Неточные совпадения
— Так сделайте это для меня, никогда
не говорите мне этих
слов, и будем
добрыми друзьями, —
сказала она
словами; но совсем другое говорил ее взгляд.
— Лошади — одно
слово. И пища хороша. А так мне скучно что-то показалось, Дарья Александровна,
не знаю как вам, —
сказал он, обернув к ней свое красивое и
доброе лицо.
— Решения, какого-нибудь решения, Алексей Александрович. Я обращаюсь к тебе теперь («
не как к оскорбленному мужу», хотел
сказать Степан Аркадьич, но, побоявшись испортить этим дело, заменил это
словами:)
не как к государственному человеку (что̀ вышло
не кстати), а просто как к человеку, и
доброму человеку и христианину. Ты должен пожалеть ее, —
сказал он.
— Сохрани бог подличать! —
сказал Чичиков и перекрестился. — Подействовать
словом увещания, как благоразумный посредник, но подличать… Извините, Андрей Иванович, за мое
доброе желанье и преданность, я даже
не ожидал, чтобы
слова <мои> принимали вы в таком обидном смысле!
Несмотря на то, что княгиня поцеловала руку бабушки, беспрестанно называла ее ma bonne tante, [моя
добрая тетушка (фр.).] я заметил, что бабушка была ею недовольна: она как-то особенно поднимала брови, слушая ее рассказ о том, почему князь Михайло никак
не мог сам приехать поздравить бабушку, несмотря на сильнейшее желание; и, отвечая по-русски на французскую речь княгини, она
сказала, особенно растягивая свои
слова...
Евфросинья Потаповна. Да
не об ученье peчь, а много очень
добра изводят. Кабы свой материал, домашний, деревенский, так я бы
слова не сказала, а то купленный, дорогой, так его и жалко. Помилуйте, требует сахару, ванилю, рыбьего клею; а ваниль этот дорогой, а рыбий клей еще дороже. Ну и положил бы чуточку для духу, а он валит зря: сердце-то и мрет, на него глядя.
Отец мой потупил голову: всякое
слово, напоминающее мнимое преступление сына, было ему тягостно и казалось колким упреком. «Поезжай, матушка! —
сказал он ей со вздохом. — Мы твоему счастию помехи сделать
не хотим. Дай бог тебе в женихи
доброго человека,
не ошельмованного изменника». Он встал и вышел из комнаты.
Анне Сергеевне хотелось
сказать ему какое-нибудь
доброе слово, но она
не знала, как заговорить с ним…
Илье Ильичу
не нужно было пугаться так своего начальника,
доброго и приятного в обхождении человека: он никогда никому дурного
не сделал, подчиненные были как нельзя более довольны и
не желали лучшего. Никто никогда
не слыхал от него неприятного
слова, ни крика, ни шуму; он никогда ничего
не требует, а все просит. Дело сделать — просит, в гости к себе — просит и под арест сесть — просит. Он никогда никому
не сказал ты; всем вы: и одному чиновнику и всем вместе.
А она, кажется, всю жизнь, как по пальцам, знает: ни купцы, ни дворня ее
не обманут, в городе всякого насквозь видит, и в жизни своей, и вверенных ее попечению девочек, и крестьян, и в кругу знакомых — никаких ошибок
не делает, знает, как где ступить, что
сказать, как и своим и чужим
добром распорядиться!
Словом, как по нотам играет!
Когда я всходил на лестницу, мне ужасно захотелось застать наших дома одних, без Версилова, чтоб успеть
сказать до его прихода что-нибудь
доброе матери или милой моей сестре, которой я в целый месяц
не сказал почти ни одного особенного
слова.
Тарас говорил про себя, что когда он
не выпьет, у него
слов нет, а что у него от вина находятся
слова хорошие, и он всё
сказать может. И действительно, в трезвом состоянии Тарас больше молчал; когда же выпивал, что случалось с ним редко и и только в особенных случаях, то делался особенно приятно разговорчив. Он говорил тогда и много и хорошо, с большой простотою, правдивостью и, главное, ласковостью, которая так и светилась из его
добрых голубых глаз и
не сходящей с губ приветливой улыбки.
— Стой, Ракитка! — вскочила вдруг Грушенька, — молчите вы оба. Теперь я все
скажу: ты, Алеша, молчи, потому что от твоих таких
слов меня стыд берет, потому что я злая, а
не добрая, — вот я какая. А ты, Ракитка, молчи потому, что ты лжешь. Была такая подлая мысль, что хотела его проглотить, а теперь ты лжешь, теперь вовсе
не то… и чтоб я тебя больше совсем
не слыхала, Ракитка! — Все это Грушенька проговорила с необыкновенным волнением.
Голубчики мои, — дайте я вас так назову — голубчиками, потому что вы все очень похожи на них, на этих хорошеньких сизых птичек, теперь, в эту минуту, как я смотрю на ваши
добрые, милые лица, — милые мои деточки, может быть, вы
не поймете, что я вам
скажу, потому что я говорю часто очень непонятно, но вы все-таки запомните и потом когда-нибудь согласитесь с моими
словами.
— Нейдут из тебя слова-то. Хорошо им жить? — спрашиваю; хороши они? — спрашиваю; такой хотела бы быть, как они? — Молчишь! рыло-то воротишь! — Слушай же ты, Верка, что я
скажу. Ты ученая — на мои воровские деньги учена. Ты об
добром думаешь, а как бы я
не злая была, так бы ты и
не знала, что такое
добром называется. Понимаешь? Все от меня, моя ты дочь, понимаешь? Я тебе мать.
—
Добро, —
сказал он ей, после некоторого молчания, — жди себе кого хочешь в избавители, а покамест сиди в этой комнате, ты из нее
не выдешь до самой свадьбы. — С этим
словом Кирила Петрович вышел и запер за собою двери.
Может, Бенкендорф и
не сделал всего зла, которое мог сделать, будучи начальником этой страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей право мешаться во все, — я готов этому верить, особенно вспоминая пресное выражение его лица, — но и
добра он
не сделал, на это у него недоставало энергии, воли, сердца. Робость
сказать слово в защиту гонимых стоит всякого преступления на службе такому холодному, беспощадному человеку, как Николай.
— Я
не мучэ, а
добру учу, — возражала Аннушка, — я говорю: ежели господин
слово бранное
скажет —
не ропщи; ежели рану причинит — прими с благодарностью!
— Постой, голубчик! — закричал кузнец, — а вот это как тебе покажется? — При сем
слове он сотворил крест, и черт сделался так тих, как ягненок. — Постой же, —
сказал он, стаскивая его за хвост на землю, — будешь ты у меня знать подучивать на грехи
добрых людей и честных христиан! — Тут кузнец,
не выпуская хвоста, вскочил на него верхом и поднял руку для крестного знамения.
Старче всё тихонько богу плачется,
Просит у Бога людям помощи,
У Преславной Богородицы радости,
А Иван-от Воин стоит около,
Меч его давно в пыль рассыпался,
Кованы доспехи съела ржавчина,
Добрая одежа поистлела вся,
Зиму и лето гол стоит Иван,
Зной его сушит —
не высушит,
Гнус ему кровь точит —
не выточит,
Волки, медведи —
не трогают,
Вьюги да морозы —
не для него,
Сам-от он
не в силе с места двинуться,
Ни руки поднять и ни
слова сказать,
Это, вишь, ему в наказанье дано...
У печки тут грелся какой-то солдат,
Проклятье мое он услышал
И
доброе слово —
не варварский смех —
Нашел в своем сердце солдатском:
«Здоровы! —
сказал он, — я видел их всех,
Живут в руднике Благодатском!..»
Но тут возвратился надменный герой,
Поспешно ушла я в кибитку.
Парню уж давно за двадцать, смыслом его природа
не обидела: по фабрике отцовской он лучше всех дело понимает, вперед знает, что требуется, кроме того и к наукам имеет наклонность, и искусства любит, «к скрипке оченно пристрастие имеет»,
словом сказать — парень совершеннолетний,
добрый и неглупый; возрос он до того, что уж и жениться собирается…
— А теперь вон еще новая школа заходит, и, попомните мое
слово, что скоро она
скажет и вам, Алексей Павлович, и вам, Николай Степанович, да даже, чего
доброго, и доктору, что все вы люди отсталые, для дела
не годитесь.
«Пусть-де околеет, туда и дорога ему…» И прогневалась на сестер старшиих дорогая гостья, меньшая сестра, и
сказала им таковы
слова: «Если я моему господину
доброму и ласковому за все его милости и любовь горячую, несказанную заплачу его смертью лютою, то
не буду я стоить того, чтобы мне на белом свете жить, и стоит меня тогда отдать диким зверям на растерзание».
Здесь я
не могу умолчать, чтобы
не сказать несколько
добрых слов об этих двух знакомых моего героя.
— И
не пожалела ты его, Нелли! — вскричал я, когда мы остались одни, — и
не стыдно,
не стыдно тебе! Нет, ты
не добрая, ты и вправду злая! — и как был без шляпы, так и побежал я вслед за стариком. Мне хотелось проводить его до ворот и хоть два
слова сказать ему в утешение. Сбегая с лестницы, я как будто еще видел перед собой лицо Нелли, страшно побледневшее от моих упреков.
— Женат, четверо детей. Жена у него, в
добрый час молвить, хорошая женщина! Уж так она мне приятна! так приятна! и покорна, и к дому радельна,
словом сказать, для родителев лучше
не надо! Все здесь, со мною живут, всех у себя приютил! Потому, хоть и противник он мне, а все родительское-то сердце болит!
Не по нем, так по присным его! Кровь ведь моя! ты это подумай!
Говорили о молоке, но мать чувствовала, что они думают о другом, без
слов, желая Софье и ей
доброго, хорошего. Это заметно трогало Софью и тоже вызывало у нее смущение, целомудренную скромность, которая
не позволила ей
сказать что-нибудь иное, кроме тихого...
Начальник был у меня человек
добрый; посмотрел на меня, словно в первый раз увидел,
не сказал ни
слова, а в следующий месяц и назначил пять целковых.
Оттуда лилась на нас вера в человечество, оттуда воссияла нам уверенность, что «золотой век» находится
не позади, а впереди нас…3
Словом сказать, все
доброе, все желанное и любвеобильное — все шло оттуда.
Ее заметил Тафаев, человек со всеми атрибутами жениха, то есть с почтенным чином, с хорошим состоянием, с крестом на шее,
словом, с карьерой и фортуной. Нельзя
сказать про него, чтоб он был только простой и
добрый человек. О нет! он в обиду себя
не давал и судил весьма здраво о нынешнем состоянии России, о том, чего ей недостает в хозяйственном и промышленном состоянии, и в своей сфере считался деловым человеком.
— Вот видите! —
сказал он, успокоиваясь, — начала-то в вас положены
добрые! Вы и ближнему помочь готовы, и к старости уважение имеете… отчего же вы
не во всем так? Ах, молодой человек, молодой человек! дайте мне
слово, что вы исправитесь!
—
Добрые молодцы, —
сказал Серебряный, — я дал царю
слово, что
не буду уходить от суда его. Вы знаете, что я из тюрьмы
не по своей воле ушел. Теперь должен я сдержать мое
слово, понести царю мою голову. Хотите ль идти со мною?
Я,
скажет, за них господу богу и
доброго слова не замолвлю!
— Ну, ну, это вздор! Богу да царю кланяйтесь, а
не мне… Ну, ступайте, ведите себя хорошо, заслужите ласку… ну и там все… Знаешь, —
сказал он, вдруг обращаясь ко мне, только что ушли мужики, и как-то сияя от радости, — любит мужичок
доброе слово, да и подарочек
не повредит. Подарю-ка я им что-нибудь, — а? как ты думаешь? Для твоего приезда… Подарить или нет?
— Позвольте спросить вас, —
сказал я, нерешительно выступая вперед, — сейчас вы изволили упомянуть о Фоме Фомиче; кажется, его фамилия, если только
не ошибаюсь, Опискин. Вот видите ли, я желал бы…
словом, я имею особенные причины интересоваться этим лицом и, с своей стороны, очень бы желал узнать, в какой степени можно верить
словам этого
доброго человека, что барин его, Егор Ильич Ростанев, хочет подарить одну из своих деревень Фоме Фомичу. Меня это чрезвычайно интересует, и я…
В ту же минуту
добрая тетушка, Прасковья Ильинична,
не вытерпела, бросила разливать чай и кинулась было ко мне лобызать меня; но я еще
не успел ей
сказать двух
слов, как тотчас же раздался визгливый голос девицы Перепелицыной, пропищавшей, что «видно, Прасковья Ильинична забыли-с маменьку-с (генеральшу), что маменька-с требовали чаю-с, а вы и
не наливаете-с, а они ждут-с», и Прасковья Ильинична, оставив меня, со всех ног бросилась к своим обязанностям.
Роман кончен. Любовники соединились, и гений
добра безусловно воцарился в доме, в лице Фомы Фомича. Тут можно бы сделать очень много приличных объяснений; но, в сущности, все эти объяснения теперь совершенно лишние. Таково, по крайней мере, мое мнение. Взамен всяких объяснений
скажу лишь несколько
слов о дальнейшей судьбе всех героев моего рассказа: без этого, как известно,
не кончается ни один роман, и это даже предписано правилами.
Я узнал при сем случае, что Авдотья Гордевна бела как сахар, вдова тридцати лет и любит наливочку, а когда выпьет, то становится так
добра, что хоть всю ее разбери тогда, она
слова не скажет.
Крискента и он попробовал
сказать слово на текст: «Что
добро или красно, еже жити, братие, вкупе», но
не мог его докончить — слезы радости душили его, и старик, махнув рукой, удалился в алтарь.
Не мешает вам
сказать мимоходом, что луга эти в общей сложности могут составить
добрый десяток маленьких германских герцогств; они проходят непрерывной лентой через несколько губерний — одним
словом, длина их равняется длине Оки.
— За что тогда осерчала на меня? —
сказал он при случае Дуне. — Маленечко так… посмеялся… пошутил… а тебе и невесть что, примерно, показалось! Эх, Авдотья Кондратьевна! Ошиблась ты во мне!
Не тот, примерно, Захар человек есть:
добрая душа моя! Я
не токмо тебя жалею: живучи в одном доме, все узнаешь; мужа твоего
добру учу, через эвто больше учу, выходит, тебя жалею… Кабы
не я,
не слова мои,
не те бы были через него твои слезы! — заключил Захар с неподражаемым прямодушием.
— Нет, Глеб Савиныч,
не надыть нам: много денег, много и греха с ними! Мы довольствуемся своим
добром; зачем нам! С деньгами-то забот много; мы и без них проживем. Вот я
скажу тебе на это какое
слово, Глеб Савиныч: счастлив тот человек, кому и воскресный пирожок в радость!
— Эта встреча плохо отозвалась на судьбе Лукино, — его отец и дядя были должниками Грассо. Бедняга Лукино похудел, сжал зубы, и глаза у него
не те, что нравились девушкам. «Эх, —
сказал он мне однажды, — плохо сделали мы с тобой.
Слова ничего
не стоят, когда говоришь их волку!» Я подумал: «Лукино может убить». Было жалко парня и его
добрую семью. А я — одинокий, бедный человек. Тогда только что померла моя мать.
— Мне, молодому тогда, и товарищам моим было особенно обидно слышать эти
слова: они убивали наши надежды, наше желание лучшей жизни. Вот однажды я и Лукино, друг мой, встретив его вечером в поле, когда он,
не спеша, ехал куда-то верхом,
сказали ему вежливо, но внушительно: «Мы просим вас быть
добрее к людям».
— Значит — ты ее
не имел! —
сказала Катарина, — она
добрая старуха, но, когда нужно, умеет быть строгой.
Словом — они так запутали его в противоречиях, что малый, наконец, опустил дурную свою голову и сознался...
Меня даже передернуло при этих
словах. Ах, тетенька! двадцать лет сряду только их и слышишь! Только что начнешь забываться под журчание мудрецов, только что
скажешь себе: чем же
не жизнь! — и вдруг опять эти
слова. И
добро бы серьезное содержание в них вкладывалось: вот, мол, потому-то и потому-то; с одной стороны, с точки зрения экономической, с другой — с точки зрения юридической; а вот, мол, и средства для исцеления от недуга… Так нет же!"
не бывало хуже" — только и всего!
Некоторые хвалили его ловкость и храбрость, иные сожалели о том, что он
не успел взять всех денег, другие опасались, как бы он
не попался, и никто
не жалел купца, никто
не сказал о нём
доброго слова.
Долинский никак
не мог понять, каким случаем он попал в
добрые друзья к Онучиным; но, глядя на счастливое лицо старухи, предлагающей открыть ему радостную семейную весть, довольно низко поклонился и
сказал какое-то приличное обстоятельствам
слово.
Ольгу Федотовну все любили за ее хороший нрав и
доброе сердце, и особенно за то, что она никогда ни про кого
не сказала княгине ни одного худого
слова.