Неточные совпадения
Корею, в политическом отношении, можно было бы назвать самостоятельным государством; она управляется своим государем, имеет свои постановления, свой язык; но государи ее, достоинством равные степени
королей, утверждаются на престоле китайским богдыханом. Этим утверждением только и выражается зависимость Кореи от Китая, да разве еще тем, что из Кореи ездят до двухсот человек ежегодно в Китай поздравить богдыхана с
Новым годом. Это похоже на зависимость отделенного сына, живущего своим домом, от дома отца.
Но португальский
король Иоанн II, радуясь открытию
нового, ближайшего пути в Индию, дал мысу Бурь нынешнее его название. После того посещали мыс, в 1497 году, Васко де Гама, а еще позже бразильский вице-король Франциско де Альмейда, последний — с целью войти в торговые сношения с жителями. Но люди его экипажа поссорились с черными, которые умертвили самого вице-короля и около 70 человек португальцев.
Этот магнат-золотопромышленник, как какой-то французский
король, готов был платить десятки тысяч за всякое
новое удовольствие, которое могло бы хоть на время оживить притупленные нервы.
— Этот господин идет завоевывать Европу, перетасовывает весь Германский союз, меняет
королей, потом глупейшим образом попадается в Москве и обожающий его народ выдает его живьем. Потом Бурбоны… июльская революция… мещанский
король…
новый протест… престол ломается, пишется девизом: liberte, egalite, fraternite [Свобода, равенство, братство (франц.).] — и все это опять разрешается Наполеоном Третьим!
Короли и императоры почти ничем уже не управляют, никогда почти сами не решаются совершать внутренние изменения и вступать в
новые внешние политические условия, а большею частью предоставляют решение этих вопросов государственным учреждениям или общественному мнению.
Должно прийти время, когда с людьми нашего мира, занимающими положения, даваемые насилием, случится то, что случилось с
королем в сказке Андерсена «О
новом царском платье», когда малое дитя, увидав голого царя, наивно вскрикнуло: «Смотрите, он голый!» и все, видевшие это и прежде, но не высказывавшие, не могли уже более скрывать этого.
Иногда Передонов брал карты и со свирепым лицом раскалывал перочинным ножиком головы карточным фигурам. Особенно дамам. Режучи
королей, он озирался, чтобы не увидели и не обвинили в политическом преступлении. Но и такие расправы помогали не надолго. Приходили гости, покупались карты, и в
новые карты вселялись опять злые соглядатаи.
Каждый знаменитый боярин и воевода пожелает быть царем русским; начнутся крамолы, восстанут
новые самозванцы, пуще прежнего польется кровь христианская, и отечество наше, обессиленное междоусобием, не могущее противустать сильному врагу, погибнет навеки; и царствующий град, подобно святому граду Киеву, соделается достоянием иноверцев и отчиною
короля свейского или врага нашего, Сигизмунда, который теперь предлагает нам сына своего в законные государи, а тогда пришлет на воеводство одного из рабов своих.
Пустошный человек взял задаток и побежал, наказав семейству рано пообедать и за час перед тем, как ударят к вечерне в первый колокол, взять каждому с собой по
новому ручному полотенцу и идти за город, на указанное место «в бедный обоз», и там ожидать его. Оттуда немедленно же должен был начинаться поход, которого, по уверениям антрепренера, не могли остановить никакие принцы, ни
короли.
Так было. Но в смертный час всем вспоминается прекрасное, что было забыто. — Она заразит их своей безумной красотой. Незримо и таинственно — теперь она правит городом. Она хочет вдохнуть
новую жизнь в
короля.
(Хотя я едва могу двигаться, я сделал бы все возможное, чтобы свидеться с вами, чтобы нежно обнять вас, если бы не
новый приступ болезни
короля.
Но вдруг взгляд мой замечает ненавистную маленькую фигуру, приютившуюся в тени каштана, и я бросаю
новое оскорбление Юлико — не
королю воображаемой сказки, а настоящему Юлико с длинным носом и мышиными глазками...
В Мюнхене я нашел немецкую областную столицу, где благодаря дилетантству ее
короля Людовика I все отзывалось как бы обязательным культом античного и
нового искусства, начиная с ряда зданий и целых улиц.
Третьего
короля не доиграли. После
нового взрыва игрецкого раздражения с Лещовым сделался такой припадок одышки, что и адвокат растерялся. Поскакали за доктором, больного посадили в кресло, в постели он не мог оставаться. С помертвелой головой и закатившимися глазами, стонал он и качался взад и вперед туловищем. Его держали жена и лакей.
Пять раз, с разными
новыми вариантами, рассказал он ей, как его представляли «королеве и
королю», как их величества удивлялись, что такой «gentleman» [джентльмен (англ.).] до сих пор не отличен придворным званием.
По всей вероятности, и в
новом романе будут очень хороши не только сама героиня, но и ее покровители вплоть до вице-короля египетского и принца галльского.
И таким образом Кент, которого никто не узнает, хотя и
король, и герцог Корнвальский, и присутствующий Глостер должны все хорошо знать его, буянит в виде
нового слуги Лира до тех пор, пока его схватывают и набивают на него колодки.
Удивление слушателей росло с каждым
новым словом никому неведомых условий, заключенных будто бы с
королем польским Жигимонтом о предании ему Великого Новгорода и о призвании на княжество под его королевской рукой князя Владимира Андреевича.
От самого
короля узнал он, что отправляется курьером к Шлиппенбаху с известием о
новых победах и обещаниями скоро соединиться с лифляндским корпусом в Москве.
Несмотря, что речь шла только о ногах, Август должен был снять с головы корону и скрепя сердце поздравить с нею
нового польского
короля, указанного мечом победителя.
Он держал речь; о грабеже умолчал, пожар приписал случайности, объявил о прекращении власти русского царя и о
новой власти
короля польского, о близком следовании его войска вместе с французским; но народ молчал, несмотря на угощение водкой и раздачу некоторым погоревшим нескольких сот у них же награбленных рублей.
Но в это время на престол вступил император Петр III, безграничный, экзальтированный поклонник и почитатель гения прусского
короля. Петр III прекратил бесполезную и кровопролитную войну и заключил уже союз с Фридрихом II против Австрии, но внезапная смерть императора дала
новый поворот делам.
2) Объявлять населению о прекращении власти русского царя и о
новой власти
короля польского и императора французов.
— Здравствуйте, мои милые лифляндцы! Как можется? Каково поживаете? — произнес он, не сгибаясь и протягивая руку или, лучше сказать, перчатку встречавшим его низкими поклонами. — Все спокойно, все хорошо небось по милости нашего
короля и нас? А? Через нашего вестника вы именно слышали уже о
новых победах его величества?
— Может быть, в эту самую минуту, как я с вами говорю,
новый польский
король на коленах принимает венец из рук победителя. Каково, meine Kindchen! [Ребятушки! (нем.)] Надобно ожидать еще великих происшествий. Кто знает? Сегодня в Варшаве, завтра в Москве; сегодня Августа долой; завтра, может быть, ждет та же участь Алексеевича.
В 1739 году
новый герцог получил инвеституру на свою землю через депутацию в Варшаве, у трона
короля.
Не медля ни одной минуты,
король разослал послов по всему городу разыскивать несчастных, голодных, нуждающихся и угнетенных и приказал раздавать им деньги,
новые платья и все необходимое.
«В семь утра — в манеж гусарскую фигурную езду смотреть; в восемь — дагестанскому шаху тяжелую антиллерию показывать; в девять — юнкарей с производством поздравлять; в десять — со старым конвоем прощаться; в одиннадцать — свежий конвой принимать; в двенадцать —
нового образца пограничной стражи пуговки утверждать; в час — с дворцовым министром расход проверять; в два — подводный крейсер спускать; в три — греческого
короля племяннику ленту подносить…»
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в
короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры по предложению Ростова было то, чтобы тот, кто будет
королем, имел бы право поцаловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить
новый самовар для доктора, когда он проснется.