Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь
простого человека, а за такого, что и на свете еще
не было, что
может все сделать, все, все, все!
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало
быть,
не растратил, а умножил-с. Следственно, какие
есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать
не желаю. Конечно, многие на моем месте понеслись бы в атаку, а
может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек
простой и утешения для себя в атаках
не вижу-с!
— Алексей сделал нам ложный прыжок, — сказала она по-французски, — он пишет, что
не может быть, — прибавила она таким естественным,
простым тоном, как будто ей никогда и
не могло приходить в голову, чтобы Вронский имел для Анны какое-нибудь другое значение как игрока в крокет.
Эффект, производимый речами княгини Мягкой, всегда
был одинаков, и секрет производимого ею эффекта состоял в том, что она говорила хотя и
не совсем кстати, как теперь, но
простые вещи, имеющие смысл. В обществе, где она жила, такие слова производили действие самой остроумной шутки. Княгиня Мягкая
не могла понять, отчего это так действовало, но знала, что это так действовало, и пользовалась этим.
Принял он Чичикова отменно ласково и радушно, ввел его совершенно в доверенность и рассказал с самоуслажденьем, скольких и скольких стоило ему трудов возвесть именье до нынешнего благосостояния; как трудно
было дать понять
простому мужику, что
есть высшие побуждения, которые доставляют человеку просвещенная роскошь, искусство и художества; сколько нужно
было бороться с невежеством русского мужика, чтобы одеть его в немецкие штаны и заставить почувствовать, хотя сколько-нибудь, высшее достоинство человека; что баб, несмотря на все усилия, он до сих <пор>
не мог заставить надеть корсет, тогда как в Германии, где он стоял с полком в 14-м году, дочь мельника умела играть даже на фортепиано, говорила по-французски и делала книксен.
— Это я
не могу понять, — сказал Чичиков. — Десять миллионов — и живет как
простой мужик! Ведь это с десятью мильонами черт знает что можно сделать. Ведь это можно так завести, что и общества другого у тебя
не будет, как генералы да князья.
Прежде он
не хотел вступать ни в какие сношения с ними, потому что
был не более как
простой пешкой, стало
быть, немного получил бы; но теперь… теперь совсем другое дело: он
мог предложить какие угодно условия.
— Послушайте, матушка… эх, какие вы! что ж они
могут стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете ли? это просто прах. Вы возьмите всякую негодную, последнюю вещь, например, даже
простую тряпку, и тряпке
есть цена: ее хоть, по крайней мере, купят на бумажную фабрику, а ведь это ни на что
не нужно. Ну, скажите сами, на что оно нужно?
Чичиков в качестве поверенного, прежде расположивши всех (без предварительного расположения, как известно,
не может быть даже взята
простая справка или выправка, все же хоть по бутылке мадеры придется влить во всякую глотку), — итак, расположивши всех, кого следует, объяснил он, что вот какое, между прочим, обстоятельство: половина крестьян вымерла, так чтобы
не было каких-нибудь потом привязок…
Высокой страсти
не имея
Для звуков жизни
не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И
был глубокий эконом,
То
есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда
простой продукт имеет.
Отец понять его
не могИ земли отдавал в залог.
«Вот об этих русских женщинах Некрасов забыл написать. И никто
не написал, как значительна их роль в деле воспитания русской души, а
может быть, они прививали народолюбие больше, чем книги людей, воспитанных ими, и более здоровое, — задумался он. — «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», — это красиво, но полезнее войти в будничную жизнь вот так глубоко, как входят эти,
простые, самоотверженно очищающие жизнь от пыли, сора».
— Но — это потому, что мы народ метафизический. У нас в каждом земском статистике Пифагор спрятан, и статистик наш воспринимает Маркса как Сведенборга или Якова Беме. И науку мы
не можем понимать иначе как метафизику, — для меня, например, математика
суть мистика цифр, а
проще — колдовство.
— Как же я
могу помочь, когда
не знаю ни твоего горя, ни опасности? Откройся мне, и тогда
простой анализ чужого ума разъяснит тебе твои сомнения, удалит,
может быть, затруднения, выведет на дорогу… Иногда довольно взглянуть ясно и трезво на свое положение, и уже от одного сознания становится легче. Ты сама
не можешь: дай мне взглянуть со стороны. Ты знаешь, два ума лучше одного…
— Нет, и
не может быть! — повторила она решительно. — Вы все преувеличиваете:
простая любезность вам кажется каким-то entrainement, [увлечением (фр.).] в обыкновенном внимании вы видите страсть и сами в каком-то бреду. Вы выходите из роли кузена и друга — позвольте напомнить вам.
— Тоже
не знаю, князь; знаю только, что это должно
быть нечто ужасно
простое, самое обыденное и в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное, и до того
простое, что мы никак
не можем поверить, чтоб оно
было так просто, и, естественно, проходим мимо вот уже многие тысячи лет,
не замечая и
не узнавая.
Они сидели друг против друга за тем же столом, за которым мы с ним вчера
пили вино за его «воскресение»; я
мог вполне видеть их лица. Она
была в
простом черном платье, прекрасная и, по-видимому, спокойная, как всегда. Говорил он, а она с чрезвычайным и предупредительным вниманием его слушала.
Может быть, в ней и видна
была некоторая робость. Он же
был страшно возбужден. Я пришел уже к начатому разговору, а потому некоторое время ничего
не понимал. Помню, она вдруг спросила...
В этом я убежден, несмотря на то что ничего
не знаю, и если бы
было противное, то надо бы
было разом низвести всех женщин на степень
простых домашних животных и в таком только виде держать их при себе;
может быть, этого очень многим хотелось бы.
Проще ничего
быть не может: деревянная, довольно большая зала, без всяких украшений, с хорами.
Такое объяснение всего того, что происходило, казалось Нехлюдову очень просто и ясно, но именно эта простота и ясность и заставляли Нехлюдова колебаться в признании его.
Не может же
быть, чтобы такое сложное явление имело такое
простое и ужасное объяснение,
не могло же
быть, чтобы все те слова о справедливости, добре, законе, вере, Боге и т. п.
были только слова и прикрывали самую грубую корысть и жестокость.
Было тоже,
может быть,
простое чувство ревности: он так привык к ее любви к себе, что
не мог допустить, чтобы она
могла полюбить другого.
— Что он у вас спрашивает, кто вы? — спросила она у Нехлюдова, слегка улыбаясь и доверчиво глядя ему в глаза так просто, как будто
не могло быть сомнения о том, что она со всеми
была,
есть и должна
быть в
простых, ласковых, братских отношениях. — Ему всё нужно знать, — сказала она и совсем улыбнулась в лицо мальчику такой доброй, милой улыбкой, что и мальчик и Нехлюдов — оба невольно улыбнулись на ее улыбку.
— Ах, боже мой! Как ты
не можешь понять такой
простой вещи! Александр Павлыч такой забавный, а я люблю все смешное, — беззаботно отвечала Зося. — Вот и Хину люблю тоже за это… Ну, что
может быть забавнее, когда их сведешь вместе?.. Впрочем, если ты ревнуешь меня к Половодову, то я тебе сказала раз и навсегда…
А между тем дело
было гораздо
проще и произошло крайне естественно: у супруги Ипполита Кирилловича другой день как болели зубы, и ему надо же
было куда-нибудь убежать от ее стонов; врач же уже по существу своему
не мог быть вечером нигде иначе как за картами.
Но Илюша, уже слышавший и знавший еще за три дня, что ему подарят маленькую собачку, и
не простую, а настоящую меделянскую (что, конечно,
было ужасно важно), хотя и показывал из тонкого и деликатного чувства, что рад подарку, но все, и отец и мальчики, ясно увидели, что новая собачка,
может быть, только еще сильнее шевельнула в его сердечке воспоминание о несчастной, им замученной Жучке.
Я поспешил исполнить ее желание — и платок ей оставил. Она сперва отказывалась… на что, мол, мне такой подарок? Платок
был очень
простой, но чистый и белый. Потом она схватила его своими слабыми пальцами и уже
не разжала их более. Привыкнув к темноте, в которой мы оба находились, я
мог ясно различить ее черты,
мог даже заметить тонкий румянец, проступивший сквозь бронзу ее лица,
мог открыть в этом лице — так по крайней мере мне казалось — следы его бывалой красоты.
Пока Ермолай ходил за «
простым» человеком, мне пришло в голову:
не лучше ли мне самому съездить в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся на Ермолая; я послал его однажды в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения в течение одного дня — и пропадал целую неделю, пропил все деньги и вернулся пеший, — а поехал на беговых дрожках. Во-вторых, у меня
был в Туле барышник знакомый; я
мог купить у него лошадь на место охромевшего коренника.
Да, при всей дикости его манеры, каждый оставался убежден, что Рахметов поступил именно так, как благоразумнее и
проще всего
было поступить, и свои страшные резкости, ужаснейшие укоризны он говорил так, что никакой рассудительный человек
не мог ими обижаться, и, при всей своей феноменальной грубости, он
был, в сущности, очень деликатен.
— Если женщина, девушка затруднена предрассудками, — говорил Бьюмонт (
не делая уже никаких ни англицизмов, ни американизмов), то и мужчина, — я говорю о порядочном человеке, — подвергается от этого большим неудобствам. Скажите, как жениться на девушке, которая
не испытала
простых житейских отношений в смысле отношений, которые возникнут от ее согласия на предложение? Она
не может судить,
будет ли ей нравиться будничная жизнь с человеком такого характера, как ее жених.
Очень скоро между ними установилась самая
простая и теплая приязнь, и через неделю Катерина Васильевна уже рассказывала ему о Кирсановых: она
была уверена, что у этого человека
не может быть никакой неблагородной мысли.
И теперь веселье
простых людей, когда им удается веселиться, более радостно, живо и свежо, чем наше; но у наших
простых людей скудны средства для веселья, а здесь средства богаче, нежели у нас; и веселье наших
простых людей смущается воспоминанием неудобств и лишений, бед и страданий, смущается предчувствием того же впереди, — это мимолетный час забытья нужды и горя — а разве нужда и горе
могут быть забыты вполне? разве песок пустыни
не заносит? разве миазмы болота
не заражают и небольшого клочка хорошей земли с хорошим воздухом, лежащего между пустынею и болотом?
Саша оставалась в Москве, а подруга ее
была в деревне с княгиней; я
не могу читать этого
простого и восторженного лепета сердца без глубокого чувства.
Борьба насмерть шла внутри ее, и тут, как прежде, как после, я удивлялся. Она ни разу
не сказала слова, которое
могло бы обидеть Катерину, по которому она
могла бы догадаться, что Natalie знала о бывшем, — упрек
был для меня. Мирно и тихо оставила она наш дом. Natalie ее отпустила с такою кротостью, что
простая женщина, рыдая, на коленях перед ней сама рассказала ей, что
было, и все же наивное дитя народа просила прощенья.
Как же мне
было признаться, как сказать Р. в январе, что я ошибся в августе, говоря ей о своей любви. Как она
могла поверить в истину моего рассказа — новая любовь
была бы понятнее, измена —
проще. Как
мог дальний образ отсутствующей вступить в борьбу с настоящим, как
могла струя другой любви пройти через этот горн и выйти больше сознанной и сильной — все это я сам
не понимал, а чувствовал, что все это правда.
Сатир высказывал эти слова с волнением, спеша, точно
не доверял самому себе. Очевидно, в этих словах заключалось своего рода миросозерцание, но настолько
не установившееся, беспорядочное, что он и сам
не был в состоянии свести концы с концами. Едва ли он
мог бы даже сказать, что именно оно, а
не другой, более
простой мотив, вроде, например, укоренившейся в русской жизни страсти к скитальчеству, руководил его действиями.
К счастью еще, что у ведьмы
была плохая масть; у деда, как нарочно, на ту пору пары. Стал набирать карты из колоды, только
мочи нет: дрянь такая лезет, что дед и руки опустил. В колоде ни одной карты. Пошел уже так,
не глядя,
простою шестеркою; ведьма приняла. «Вот тебе на! это что? Э-э, верно, что-нибудь да
не так!» Вот дед карты потихоньку под стол — и перекрестил: глядь — у него на руках туз, король, валет козырей; а он вместо шестерки спустил кралю.
— Антось,
может быть,
не простой человек, — говорил нам со своим простодушно — печальным и задумчивым видом Саня.
Нравы в чиновничьей среде того времени
были простые. Судейские с величайшим любопытством расспрашивали нас о подробностях этой сцены и хохотали.
Не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь считал при этом себя или Крыжановского профессионально оскорбленным. Мы тоже смеялись. Юность недостаточно чутка к скрытым драмам; однажды мы даже сочинили общими усилиями юмористическое стихотворение и подали его Крыжановскому в виде деловой бумаги. Начиналось оно словами...
В качестве «заведомого ябедника» ему это
было воспрещено, но тем большим доверием его «бумаги» пользовались среди
простого народа: думали, что запретили ему писать именно потому, что каждая его бумага обладала такой силой, с которой
не могло справиться самое большое начальство.
— Ух, надоела мне эта самая деревенская темнота! — повторял он. — Ведь я-то
не простой мужик, Галактион Михеич, а свою полировку имею… За битого двух небитых дают. Конешно, Михей Зотыч жалованья мне
не заплатили, это точно, а я
не сержусь… Что же, ему,
может, больше надо. А уж в городе-то я вот как
буду стараться. У меня короткий разговор: раз, два — и готово. Ха-ха… Дела
не подгадим. Только вот с мертвяком ошибочка вышла.
Харитина
не понимала, что Галактион приходил к ней умирать, в нем мучительно умирал тот
простой русский купец, который еще
мог жалеть и себя и других и говорить о совести. Положим, что он
не умел ей высказать вполне ясно своего настроения, а она
была еще глупа молодою бабьей глупостью. Она даже рассердилась, когда Галактион вдруг поднялся и начал прощаться...
Устенька в отчаянии уходила в комнату мисс Дудль, чтоб отвести душу. Она только теперь в полную меру оценила эту
простую, но твердую женщину, которая в каждый данный момент знала, как она должна поступить. Мисс Дудль совсем сжилась с семьей Стабровских и рассчитывала, что, в случае смерти старика, перейдет к Диде, у которой
могли быть свои дети. Но получилось другое: деревянную англичанку без всякой причины возненавидел пан Казимир, а Дидя, по своей привычке, и
не думала ее защищать.
Очевидно, что в одиночку такая охота
не заманчива, хотя очень спокойна: курить, сидеть, прохаживаться, даже лежать, если угодно, но она уже слишком недобычлива и даже
может быть скучновата, потому что иногда лет вальдшнепов располагается весьма неудачно: во всех направлениях слышны их голоса, а именно на то место, где стоит охотник,
не налетит в меру ни один, и,
простояв часа три, охотник принужден
будет воротиться домой,
не разрядив даже ружья.
Казалось бы, разговор князя
был самый
простой; но чем он
был проще, тем и становился в настоящем случае нелепее, и опытный камердинер
не мог не почувствовать что-то, что совершенно прилично человеку с человеком и совершенно неприлично гостю с человеком.
Вы его, такого
простого,
не могли полюбить, и даже,
может быть, про себя презирали и смеялись над ним,
могли полюбить только один свой позор и беспрерывную мысль о том, что вы опозорены и что вас оскорбили.
— Мне кажется, что вас слишком уже поразил случай с вашим благодетелем, — ласково и
не теряя спокойствия заметил старичок, — вы воспламенены…
может быть, уединением. Если бы вы пожили больше с людьми, а в свете, я надеюсь, вам
будут рады, как замечательному молодому человеку, то, конечно, успокоите ваше одушевление и увидите, что всё это гораздо
проще… и к тому же такие редкие случаи… происходят, по моему взгляду, отчасти от нашего пресыщения, а отчасти от… скуки…
Она спрашивала быстро, говорила скоро, но как будто иногда сбивалась и часто
не договаривала; поминутно торопилась о чем-то предупреждать; вообще она
была в необыкновенной тревоге и хоть смотрела очень храбро и с каким-то вызовом, но,
может быть, немного и трусила. На ней
было самое буднишнее,
простое платье, которое очень к ней шло. Она часто вздрагивала, краснела и сидела на краю скамейки. Подтверждение князя, что Ипполит застрелился для того, чтоб она прочла его исповедь, очень ее удивило.
«
Не женится он на
простой девке, — соображала с грустью Наташка, — возьмет себе жену из служительского дому…» А
может быть, и
не такой, как другие.
—
Не могу вам про это доложить, — да нет, вряд, чтобы
была знакома. Она ведь из
простых, из города Брянскова, из купецкой семьи. Да
простые такие купцы-то,
не то чтобы как вон наши губернские или московские. Совсем из
простого звания.
Однако философские открытия, которые я делал, чрезвычайно льстили моему самолюбию: я часто воображал себя великим человеком, открывающим для блага всего человечества новые истины, и с гордым сознанием своего достоинства смотрел на остальных смертных; но, странно, приходя в столкновение с этими смертными, я робел перед каждым, и чем выше ставил себя в собственном мнении, тем менее
был способен с другими
не только выказывать сознание собственного достоинства, но
не мог даже привыкнуть
не стыдиться за каждое свое самое
простое слово и движение.
У меня перед глазами
не было ни затворенной двери комнаты матушки, мимо которой я
не мог проходить без содрогания, ни закрытого рояля, к которому
не только
не подходили, но на который и смотрели с какою-то боязнью, ни траурных одежд (на всех нас
были простые дорожные платья), ни всех тех вещей, которые, живо напоминая мне невозвратимую потерю, заставляли меня остерегаться каждого проявления жизни из страха оскорбить как-нибудь ее память.