Неточные совпадения
— То и ладно, то и ладно: значит, приспособился к потребностям государства, вкус угадал, город успокоивает. Теперь
война, например, с врагами: все двери в отечестве
на запор. Ни человек
не пройдет, ни птица
не пролетит, ни амбре никакого
не получишь, ни кургузого одеяния, ни марго, ни бургонь — заговейся! А в сем богоспасаемом граде источник мадеры
не иссякнет у Ватрухина! Да здравствует Ватрухин! Пожалуйте, сударыня, Татьяна Марковна, ручку!
Пожар достиг в эти дня страшных размеров: накалившийся воздух, непрозрачный от дыма, становился невыносимым от жара. Наполеон был одет и
ходил по комнате, озабоченный, сердитый, он начинал чувствовать, что опаленные лавры его скоро замерзнут и что тут
не отделаешься такою шуткою, как в Египте. План
войны был нелеп, это знали все, кроме Наполеона: Ней и Нарбон, Бертье и простые офицеры;
на все возражения он отвечал кабалистическим словом; «Москва»; в Москве догадался и он.
Я в нее и
не хотел, — я хотел в уланы, а это все маменька так устроила, что… в этом войске, говорит, хорошо, и обеспечено, и мундир, и шпоры, и это войско
на войну не ходит, — а между тем она, моя почтенная матушка-то, того
не сообразила, годен ли я, способен ли я к этой службе.
Я в 6 часов уходил в театр, а если
не занят, то к Фофановым, где очень радовался за меня старый морской волк, радовался, что я иду
на войну, делал мне разные поучения, которые в дальнейшем
не прошли бесследно. До слез печалились Гаевская со своей доброй мамой. В труппе после рассказов Далматова и других, видевших меня обучающим солдат,
на меня смотрели, как
на героя, поили, угощали и платили жалованье. Я играл раза три в неделю.
—
Не знаю, голубушка. Может быть, оттого, что дамы преимущественно этим заняты… Les messieurs
на войну ходят, а дамы должны их, по возвращении из похода, утешать. А другие messieurs
ходят в департамент — и их тоже нужно утешать!
Но, вопреки Сашкиному сомнению, он
не только
не подох от русского креста, но
не был даже ни разу ранен, хотя участвовал в трех больших битвах и однажды
ходил в атаку впереди батальона в составе музыкантской команды, куда его зачислили играть
на флейте. Под Вафангоу он попал в плен и по окончании
войны был привезен
на германском пароходе в тот самый порт, где работали и буйствовали его друзья.
Что же касается до гуманных чувств, то есть до того, чтобы никому
не мешать и ни у кого
не отнимать ничего — так этот принцип мы даже у хищных животных видим; волки
не бросаются друг
на друга, чтобы отнять добычу, а предпочитают ее добывать сами; шакалы и гиены
ходят целыми стаями, и кровопролитные
войны между ними весьма необычны [; вообще — ворон ворону глаза
не выклюнет] — [Но волки овец таскают; значит, принцип нестеснения чужой деятельности у них слаб?
На Кавказе тогда
война была. По дорогам ни днем, ни ночью
не было проезда. Чуть кто из русских отъедет или отойдет от крепости, татары или убьют, или уведут в горы. И было заведено, что два раза в неделю из крепости в крепость
ходили провожатые солдаты. Спереди и сзади идут солдаты, а в средине едет народ.
Сто лет тому назад,
на войне, индейцы взяли в плен 146 англичан. Их заперли в подземную пещеру, куда
не мог
проходить воздух.
— Да, — пробормотал студент в раздумье. — Когда-то
на этом свете жили филистимляне и амалекитяне, вели
войны, играли роль, а теперь их и след простыл. Так и с нами будет. Теперь мы строим железную дорогу, стоим вот и философствуем, а
пройдут тысячи две лег, и от этой насыпи и от всех этих людей, которые теперь спят после тяжелого труда,
не останется и пыли. В сущности, это ужасно!
Кровь, пролитая
на войне,
не проходит даром, она отравляет, от нее мутится сознание.
—
Ходили тоже и
на войну… Даром-то поместий в те поры
не давали. Этакое лесное богатство, хоть бы у того же самого господина Низовьева… И вырубать его без пощады… все равно что первый попавшийся Колупаев…
Она осталась еще в Париже до конца сезона, в Вену
не приехала, отправилась
на свою родину, в прирейнский город Майнц, где я ее нашел уже летом во время Франко-прусской
войны, а потом вскоре вышла замуж за этого самого поляка Н., о чем мне своевременно и написала, поселилась с ним в Вене, где я нашел ее в августе 1871 года, а позднее
прошла через горькие испытания.
Но вот
проходит время, и я начинаю привыкать ко всем этим смертям, страданиям, крови; я чувствую, что и в обыденной жизни я менее чувствителен, менее отзывчив и отвечаю только
на самые сильные возбуждения, — но к самому факту
войны я
не могу привыкнуть, мой ум отказывается понять и объяснить то, что в основе своей безумно.
— И я скажу тебе правду. — Брат доверчиво положил холодную руку
на мое плечо, но как будто испугался, что оно голое и мокрое, и быстро отдернул ее. — Я скажу тебе правду: я очень боюсь
сойти с ума. Я
не могу понять, что это такое происходит. Я
не могу понять, и это ужасно. Если бы кто-нибудь мог объяснить мне, но никто
не может. Ты был
на войне, ты видел — объясни мне.
— Говорю, тоски еще
не чувствую. Над нами
не каплет. Что ж, это вы хорошо делаете, что промежду нашим братом — купеческим сыном — обращаетесь. — Он стал говорить тише. — Давно пора. Вы — бравый! И
на войну ходили, и учились, знаете все… Таких нам и нужно. Да что же вы в гласные-то?
Немирович-Данченко сообщает, что однажды, в частной беседе, Куропаткин сказал: «Да, приходится признать, что в настоящее время
войны ведутся
не правительствами, а народами». Признать это приходилось всякому, имеющему глаза и уши. Времена, когда русская «святая скотинка» карабкалась вслед за Суворовым
на Альпы, изумляя мир своим бессмысленным геройством, — времена эти
прошли безвозвратно.
Телеграммы шли все самые противоречивые: одна — за мир, другая — за
войну. Окончательное заседание постоянно отсрочивалось. Вдруг приносилась весть: «Мир заключен!» Оказывалось, неправда. Наконец, полетели черные, зловещие телеграммы: Витте
не соглашается ни
на какие уступки, ему уже взято место
на пароходе, консультант профессор Мартенс упаковывает свои чемоданы…
Прошел слух, что командующие армиями съехались к Линевичу
на военный совет, что
на днях готовится наступление.
Александр Васильевич
на деле доказал ошибочность этого мнения. Правда, вследствие непрестанно и ясно обнаруживавшегося недоброжелательства венского кабинета продолжение
войны становилось
не только невозможным, но и напрасным; однако Суворов хотел с честью и со славою
сойти с поля сражения.
Временщиком стал новый немец, но это был Миних. Он мечтал об исправлении внутренних дел в духе Петра I, в особенности об ослаблении Австрии и о взятии Константинополя. Старый герой надеялся достигнуть заветной цели, с помощью юного товарища, Фридриха II прусского, который тогда начал
войну за австрийское наследство, чтобы уничтожить свою соперницу, императрицу Марию Терезу.
Не прошло и пяти месяцев, как Россия очутилась в руках нового временщика.
На этот раз пришла очередь графа Андрея Ивановича Остермана.
Вот и живу теперь, ничего, живу.
На службу
хожу, с знакомыми раскланиваюсь. Про
войну читаю. Нас бьют и отовсюду гонят: и из Польши, и из Галиции. И Перемышль взяли обратно, даже поиграть как следует
не дали. Жандарм Мясоедов Россию за 30 сребреников продал. Ничего! И
не то чтобы ненавижу всех, а около того.
А то, что жизнь людей, в душу которых вложена жалость и любовь друг к другу,
проходила и теперь
проходит для одних в устройстве костров, кнутов, колесований, плетей, рванья ноздрей, пыток, кандалов, каторг, виселиц, расстреливаний, одиночных заключений, острогов для женщин и детей, в устройстве побоищ десятками тысяч
на войне, в устройстве периодических революций и пугачевщин, а жизнь других — в том, чтобы исполнять все эти ужасы, а третьих — в том, чтобы избегать этих страданий и отплачивать за них, — такая жизнь
не мечта.