Неточные совпадения
Она молча села в карету Алексея Александровича и молча выехала из толпы
экипажей. Несмотря на всё, что он видел, Алексей Александрович всё-таки
не позволял себе думать о настоящем положении своей жены. Он только видел внешние признаки. Он видел, что она вела себя неприлично, и
считал своим долгом сказать ей это. Но ему очень трудно было
не сказать более, а сказать только это. Он открыл рот, чтобы сказать ей, как она неприлично вела себя, но невольно сказал совершенно другое.
В это время, когда
экипаж был таким образом остановлен, Селифан и Петрушка, набожно снявши шляпу, рассматривали, кто, как, в чем и на чем ехал,
считая числом, сколько было всех и пеших и ехавших, а барин, приказавши им
не признаваться и
не кланяться никому из знакомых лакеев, тоже принялся рассматривать робко сквозь стеклышка, находившиеся в кожаных занавесках: за гробом шли, снявши шляпы, все чиновники.
На разъездах, переправах и в других тому подобных местах люди Вячеслава Илларионыча
не шумят и
не кричат; напротив, раздвигая народ или вызывая карету, говорят приятным горловым баритоном: «Позвольте, позвольте, дайте генералу Хвалынскому пройти», или: «Генерала Хвалынского
экипаж…»
Экипаж, правда, у Хвалынского формы довольно старинной; на лакеях ливрея довольно потертая (о том, что она серая с красными выпушками, кажется, едва ли нужно упомянуть); лошади тоже довольно пожили и послужили на своем веку, но на щегольство Вячеслав Илларионыч притязаний
не имеет и
не считает даже званию своему приличным пускать пыль в глаза.
Новый год весь уезд встречал у предводителя Струнникова, который давал по этому случаю бал. Вереница
экипажей съезжалась 31-го декабря со всех сторон в Словущенское, причем помещики покрупнее останавливались в предводительском доме, а бедные — на селе у мелкопоместных знакомых. Впрочем, о предводительском бале я уже говорил в своем месте и более распространяться об этом предмете
не считаю нужным.
Неделя промелькнула в разных сборах. Нюрочка ходила точно в тумане и
считала часы. Петр Елисеич дал свой
экипаж, в котором они могли доехать до Мурмоса. Занятые предстоящим подвигом, все трое в душе были против такой роскоши, но
не желали отказом обижать Петра Елисеича.
В одном сатирическом английском романе прошлого столетия некто Гулливер, возвратясь из страны лилипутов, где люди были всего в какие-нибудь два вершка росту, до того приучился
считать себя между ними великаном, что, и ходя по улицам Лондона, невольно кричал прохожим и
экипажам, чтоб они пред ним сворачивали и остерегались, чтоб он как-нибудь их
не раздавил, воображая, что он всё еще великан, а они маленькие.
Он прежде, чем сделать визит аптекарю, вознамерился позондировать пани Вибель и
счел за лучшее сделать это
не в собрании, где было все-таки довольно многолюдно, а на своих утренних встречах с ней, которые происходили таким образом, что Аггей Никитич просто нагонял
экипаж пани Вибель и ехал с ней рядом, что повторил он и в настоящем случае.