— О, дитя мое, я готов целовать
ноги императора Александра, но зато королю прусскому, но зато австрийскому императору, о, этим вечная ненависть и… наконец… ты ничего не смыслишь в политике!» — Он как бы вспомнил вдруг, с кем говорит, и замолк, но глаза его еще долго метали искры.
Неточные совпадения
Император Александр I был слишком хорошо воспитан, чтобы любить грубую лесть; он с отвращением слушал в Париже презрительные и ползающие у
ног победителя речи академиков.
Дабы не допустить его до суда тех архиерейских слуг, коих великий
император изволил озаглавить „лакомыми скотинами“ и „несытыми татарами“, я призвал к себе и битого и небитого и настоятельно заставил их поклониться друг другу в
ноги и примириться, и при сем заметил, что дьякон Ахилла исполнил сие со всею весьма доброю искренностью.
Чернышев же, нахмурившись, прохаживался, разминая
ноги и вспоминая все то, что надо было доложить
императору. Чернышев был подле двери кабинета, когда она опять отворилась и из нее вышел еще более, чем прежде, сияющий и почтительный флигель-адъютант и жестом пригласил министра и его товарища к государю.
Он открыл какой-то известный лаз в страшную спальню покойного
императора, успел пронести туда простыню и там ее спрятал, а по вечерам забирался сюда, покрывался с
ног до головы этой простынею и становился в темном окне, которое выходило на Садовую улицу и было хорошо видно всякому, кто, проходя или проезжая, поглядит в эту сторону.
Я, искавшая встречи с горным душманом, я, не боявшаяся круглой башни в замке моей бабушки, теперь дрожала с головы до
ног, уверившись воочию в ночном выходе
императора!..
Внезапный шорох заставляет меня поднять голову и обернуться назад… И — о ужас! — фигура
императора отделилась от полотна и выступила из рамы. Опираясь на скипетр, он сделал шаг вперед… Вот он занес
ногу и поставил ее на красную ступень пьедестала… Да-да, правую
ногу в узком ботфорте…
Невеселая свадьба была: шла невеста под венец, что на смертную казнь, бледней полотна в церкви стояла, едва на
ногах держалась. Фаворит в дружках был… Опоздал он и вошел в церковь сумрачный. С кем ни пошепчется — у каждого праздничное лицо горестным станет; шепнул словечко новобрачному, и тот насупился. И стала свадьба грустней похорон. И пира свадебного не было: по скорости гости разъехались, тужа и горюя, а о чем — не говорит никто. Наутро спознала Москва, — второй
император при смерти.
Николай Павлович почувствовал, что у него подкашиваются
ноги и поспешил сесть, чтобы не упасть. Глаза его застилали слезы, и он едва мог прочесть письма, в которых князь Волконский и барон Дибич отдавали подробный отчет о болезни
императора, не скрывая, что врачи не надеялись более спасти его, если только не совершится чудо. Волконский, впрочем, в конце письма намекал, что, может быть, не вся надежда потеряна.
На другой день приехал Александр Васильевич и тотчас был принят Павлом Петровичем. Суворов упал к
ногам государя.
Император поднял старца-героя и возложил на него большой крест святого Иоанна Иерусалимского.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левою
ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца
императора Франца, ни всего того, что́ говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение.
Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья и он тронулся, сопутствуемый беспорядочно-заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из-за свиты, окружавшей
императоров.
В конце речи Балашева, Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза
ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал
императору шляпу и перчатки, другой подал носовой платок. Наполеон, не глядя на них, обратился к Балашеву...
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая
ногу, проходили мимо
императоров и их свиты.