Неточные совпадения
И Левину смутно приходило в голову, что
не то что она сама виновата (
виноватою она ни в чем
не могла быть), но виновато ее воспитание, слишком поверхностное и фривольное («этот дурак Чарский: она, я знаю, хотела, но
не умела остановить его»), «Да, кроме интереса к дому (это
было у нее), кроме своего туалета и кроме broderie anglaise, у нее нет серьезных интересов.
Самые разнообразные предположения того, о чем он сбирается говорить с нею, промелькнули у нее в голове: «он станет просить меня переехать к ним гостить с детьми, и я должна
буду отказать ему; или о том, чтобы я в Москве составила круг для Анны… Или
не о Васеньке ли Весловском и его отношениях к Анне? А
может быть, о Кити, о том, что он чувствует себя
виноватым?» Она предвидела всё только неприятное, но
не угадала того, о чем он хотел говорить с ней.
Это
были те самые доводы, которые Дарья Александровна приводила самой себе; но теперь она слушала и
не понимала их. «Как
быть виноватою пред существами
не существующими?» думала она. И вдруг ей пришла мысль:
могло ли
быть в каком-нибудь случае лучше для ее любимца Гриши, если б он никогда
не существовал? И это ей показалось так дико, так странно, что она помотала головой, чтобы рассеять эту путаницу кружащихся сумасшедших мыслей.
Нет,
не примут,
не примут ни за что, потому-де коробку нашли, и человек удавиться хотел, «чего
не могло быть, если б
не чувствовал себя
виноватым!».
Я
не мог не признаться в душе, что поведение мое в симбирском трактире
было глупо, и чувствовал себя
виноватым перед Савельичем.
Этого он
не мог представить, но подумал, что, наверное, многие рабочие
не пошли бы к памятнику царя, если б этот человек
был с ними. Потом память воскресила и поставила рядом с Кутузовым молодого человека с голубыми глазами и
виноватой улыбкой; патрона, который демонстративно смахивает платком табак со стола; чудовищно разжиревшего Варавку и еще множество разных людей. Кутузов
не терялся в их толпе,
не потерялся он и в деревне, среди сурово настроенных мужиков, которые растащили хлеб из магазина.
Социалисты бесцеремонно, даже дерзко высмеивают либералов, а либералы держатся так, как будто чувствуют себя
виноватыми в том, что
не могут быть социалистами. Но они помогают революционной молодежи, дают деньги, квартиры для собраний, даже хранят у себя нелегальную литературу.
Да, я — побочный сын и,
может быть, действительно хотел отмстить за то, что побочный сын, и действительно,
может быть, какому-то Черту Ивановичу, потому что сам черт тут
не найдет
виноватого; но вспомните, что я отверг союз с мерзавцами и победил свои страсти!
Не могу выразить того, с каким сильным чувством он выговорил это. Чрезвычайная грусть, искренняя, полнейшая, выразилась в чертах его. Удивительнее всего
было то, что он смотрел как
виноватый: я
был судья, а он — преступник. Все это доконало меня.
Так, захватив сотни таких, очевидно
не только
не виноватых, но и
не могущих
быть вредными правительству людей, их держали иногда годами в тюрьмах, где они заражались чахоткой, сходили с ума или сами убивали себя; и держали их только потому, что
не было причины выпускать их, между тем как,
будучи под рукой в тюрьме, они
могли понадобиться для разъяснения какого-нибудь вопроса при следствии.
Какое-то чувство уже ненависти и гадливого презрения прозвучало в этих словах. А между тем она же его предала. «Что ж,
может, потому, что так чувствует себя пред ним
виноватой, и ненавидит его минутами», — подумал про себя Алеша. Ему хотелось, чтоб это
было только «минутами». В последних словах Кати он заслышал вызов, но
не поднял его.
«Матушка, радость моя, я ведь от веселья, а
не от горя это плачу; мне ведь самому хочется пред ними
виноватым быть, растолковать только тебе
не могу, ибо
не знаю, как их и любить.
Но для того, чтоб
могли случиться такие строгие и возмутительные наказания, надобно
было самой барыне нечаянно наткнуться, так сказать, на
виноватого или
виноватую; а как это бывало очень редко, то все вокруг нее утопало в беспутстве, потому что она ничего
не видела, ничего
не знала и очень
не любила, чтоб говорили ей о чем-нибудь подобном.
—
Могу ль я винить, — отвечал он с горьким чувством, — когда сам всему причиной и во всем виноват? Это я довел тебя до такого гнева, а ты в гневе и его обвинила, потому что хотела меня оправдать; ты меня всегда оправдываешь, а я
не стою того. Надо
было сыскать
виноватого, вот ты и подумала, что он. А он, право, право,
не виноват! — воскликнул Алеша, одушевляясь. — И с тем ли он приезжал сюда! Того ли ожидал!
Он в восторге покрывал ее руки поцелуями, жадно смотрел на нее своими прекрасными глазами, как будто
не мог наглядеться. Я взглянул на Наташу и по лицу ее угадал, что у нас
были одни мысли: он
был вполне невинен. Да и когда, как этот невинныймог бы сделаться
виноватым? Яркий румянец прилил вдруг к бледным щекам Наташи, точно вся кровь, собравшаяся в ее сердце, отхлынула вдруг в голову. Глаза ее засверкали, и она гордо взглянула на князя.
— Конечно, сударь,
может, мамынька и провинилась перед родителем, — продолжала Тебенькова, всхлипывая, — так я в этом
виноватою не состою, и коли им
было так тошно на меня смотреть, так почему ж они меня к дяденьке Павлу Иванычу
не отдали, а беспременно захотели в своем доме тиранить?
«А почему ты знаешь, что я на тебя сержусь, а
может быть, я тебя вовсе и
виноватым не считаю».
Староста уже видел барина, знал, что он в веселом духе, и рассказал о том кое-кому из крестьян; некоторые, имевшие до дедушки надобности или просьбы, выходящие из числа обыкновенных, воспользовались благоприятным случаем, и все
были удовлетворены: дедушка дал хлеба крестьянину, который
не заплатил еще старого долга, хотя и
мог это сделать; другому позволил женить сына,
не дожидаясь зимнего времени, и
не на той девке, которую назначил сам; позволил
виноватой солдатке, которую приказал
было выгнать из деревни, жить попрежнему у отца, и проч.
— Сознаю, я виноват во многом, но зачем же эта ваша жизнь, которую вы считаете обязательною и для нас, — зачем она так скучна, так бездарна, зачем ни в одном из этих домов, которые вы строите вот уже тридцать лет, нет людей, у которых я
мог бы поучиться, как жить, чтобы
не быть виноватым?
— Отчего же?.. человек как все…
могу и я грешить и ошибаться, но только я
не люблю
быть долго
виноватою и, если кого обижу, люблю поскорей поправиться: прошу прощения.
Одним словом, мы считали себя ни в чем
не виноватыми и
не ждали ни малейшей неприятности, а она
была начеку и двигалась на нас как будто нарочно затем, чтобы показать нам Михаила Степановича в таком величии души, ума и характера, о которых мы
не могли составить и понятия, но о которых, конечно, ни один из нас
не сумел забыть до гроба.
— О, в таком случае… Господин Данвиль! я признаю себя совершенно
виноватым. Но эта проклятая сабля!.. Признаюсь, я и теперь
не постигаю, как
мог Дюран решиться продать саблю, которую получил из рук своей невесты… Согласитесь, что я скорей должен
был предполагать, что он убит… что его лошадь и оружие достались неприятелю… что вы… Но если граф вас знает, то конечно…
Когда я очнулся, первые мои слова
были: «Где маменька?» Но возле меня стоял Бенис и бранил ни в чем
не виноватого Евсеича: как бы осторожно ни сказали мне о приезде матери, я
не мог бы принять без сильного волнения такого неожиданного и радостного известия, а всякое волнение произвело бы обморок.
Тетка терпеть его
не могла; а отец — так даже боялся его… или,
может быть, он перед ним себя
виноватым чувствовал.
— Дядюшка! Вы
можете мне помочь.
Не то что помочь, спасти меня, — сказал Евгений. И мысль о том, что он откроет свою тайну дядюшке, которого он
не уважал, мысль о том, что он покажется ему в самом невыгодном свете, унизится перед ним,
была ему приятна. Он чувствовал себя мерзким,
виноватым, и ему хотелось наказать себя.
Советник. Пустое. Когда правый по приговору судейскому обвинен, тогда он уже стал
не правый, а
виноватый; так ему нечего тут умничать. У нас указы потверже, нежели у челобитчиков. Челобитчик толкует указ на один манер, то
есть на свой, а наш брат, судья, для общей пользы манеров на двадцать один указ толковать
может.
Чтобы медведь когда-либо ушел от всех этих опасностей, такого случая еще никогда
не было, да страшно
было и подумать, если бы это
могло случиться: тогда всех в том
виноватых ждали бы смертоносные наказания.
Пришлось сознаваться. Покаялся Топтыгин, написал рапорт и ждет. Разумеется, никакого иного ответа и
быть не могло, кроме одного: «Дурак! Чижика съел!» Но частным образом Осел дал
виноватому знать (Медведь-то ему кадочку с медом в презент при рапорте отослал): «Непременно вам нужно особливое кровопролитие учинить, дабы гнусное оное впечатление истребить…»
Нет, я
не мог, клянуся небом!
Ты знала нрав мой — для чего писала?..
Но все уж кончилось —
не укоряй меня…
Не укоряй; признаться
виноватымМне
было б тяжело — ты это знаешь!..
Что сделано — то сделано…
— Нет, — говорил Ковалев, прочитавши письмо. — Она точно
не виновата.
Не может быть! Письмо так написано, как
не может написать человек,
виноватый в преступлении. — Коллежский асессор
был в этом сведущ потому, что
был посылан несколько раз на следствие еще в Кавказской области. — Каким же образом, какими судьбами это приключилось? Только черт разберет это! — сказал он, наконец, опустив руки.
То она стоит, осужденная, так просто, удивительно просто; кругом сумасшедшие, — их называют судьи, — и мне становилось горько; никто из них
не может понять, что с этим лицом и с этим голосом нельзя
быть виноватой.
«Но, — замечает г. Аксаков в своих записках, — для того чтобы
могли случиться такие строгие и возмутительные наказания, надобно
было самой барыне нечаянно наткнуться, так сказать, на
виноватого или
виноватую. А как это бывало очень редко, то все вокруг нее утопало в беспутстве, потому что она ничего
не знала и очень
не любила, чтоб говорили ей о чем-нибудь подобном»
Такими людьми
могли быть ее сумасшедший отец, ее муж, которого она
не любила, но перед которым, вероятно, чувствовала себя
виноватой, граф, которому она,
быть может, в душе чувствовала себя обязанной…
Если бы
был поставлен вопрос, как сделать так, чтобы человек совершенно освободил себя от нравственной ответственности и делал бы самые дурные дела,
не чувствуя себя
виноватым, то нельзя придумать для этого более действительного средства, как суеверие о том, что насилие
может содействовать благу людей.
Если люди живут в грехах и соблазнах, то они
не могут быть спокойны. Совесть обличает их. И потому таким людям нужно одно из двух: или признать себя
виноватыми перед людьми и богом, перестать грешить, или продолжать жить грешной жизнью, делать дурные дела и называть свои злые дела добрыми. Вот для таких-то людей и придуманы учения ложных вер, по которым можно, живя дурной жизнью, считать себя правыми.
Это
были те самые доводы, которые Дарья Александровна приводила самой себе, но теперь она слушала и
не понимала их. «Как
быть виноватою перед существами несуществующими?» — думала она. И вдруг ей пришла мысль:
могло ли
быть в каком-нибудь случае лучше для ее любимца Гриши, если б он никогда
не существовал? И это ей показалось так дико, так странно, что она помотала головой, чтобы рассеять эту путаницу кружащихся сумасшедших мыслей».
— Да фу, черт возьми совсем:
не вру я, а правду говорю! Она
была всем, всем тронута, потому что я иначе
не могу себе объяснить письма, которое она прислала своему мужу с радостною вестью, что Горданов оказался вовсе ни в чем пред ней
не виноватым, а у Подозерова просит извинения и
не хочет поддерживать того обвинения, что будто мы в него стреляли предательски.
В том, что государь
был вкладчиком в этой тайне, хозяин признал себя
виноватым, а какими путями известна она
была самому Курицыну, этого
не мог,
не смел и
не должен
был открывать.
Говорите, что я это сделал, желая поместить хоть где-нибудь романическое, интересное лицо Дмитрия Иоанновича, которое
не могло быть поставлено на первом плане романа, занятом уже другим лицом, а на втором плане
не умещалось; прибавьте, что я, вследствие всех этих потребностей, придумал и находку рукописей; говорите, что вам угодно: очных ставок делать
не могу, доказывать на бумаге справедливость моих показаний
не в состоянии и потому,
виноватый без вины, готов терпеть ваше осуждение.
Приосанившись, он отвечал с твердостию, что если, паче всякого чаяния,
был он обманут сведениями, доставленными ему из Лейпцига, о господине Зибенбюргере, то
не считает себя ни в чем
виноватым; но что, впрочем, его превосходительство сам
мог ошибиться в ученом путешественнике, принимая его за шпиона Паткулева; он же, с своей стороны, видел в нем любезного и умного собеседника, неприятного только для тех, которые
не любят истины и близоруки.
Однако,
не станем удивляться и на это: убийство господ и крестьян, равно как и истребление лесов происходили на широких пространствах, где
не было особых наблюдений и
не было так называемой локализации преступления. А встречались случаи гораздо более удивительные, когда дело совершалось, например, в доме, окруженном самым тщательным присмотром, где все
было, так сказать, «как в горсти», а между тем уходило из горсти, и
не могли добраться до
виноватого.
Полковой командир, в ту самую минуту, как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что́ случилось что-нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем
не виноватый офицер,
мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста-полковника и свою генеральскую важность, а главное — совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпа̀вших, но счастливо миновавших его пуль.
Слышал ли он или сам вел ничтожные разговоры, читал ли он или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он
не ужасался как прежде:
не спрашивал себя из чего хлопочут люди, когда всё так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее последний раз, и все сомнения его исчезали,
не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой
не могло быть правого или
виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить.