— Браво! — воскликнул Веретьев и вскочил, — браво! Вот то-то и есть, вы не кокетка. Знаете ли, что если бы у какой-нибудь светской барышни были такие зубы, как у вас, она бы вечно смеялась! Но за то я и люблю вас, Маша, что вы не светская барышня, не смеетесь без нужды,
не носите перчаток на ваших руках, которые и целовать оттого так весело, что они загорели и силу в них чувствуешь… Я люблю вас за то, что вы не умничаете, что вы горды, молчаливы, книг не читаете, стихов не любите…
Неточные совпадения
— Господа, — сказал он, — это ни на что
не похоже. Печорина надо проучить! Эти петербургские слётки всегда зазнаются, пока их
не ударишь по носу! Он думает, что он только один и жил в свете, оттого что
носит всегда чистые
перчатки и вычищенные сапоги.
Даже прелестная пара сиреневых, настоящих жувеневских,
перчаток свидетельствовала то же самое, хотя бы тем одним, что их
не надевали, а только
носили в руках для параду.
Перчатки на ней были
не только заношенные, но даже изодранные, что заметил Разумихин, а между тем эта явная бедность костюма даже придавала обеим дамам вид какого-то особенного достоинства, что всегда бывает с теми, кто умеет
носить бедное платье.
Не прошло недели, как уже она перебиралась через улицу,
носила шаль, раскрывала зонтик и надевала
перчатки не хуже самой чистокровной парижанки.
И теперь, с гримасами отвращения прихлебывая черную, крепкую горькую бурду, подпоручик глубоко задумался над своим положением. «Гм… во-первых, как явиться без подарка? Конфеты или
перчатки? Впрочем, неизвестно, какой номер она
носит. Конфеты? Лучше бы всего духи: конфеты здесь отвратительные… Веер? Гм!.. Да, конечно, лучше духи. Она любит Эссбуке. Потом расходы на пикнике: извозчик туда и обратно, скажем — пять, на чай Степану — ррубль! Да-с, господин подпоручик Ромашов, без десяти рублей вам
не обойтись».
После ужина Панауров
не остался дома, а пошел к себе на другую квартиру. Лаптев вышел проводить его. Во всем городе только один Панауров
носил цилиндр, и около серых заборов, жалких трехоконных домиков и кустов крапивы его изящная, щегольская фигура, его цилиндр и оранжевые
перчатки производили всякий раз и странное, и грустное впечатление.
Первые занимались преимущественно юридическими науками и посещали аудитории еще до закрытия университета, вторые познакомились с университетской наукой только с тех пор, как открылись публичные лекции, и отличались тем, что
носили шляпки, шиньоны, кринолины,
перчатки и, по неведению, в разговоры о Бюхнере, Фогте, Молешоте и Фейербахе, как и вообще в «большие разговоры»,
не вступали.
— Я с морозу… Руки у меня холодные,
перчаток я
не ношу, — выговорил он,
не решаясь пожать.