Неточные совпадения
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю
ни на
кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Кто видывал, как слушает
Своих захожих странников
Крестьянская семья,
Поймет, что
ни работою
Ни вечною заботою,
Ни игом рабства долгого,
Ни кабаком самим
Еще народу русскому
Пределы не поставлены:
Пред ним широкий путь.
Когда изменят пахарю
Поля старозапашные,
Клочки в лесных окраинах
Он пробует пахать.
Работы тут достаточно.
Зато полоски новые
Дают без удобрения
Обильный урожай.
Такая почва добрая —
Душа народа русского…
О сеятель! приди!..
Скотинин. Да коль доказывать, что ученье вздор, так возьмем дядю Вавилу Фалелеича.
О грамоте никто от него и не слыхивал,
ни он
ни от
кого слышать не хотел; а какова была голоушка!
Более всего заботила его Стрелецкая слобода, которая и при предшественниках его отличалась самым непреоборимым упорством. Стрельцы довели энергию бездействия почти до утонченности. Они не только не являлись на сходки по приглашениям Бородавкина, но, завидев его приближение, куда-то исчезали, словно сквозь землю проваливались. Некого было убеждать, не у
кого было
ни о чем спросить. Слышалось, что кто-то где-то дрожит, но где дрожит и как дрожит — разыскать невозможно.
Само собою разумеется, что он не говорил
ни с
кем из товарищей
о своей любви, не проговаривался и в самых сильных попойках (впрочем, он никогда не бывал так пьян, чтобы терять власть над собой) и затыкал рот тем из легкомысленных товарищей, которые пытались намекать ему на его связь.
Ни у
кого не спрашивая
о ней, неохотно и притворно-равнодушно отвечая на вопросы своих друзей
о том, как идет его книга, не спрашивая даже у книгопродавцев, как покупается она, Сергей Иванович зорко, с напряженным вниманием следил за тем первым впечатлением, какое произведет его книга в обществе и в литературе.
Как
ни часто и много слышали оба
о примете, что
кто первый ступит на ковер, тот будет главой в семье,
ни Левин,
ни Кити не могли об этом вспомнить, когда они сделали эти несколько шагов.
Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения на прочих мужчин, не потому, чтоб ты был лучше их,
о нет! но в твоей природе есть что-то особенное, тебе одному свойственное, что-то гордое и таинственное; в твоем голосе, что бы ты
ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым;
ни в
ком зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном.
Все эти замечания пришли мне на ум, может быть, только потому, что я знал некоторые подробности его жизни, и, может быть, на другого вид его произвел бы совершенно различное впечатление; но так как вы
о нем не услышите
ни от
кого, кроме меня, то поневоле должны довольствоваться этим изображением.
Но гнев бывал у нее только тогда, когда она слышала
о какой бы то
ни было несправедливости или жестоком поступке с
кем бы то
ни было.
Родственники, конечно, родственниками, но отчасти, так сказать, и для самого себя; потому что, точно, не говоря уже
о пользе, которая может быть в геморроидальном отношенье, одно уже то, чтоб увидать свет, коловращенье людей…
кто что
ни говори, есть, так сказать, живая книга, та же наука.
Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил,
кто в городе губернатор,
кто председатель палаты,
кто прокурор, — словом, не пропустил
ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько
кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно
о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии — повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство.
Следовало бы тоже принять во внимание и прежнюю жизнь человека, потому что, если не рассмотришь все хладнокровно, а накричишь с первого раза, — запугаешь только его, да и признанья настоящего не добьешься: а как с участием его расспросишь, как брат брата, — сам все выскажет и даже не просит
о смягчении, и ожесточенья
ни против
кого нет, потому что ясно видит, что не я его наказываю, а закон.
Кто б
ни был ты,
о мой читатель,
Друг, недруг, я хочу с тобой
Расстаться нынче как приятель.
Прости. Чего бы ты за мной
Здесь
ни искал в строфах небрежных,
Воспоминаний ли мятежных,
Отдохновенья ль от трудов,
Живых картин, иль острых слов,
Иль грамматических ошибок,
Дай Бог, чтоб в этой книжке ты
Для развлеченья, для мечты,
Для сердца, для журнальных сшибок
Хотя крупицу мог найти.
За сим расстанемся, прости!
«Ах! няня, сделай одолженье». —
«Изволь, родная, прикажи».
«Не думай… право… подозренье…
Но видишь… ах! не откажи». —
«Мой друг, вот Бог тебе порука». —
«Итак, пошли тихонько внука
С запиской этой к
О… к тому…
К соседу… да велеть ему,
Чтоб он не говорил
ни слова,
Чтоб он не называл меня…» —
«
Кому же, милая моя?
Я нынче стала бестолкова.
Кругом соседей много есть;
Куда мне их и перечесть...
Не мадригалы Ленский пишет
В альбоме Ольги молодой;
Его перо любовью дышит,
Не хладно блещет остротой;
Что
ни заметит,
ни услышит
Об Ольге, он про то и пишет:
И полны истины живой
Текут элегии рекой.
Так ты, Языков вдохновенный,
В порывах сердца своего,
Поешь бог ведает
кого,
И свод элегий драгоценный
Представит некогда тебе
Всю повесть
о твоей судьбе.
«Так ты женат! не знал я ране!
Давно ли?» — «Около двух лет». —
«На
ком?» — «На Лариной». — «Татьяне!»
«Ты ей знаком?» — «Я им сосед». —
«
О, так пойдем же». Князь подходит
К своей жене и ей подводит
Родню и друга своего.
Княгиня смотрит на него…
И что ей душу
ни смутило,
Как сильно
ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих ее поклон.
— Нет, не брежу… — Раскольников встал с дивана. Подымаясь к Разумихину, он не подумал
о том, что с ним, стало быть, лицом к лицу сойтись должен. Теперь же, в одно мгновение, догадался он, уже на опыте, что всего менее расположен, в эту минуту, сходиться лицом к лицу с
кем бы то
ни было в целом свете. Вся желчь поднялась в нем. Он чуть не захлебнулся от злобы на себя самого, только что переступил порог Разумихина.
— Позвольте вам заметить, — отвечал он сухо, — что Магометом иль Наполеоном я себя не считаю…
ни кем бы то
ни было из подобных лиц, следственно, и не могу, не быв ими, дать вам удовлетворительного объяснения
о том, как бы я поступил.
Проходит год и два; меж тем,
кого ни спросят,
О Львёнке ото всех лишь слышат похвалу...
Ночь была холодно-влажная, черная; огни фонарей горели лениво и печально, как бы потеряв надежду преодолеть густоту липкой тьмы. Климу было тягостно и
ни о чем не думалось. Но вдруг снова мелькнула и оживила его мысль
о том, что между Варавкой, Томилиным и Маргаритой чувствуется что-то сродное, все они поучают, предупреждают, пугают, и как будто за храбростью их слов скрывается боязнь. Пред чем, пред
кем? Не пред ним ли, человеком, который одиноко и безбоязненно идет в ночной тьме?
Среди множества людей не было
ни одного, с
кем он позволил бы себе свободно говорить
о самом важном для него,
о себе.
Но отчего же так? Ведь она госпожа Обломова, помещица; она могла бы жить отдельно, независимо,
ни в
ком и
ни в чем не нуждаясь? Что ж могло заставить ее взять на себя обузу чужого хозяйства, хлопот
о чужих детях, обо всех этих мелочах, на которые женщина обрекает себя или по влечению любви, по святому долгу семейных уз, или из-за куска насущного хлеба? Где же Захар, Анисья, ее слуги по всем правам? Где, наконец, живой залог, оставленный ей мужем, маленький Андрюша? Где ее дети от прежнего мужа?
Только что Штольц уселся подле нее, как в комнате раздался ее смех, который был так звучен, так искренен и заразителен, что
кто ни послушает этого смеха, непременно засмеется сам, не зная
о причине.
— В городе все говорят
о вас и все в претензии, что вы до сих пор
ни у
кого не были,
ни у губернатора,
ни у архиерея,
ни у предводителя, — обратилась Крицкая к Райскому.
О свадьбе
ни слуху
ни духу. Отчего Тушин не делает предложения, или, если сделал, отчего оно не принято? Падало подозрение на Райского, что он увлек Веру: тогда — отчего он не женится на ней? Общественное мнение неумолимо требовало на суд —
кто прав,
кто виноват, — чтобы произнести свой приговор.
И Татьяна Марковна, наблюдая за Верой, задумывалась и как будто заражалась ее печалью. Она тоже
ни с
кем почти не говорила, мало спала, мало входила в дела, не принимала
ни приказчика,
ни купцов, приходивших справляться
о хлебе, не отдавала приказаний в доме. Она сидела, опершись рукой
о стол и положив голову в ладони, оставаясь подолгу одна.
Жилось ему сносно: здесь не было
ни в
ком претензии казаться чем-нибудь другим, лучше, выше, умнее, нравственнее; а между тем на самом деле оно было выше, нравственнее, нежели казалось, и едва ли не умнее. Там, в куче людей с развитыми понятиями, бьются из того, чтобы быть проще, и не умеют; здесь, не думая
о том, все просты, никто не лез из кожи подделаться под простоту.
Но maman после обеда отвела меня в сторону и сказала, что это
ни на что не похоже — девице спрашивать
о здоровье постороннего молодого человека, еще учителя, «и бог знает,
кто он такой!» — прибавила она.
Но Райский раза три повел его туда. Леонтий не обращал внимания на Ульяну Андреевну и жадно ел, чавкая вслух и думая
о другом, и потом робко уходил домой, не говоря
ни с
кем, кроме соседа, то есть Райского.
Дав слово Версилову, что письмо это, кроме меня, никому не будет известно, я почел уже себя не вправе объявлять
о нем
кому бы то
ни было.
У всякого человека,
кто бы он
ни был, наверно, сохраняется какое-нибудь воспоминание
о чем-нибудь таком, с ним случившемся, на что он смотрит или наклонен смотреть, как на нечто фантастическое, необычайное, выходящее из ряда, почти чудесное, будет ли то — сон, встреча, гадание, предчувствие или что-нибудь в этом роде.
— И что? — допытывался я уже на другой день на рейде, ибо там, за рифами, опять
ни к
кому приступу не было: так все озабочены. Да почему-то и неловко было спрашивать, как бывает неловко заговаривать, где есть трудный больной в доме,
о том, выздоровеет он или умрет?
Спросили, когда будут полномочные. «Из Едо… не получено… об этом». Ну пошел свое! Хагивари и Саброски начали делать нам знаки, показывая на бумагу, что вот какое чудо случилось: только заговорили
о ней, и она и пришла! Тут уже никто не выдержал, и они сами, и все мы стали смеяться. Бумага писана была от президента горочью Абе-Исен-о-ками-сама к обоим губернаторам
о том, что едут полномочные, но
кто именно, когда они едут, выехали ли, в дороге ли — об этом
ни слова.
— Она и опиумом могла лишить жизни, — сказал полковник, любивший вдаваться в отступления, и начал при этом случае рассказывать
о том, что у его шурина жена отравилась опиумом и умерла бы, если бы не близость доктора и принятые во время меры. Полковник рассказывал так внушительно, самоуверенно и с таким достоинством, что
ни у
кого не достало духа перебить его. Только приказчик, заразившись примером, решился перебить его, чтобы рассказать свою историю.
— Скажу тебе прямо, Надя… Прости старика за откровенность и за то, что он суется не в свои дела. Да ведь ты-то моя,
кому же и позаботиться
о дочери, как не отцу?.. Ты вот растишь теперь свою дочь и пойми, чего бы ты
ни сделала, чтобы видеть ее счастливой.
Видите ли, необходимо было войти в соглашение кое с
кем, а затем не поскупиться насчет авансов, но Привалов
ни о том,
ни о другом и слышать не хочет.
Обозначив в порядке все, что известно было судебному следствию об имущественных спорах и семейных отношениях отца с сыном, и еще, и еще раз выведя заключение, что, по известным данным, нет
ни малейшей возможности определить в этом вопросе
о дележе наследства,
кто кого обсчитал или
кто на
кого насчитал, Ипполит Кириллович по поводу этих трех тысяч рублей, засевших в уме Мити как неподвижная идея, упомянул об медицинской экспертизе.
«Видели ли вы его сами — вы, столь многолетне приближенный к вашему барину человек?» Григорий ответил, что не видел, да и не слыхал
о таких деньгах вовсе
ни от
кого, «до самых тех пор, как вот зачали теперь все говорить».
Иван Федорович приблизился как-то удивительно медленно,
ни на
кого не глядя и опустив даже голову, точно
о чем-то нахмуренно соображая.
О Смердякове он не расспрашивал больше
ни у
кого, но слышал мельком, раза два, что тот очень болен и не в своем рассудке.
В мечтах я нередко, говорит, доходил до страстных помыслов
о служении человечеству и, может быть, действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить
ни с
кем в одной комнате,
о чем знаю из опыта.
С тех пор многие годы он
ни разу
о своем ребенке не упомянул, да и Марфа Игнатьевна
ни разу при нем про ребенка своего не вспоминала, а когда с
кем случалось говорить
о своем «деточке», то говорила шепотом, хотя бы тут и не было Григория Васильевича.
В нем симпатия к этой несчастной обратилась во что-то священное, так что и двадцать лет спустя он бы не перенес, от
кого бы то
ни шло, даже худого намека
о ней и тотчас бы возразил обидчику.
Степушка не получал решительно никаких пособий, не состоял в родстве
ни с
кем, никто не знал
о его существовании.
Кружок — да это пошлость и скука под именем братства и дружбы, сцепление недоразумений и притязаний под предлогом откровенности и участия; в кружке, благодаря праву каждого приятеля во всякое время и во всякий час запускать свои неумытые пальцы прямо во внутренность товарища,
ни у
кого нет чистого, нетронутого места на душе; в кружке поклоняются пустому краснобаю, самолюбивому умнику, довременному старику, носят на руках стихотворца бездарного, но с «затаенными» мыслями; в кружке молодые, семнадцатилетние малые хитро и мудрено толкуют
о женщинах и любви, а перед женщинами молчат или говорят с ними, словно с книгой, — да и
о чем говорят!
Кроме как в собраниях этого кружка, он никогда
ни у
кого не бывал иначе, как по делу, и
ни пятью минутами больше, чем нужно по делу, и у себя никого не принимал и не допускал оставаться иначе, как на том же правиле; он без околичностей объявлял гостю: «мы переговорили
о вашем деле; теперь позвольте мне заняться другими делами, потому что я должен дорожить временем».
Ни у
кого не следует целовать руки, это правда, но ведь я не об этом говорила, не вообще, а только
о том, что не надобно мужчинам целовать рук у женщин.
Гагин сообщил мне свои планы на будущее: владея порядочным состоянием и
ни от
кого не завися, он хотел посвятить себя живописи и только сожалел
о том, что поздно хватился за ум и много времени потратил по-пустому; я также упомянул
о моих предположениях, да, кстати, поверил ему тайну моей несчастной любви.
О сыне носились странные слухи: говорили, что он был нелюдим,
ни с
кем не знался, вечно сидел один, занимаясь химией, проводил жизнь за микроскопом, читал даже за обедом и ненавидел женское общество. Об нем сказано в «Горе от ума...