Неточные совпадения
Хлестаков (храбрясь).Да вот вы хоть тут
со всей своей командой —
не пойду! Я прямо к министру! (Стучит кулаком по столу.)Что вы? что вы?
Пастух уж
со скотиною
Угнался; за малиною
Ушли подружки в бор,
В полях трудятся пахари,
В лесу стучит топор!»
Управится с горшочками,
Все вымоет, все выскребет,
Посадит хлебы в печь —
Идет родная матушка,
Не будит — пуще кутает:
«Спи, милая, касатушка,
Спи, силу запасай!
Уж сумма вся исполнилась,
А щедрота народная
Росла: — Бери, Ермил Ильич,
Отдашь,
не пропадет! —
Ермил народу кланялся
На все четыре стороны,
В палату
шел со шляпою,
Зажавши в ней казну.
Сдивилися подьячие,
Позеленел Алтынников,
Как он сполна всю тысячу
Им выложил на стол!..
Не волчий зуб, так лисий хвост, —
Пошли юлить подьячие,
С покупкой поздравлять!
Да
не таков Ермил Ильич,
Не молвил слова лишнего.
Копейки
не дал им!
—
Не то еще услышите,
Как до утра пробудете:
Отсюда версты три
Есть дьякон… тоже с голосом…
Так вот они затеяли
По-своему здороваться
На утренней заре.
На башню как подымется
Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли
Жи-вешь, о-тец И-пат?»
Так стекла затрещат!
А тот ему, оттуда-то:
— Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить! — «И-ду!..»
«
Иду»-то это в воздухе
Час целый откликается…
Такие жеребцы!..
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.)
Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь
не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится.
Не век тебе, моему другу,
не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь
не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
Правдин.
Не бойтесь. Их, конечно, ведет офицер, который
не допустит ни до какой наглости.
Пойдем к нему
со мной. Я уверен, что вы робеете напрасно.
Он быстро вскочил. «Нет, это так нельзя! — сказал он себе с отчаянием. —
Пойду к ней, спрошу, скажу последний раз: мы свободны, и
не лучше ли остановиться? Всё лучше, чем вечное несчастие, позор, неверность!!» С отчаянием в сердце и
со злобой на всех людей, на себя, на нее он вышел из гостиницы и поехал к ней.
— Мне
не нужно спрашивать, — сказал Сергеи Иванович, — мы видели и видим сотни и сотни людей, которые бросают всё, чтобы послужить правому делу, приходят
со всех сторон России и прямо и ясно выражают свою мысль и цель. Они приносят свои гроши или сами
идут и прямо говорят зачем. Что же это значит?
На выходе из беседки Алексей Александрович, так же как всегда, говорил
со встречавшимися, и Анна должна была, как и всегда, отвечать и говорить; но она была сама
не своя и как во сне
шла под-руку с мужем.
Левин во всё время исполнения испытывал чувство глухого, смотрящего на танцующих. Он был в совершенном недоумении, когда кончилась пиеса, и чувствовал большую усталость от напряженного и ничем
не вознагражденного внимания.
Со всех сторон послышались громкие рукоплескания. Все встали, заходили, заговорили. Желая разъяснить по впечатлению других свое недоумение, Левин
пошел ходить, отыскивая знатоков, и рад был, увидав одного из известных знатоков в разговоре
со знакомым ему Песцовым.
— Оттого, что у него стачки с купцами; он дал отступного. Я
со всеми ими имел дела, я их знаю. Ведь это
не купцы, а барышники. Он и
не пойдет на дело, где ему предстоит десять, пятнадцать процентов, а он ждет, чтобы купить за двадцать копеек рубль.
Кити с гордым видом,
не помирившись с своим другом, взяла
со стола корольки в коробочке и
пошла к матери.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы
шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но
со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское,
не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Кстати: Вернер намедни сравнил женщин с заколдованным лесом, о котором рассказывает Тасс в своем «Освобожденном Иерусалиме». «Только приступи, — говорил он, — на тебя полетят
со всех сторон такие страхи, что боже упаси: долг, гордость, приличие, общее мнение, насмешка, презрение… Надо только
не смотреть, а
идти прямо, — мало-помалу чудовища исчезают, и открывается пред тобой тихая и светлая поляна, среди которой цветет зеленый мирт. Зато беда, если на первых шагах сердце дрогнет и обернешься назад!»
Он пробовал об этом
не думать, старался рассеяться, развлечься, присел в вист, но все
пошло как кривое колесо: два раза сходил он в чужую масть и, позабыв, что по третьей
не бьют, размахнулся
со всей руки и хватил сдуру свою же.
О чем бы разговор ни был, он всегда умел поддержать его:
шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою, — он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки; было ли рассуждение о бильярдной игре — и в бильярдной игре
не давал он промаха; говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже
со слезами на глазах; об выделке горячего вина, и в горячем вине знал он прок; о таможенных надсмотрщиках и чиновниках, и о них он судил так, как будто бы сам был и чиновником и надсмотрщиком.
Но наконец она вздохнула
И встала
со скамьи своей;
Пошла, но только повернула
В аллею, прямо перед ней,
Блистая взорами, Евгений
Стоит подобно грозной тени,
И, как огнем обожжена,
Остановилася она.
Но следствия нежданной встречи
Сегодня, милые друзья,
Пересказать
не в силах я;
Мне должно после долгой речи
И погулять и отдохнуть:
Докончу после как-нибудь.
Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей
И тем ее вернее губим
Средь обольстительных сетей.
Разврат, бывало, хладнокровный
Наукой славился любовной,
Сам о себе везде трубя
И наслаждаясь
не любя.
Но эта важная забава
Достойна старых обезьян
Хваленых дедовских времян:
Ловласов обветшала
славаСо славой красных каблуков
И величавых париков.
Раскольников перешел через площадь. Там, на углу, стояла густая толпа народа, все мужиков. Он залез в самую густоту, заглядывая в лица. Его почему-то тянуло
со всеми заговаривать. Но мужики
не обращали внимания на него и все что-то галдели про себя, сбиваясь кучками. Он постоял, подумал и
пошел направо, тротуаром, по направлению к В—му. Миновав площадь, он попал в переулок…
— Да что вы так смотрите, точно
не узнали? — проговорил он вдруг тоже
со злобой. — Хотите берите, а нет — я к другим
пойду, мне некогда.
Дуня из этого свидания по крайней мере вынесла одно утешение, что брат будет
не один: к ней, Соне, к первой пришел он
со своею исповедью; в ней искал он человека, когда ему понадобился человек; она же и
пойдет за ним, куда
пошлет судьба.
— Милостивый государь, милостивый государь, вы ничего
не знаете! — кричала Катерина Ивановна, — мы на Невский
пойдем, — Соня, Соня! да где ж она? Тоже плачет! Да что с вами
со всеми!.. Коля, Леня, куда вы? — вскрикнула она вдруг в испуге, — о, глупые дети! Коля, Леня, да куда ж они!..
«Если действительно все это дело сделано было сознательно, а
не по-дурацки, если у тебя действительно была определенная и твердая цель, то каким же образом ты до сих пор даже и
не заглянул в кошелек и
не знаешь, что тебе досталось, из-за чего все муки принял и на такое подлое, гадкое, низкое дело сознательно
шел? Да ведь ты в воду его хотел сейчас бросить, кошелек-то, вместе
со всеми вещами, которых ты тоже еще
не видал… Это как же?»
Варвара. Ну так что ж! У нас калитка-то, которая
со двора, изнутри заперта, из саду; постучит, постучит, да так и
пойдет. А поутру мы скажем, что крепко спали,
не слыхали. Да и Глаша стережет; чуть что, она сейчас голос подаст. Без опаски нельзя! Как же можно! Того гляди в беду попадешь.
Кабанова. Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то, все думают добру научить. Ну, а это нынче
не нравится. И
пойдут детки-то по людям славить, что мать ворчунья, что мать проходу
не дает,
со свету сживает. А, сохрани Господи, каким-нибудь словом снохе
не угодить, ну, и
пошел разговор, что свекровь заела совсем.
Синица
со стыдом в-свояси уплыла;
Наделала Синица
славы,
А море
не зажгла.
Николай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было слушать его
не без некоторого изумления, но и
не без сочувствия, поспешил достать из кармана серебряную коробочку
со спичками и
послал ее Базарову с Петром.
— Как ты торжественно отвечаешь! Я думала найти его здесь и предложить ему
пойти гулять
со мною. Он сам меня все просит об этом. Тебе из города привезли ботинки, поди примерь их: я уже вчера заметила, что твои прежние совсем износились. Вообще ты
не довольно этим занимаешься, а у тебя еще такие прелестные ножки! И руки твои хороши… только велики; так надо ножками брать. Но ты у меня
не кокетка.
Не спало́ся господу Исусу,
И
пошел господь гулять по звездам,
По небесной, золотой дороге,
Со звезды на звездочку ступая.
Провожали господа Исуса
Николай, епископ Мирликийский,
Да Фома-апостол — только двое.
Самгин,
не желая дальнейшего общения
со Стратоновым, быстро ‹ушел› из буфета, недовольный собою, намереваясь
идти домой и там обдумать всё, что видел, слышал.
Несомненно, это был самый умный человек, он никогда ни с кем
не соглашался и всех учил, даже Настоящего Старика, который жил тоже несогласно
со всеми, требуя, чтоб все
шли одним путем.
Самгин окончательно почувствовал себя участником важнейшего исторического события, — именно участником, а
не свидетелем, — после сцены, внезапно разыгравшейся у входа в Дворянскую улицу. Откуда-то сбоку в основную массу толпы влилась небольшая группа, человек сто молодежи, впереди
шел остролицый человек
со светлой бородкой и скромно одетая женщина, похожая на учительницу; человек с бородкой вдруг как-то непонятно разогнулся, вырос и взмахнул красным флагом на коротенькой палке.
Явился слуга
со счетом, Самгин поцеловал руку женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты, закурил, решив
идти на бульвары. Но,
не сходя с места, глядя в мутно-серую пустоту за окном, над крышами, выкурил всю папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил, спросил бутылку вина и взял новую книгу Мережковского «Грядущий хам».
На дачу он приехал вечером и
пошел со станции обочиной соснового леса, чтоб
не идти песчаной дорогой: недавно по ней провезли в село колокола, глубоко измяв ее людями и лошадьми. В тишине
идти было приятно, свечи молодых сосен курились смолистым запахом, в просветах между могучими колоннами векового леса вытянулись по мреющему воздуху красные полосы солнечных лучей, кора сосен блестела, как бронза и парча.
Этого он
не мог представить, но подумал, что, наверное, многие рабочие
не пошли бы к памятнику царя, если б этот человек был с ними. Потом память воскресила и поставила рядом с Кутузовым молодого человека с голубыми глазами и виноватой улыбкой; патрона, который демонстративно смахивает платком табак
со стола; чудовищно разжиревшего Варавку и еще множество разных людей. Кутузов
не терялся в их толпе,
не потерялся он и в деревне, среди сурово настроенных мужиков, которые растащили хлеб из магазина.
Это
не было выводом разума из хаоса чувствований Самгина, а явилось само собою, как-то
со стороны и
не изменило его настроения. Он
шел все быстрей, стремясь обогнать сумерки.
— Пускай
идет, — и
со свистом рассек палкой воздух. —
Не желаете беседовать?
Не надо, — безобидно пробормотал он.
— Это разумно, что
не пошел, — сказала мать; сегодня она, в новом голубом капоте, была особенно молода и внушительно красива. Покусав губы, взглянув в зеркало, она предложила сыну: — Посиди
со мной.
— Кочура этот — еврей? Точно знаете —
не еврей? Фамилия смущает. Рабочий? Н-да. Однако непонятно мне: как это рабочий своим умом на самосуд — за обиду мужикам
пошел? Наущение
со стороны в этом есть как будто бы? Вообще пистолетные эти дела как-то
не объясняют себя.
— Почему ты
не ложишься спать? — строго спросила Варвара, появляясь в дверях
со свечой в руке и глядя на него из-под ладони. —
Иди, пожалуйста! Стыдно сознаться, но я боюсь! Этот мальчик… Сын доктора какого-то… Он так стонал…
— Странные характеры наблюдаю я у современной молодежи, — продолжала она, посыпая клубнику сахаром. — Мы жили проще, веселее. Те из нас, кто
шел в революцию,
шли со стихами, а
не с цифрами…
— В больницу ты, Лиза,
не пойдешь! — кричал доктор, размахивая платком, и, увидав Самгина, махнул платком на него: — Вот он
со мной
пойдет…
— Брось сковороду,
пошла к барину! — сказал он Анисье, указав ей большим пальцем на дверь. Анисья передала сковороду Акулине, выдернула из-за пояса подол, ударила ладонями по бедрам и, утерев указательным пальцем нос,
пошла к барину. Она в пять минут успокоила Илью Ильича, сказав ему, что никто о свадьбе ничего
не говорил: вот побожиться
не грех и даже образ
со стены снять, и что она в первый раз об этом слышит; говорили, напротив, совсем другое, что барон, слышь, сватался за барышню…
—
Не брани меня, Андрей, а лучше в самом деле помоги! — начал он
со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня, как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы упрек
не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и веди меня куда хочешь. За тобой я, может быть,
пойду, а один
не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
— А! Э! Вот от кого! — поднялось
со всех сторон. — Да как это он еще жив по сю пору? Поди ты, еще
не умер! Ну,
слава Богу! Что он пишет?
Алексеев стал ходить взад и вперед по комнате, потом остановился перед картиной, которую видел тысячу раз прежде, взглянул мельком в окно, взял какую-то вещь с этажерки, повертел в руках, посмотрел
со всех сторон и положил опять, а там
пошел опять ходить, посвистывая, — это все, чтоб
не мешать Обломову встать и умыться. Так прошло минут десять.
Что ему делать теперь?
Идти вперед или остаться? Этот обломовский вопрос был для него глубже гамлетовского.
Идти вперед — это значит вдруг сбросить широкий халат
не только с плеч, но и с души, с ума; вместе с пылью и паутиной
со стен смести паутину с глаз и прозреть!
— Я
не могу стоять: ноги дрожат. Камень ожил бы от того, что я сделала, — продолжала она томным голосом. — Теперь
не сделаю ничего, ни шагу, даже
не пойду в Летний сад: все бесполезно — ты умер! Ты согласен
со мной, Илья? — прибавила она потом, помолчав. —
Не упрекнешь меня никогда, что я по гордости или по капризу рассталась с тобой?
Обломов боялся, чтоб и ему
не пришлось
идти по мосткам на ту сторону, спрятался от Никиты, написав в ответ, что у него сделалась маленькая опухоль в горле, что он
не решается еще выходить
со двора и что «жестокая судьба лишает его счастья еще несколько дней видеть ненаглядную Ольгу».
Задумывается ребенок и все смотрит вокруг: видит он, как Антип поехал за водой, а по земле, рядом с ним,
шел другой Антип, вдесятеро больше настоящего, и бочка казалась с дом величиной, а тень лошади покрыла собой весь луг, тень шагнула только два раза по лугу и вдруг двинулась за гору, а Антип еще и
со двора
не успел съехать.