший был брюнет: волнистые волосы густою шапкой покрывали его красиво и правильно сложенную голову и оттеняли большой
белый лоб, темные глаза, цвета, неподдающегося точному определению, или, лучше сказать, меняющие свой цвет по состоянию души их обладателя, смело и прямо глядели из-под как бы нарисованных густых бровей и их почти надменный блеск отчасти смягчался длинными ресницами; правильный орлиный нос с узкими, но по временам раздувающимися
ноздрями, и алые губы с резко заканчивающимися линиями рта придавали лицу этого юноши какое-то властное, далеко не юношеское выражение.
Особливо ж он весну обожал. Черемуха округ всей крыши кольцом цветет, миндальным мылом
ноздри лоскочет. Соловьи над малинником гремят, звонкий раскат-пересвист из сада того густо наплывает, что не то что домовой — бревно разомлеет. Вытащит он из-за водосточной трубы своей работы жилейку, да как начнет соловьев подбадривать, аж прачка Агашка на дворе на
белых пальчиках лебедью закружится…
Нефора опять замолчала;
ноздри ее изящно выгнутого носа быстро двигались, а уста открывали
белые зубы, но, наконец, она не выдержала и сказала...