Неточные совпадения
А глуповцы стояли на коленах и ждали.
Знали они, что бунтуют, но
не стоять на коленах
не могли. Господи! чего они
не передумали в это время! Думают: станут они теперь есть горчицу, — как бы на
будущее время еще какую ни на есть мерзость есть
не заставили;
не станут — как бы шелепов
не пришлось отведать. Казалось, что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить и ту и другую сторону.
Он даже
не имел никаких планов и целей для
будущей жизни; он предоставлял решение этого другим,
зная, что всё будет прекрасно.
Он
не подумал, что она чутьем
знала это и, готовясь к этому страшному труду,
не упрекала себя в минутах беззаботности и счастия любви, которыми она пользовалась теперь, весело свивая свое
будущее гнездо.
— Если было с ее стороны что-нибудь тогда, то это было увлеченье внешностью, — продолжал Облонский. — Этот,
знаешь, совершенный аристократизм и
будущее положение в свете подействовали
не на нее, а на мать.
Она
знала, что̀ мучало ее мужа. Это было его неверие. Несмотря на то, что, если бы у нее спросили, полагает ли она, что в
будущей жизни он, если
не поверит, будет погублен, она бы должна была согласиться, что он будет погублен, — его неверие
не делало ее несчастья; и она, признававшая то, что для неверующего
не может быть спасения, и любя более всего на свете душу своего мужа, с улыбкой думала о его неверии и говорила сама себе, что он смешной.
— Прощайте, товарищи! — кричал он им сверху. — Вспоминайте меня и
будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время,
узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и
не будет в мире силы, которая бы
не покорилась ему!..
Она тоже весь этот день была в волнении, а в ночь даже опять захворала. Но она была до того счастлива, что почти испугалась своего счастия. Семь лет, толькосемь лет! В начале своего счастия, в иные мгновения, они оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней. Он даже и
не знал того, что новая жизнь
не даром же ему достается, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим,
будущим подвигом…
Хоть в силе Льву никто
не равен,
И рёв один его на всех наводит страх,
Но
будущее кто угадывать возьмётся —
Ка́к
знать? кому в ком нужда доведётся?
Паратов. Помилуйте, за кого же вы меня принимаете! Если женщина свободна, ну, тогда другой разговор… Я, Лариса Дмитриевна, человек с правилами, брак для меня дело священное. Я этого вольнодумства терпеть
не могу. Позвольте
узнать: ваш
будущий супруг, конечно, обладает многими достоинствами?
Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «
Знаю, что вы
не богаты, — сказала она, — но я в долгу перед дочерью капитана Миронова.
Не беспокойтесь о
будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».
— Нет, я ничего
не знаю… но положим: я понимаю ваше нежелание говорить о
будущей вашей деятельности; но то, что в вас теперь происходит…
— Весьма зрело и очень интересно. Но ты забыл, что аз есмь купеческий сын. Это обязывает измерять и взвешивать со всей возможной точностью. Алина Марковна тоже
не лишена житейской мудрости. Она видит, что
будущий спутник первых шагов жизни ее подобен Адонису весьма отдаленно и даже — бесподобен. Но она
знает и учла, что он — единственный наследник фирмы «Братья Лютовы. Пух и перо».
— И вдруг — вообрази! — ночью является ко мне мамаша, всех презирающая, вошла так,
знаешь, торжественно, устрашающе несчастно и как воскресшая дочь Иаира. «Сейчас, — говорит, — сын сказал, что намерен жениться на вас, так вот я умоляю: откажите ему, потому что он в
будущем великий ученый, жениться ему
не надо, и я готова на колени встать пред вами». И ведь хотела встать… она, которая меня… как горничную… Ах, господи!..
— За наше благополучие! — взвизгнул Лютов, подняв стакан, и затем сказал, иронически утешая: — Да, да, — рабочее движение возбуждает большие надежды у некоторой части интеллигенции, которая хочет… ну, я
не знаю, чего она хочет! Вот господин Зубатов, тоже интеллигент, он явно хочет, чтоб рабочие дрались с хозяевами, а царя —
не трогали. Это — политика! Это — марксист!
Будущий вождь интеллигенции…
Я
не знаю, виновата ли я или нет, стыдиться ли мне прошедшего, жалеть ли о нем, надеяться ли на
будущее или отчаиваться…
— Как, ты и это помнишь, Андрей? Как же! Я мечтал с ними, нашептывал надежды на
будущее, развивал планы, мысли и… чувства тоже, тихонько от тебя, чтоб ты на смех
не поднял. Там все это и умерло, больше
не повторялось никогда! Да и куда делось все — отчего погасло? Непостижимо! Ведь ни бурь, ни потрясений
не было у меня;
не терял я ничего; никакое ярмо
не тяготит моей совести: она чиста, как стекло; никакой удар
не убил во мне самолюбия, а так, Бог
знает отчего, все пропадает!
Прощай — это первое и последнее мое письмо, или, пожалуй, глава из
будущего твоего романа. Ну, поздравляю тебя, если он будет весь такой! Бабушке и сестрам своим кланяйся, нужды нет, что я
не знаю их, а они меня, и скажи им, что в таком-то городе живет твой приятель, готовый служить, как выше сказано. —
— Мало.
Не знаю, что у нее кроется под этим спокойствием,
не знаю ее прошлого и
не угадываю ее
будущего. Женщина она или кукла, живет или подделывается под жизнь? И это мучит меня… Вон, смотри, — продолжал Райский, — видишь эту женщину?
Вечером новый дом сиял огнями. Бабушка
не знала, как угостить свою гостью и
будущую родню.
— Что делали, с кем виделись это время?
не проговорились ли опять чего-нибудь о «грядущей силе», да о «заре
будущего», о «юных надеждах»? Я так и жду каждый день; иногда от страха и тоски
не знаю куда деться!
Я
не знаю, ненавидел или любил я его, но он наполнял собою все мое
будущее, все расчеты мои на жизнь, — и это случилось само собою, это шло вместе с ростом.
Да зачем я непременно должен любить моего ближнего или ваше там
будущее человечество, которое я никогда
не увижу, которое обо мне
знать не будет и которое в свою очередь истлеет без всякого следа и воспоминания (время тут ничего
не значит), когда Земля обратится в свою очередь в ледяной камень и будет летать в безвоздушном пространстве с бесконечным множеством таких же ледяных камней, то есть бессмысленнее чего нельзя себе и представить!
— Долго рассказывать… А отчасти моя идея именно в том, чтоб оставили меня в покое. Пока у меня есть два рубля, я хочу жить один, ни от кого
не зависеть (
не беспокойтесь, я
знаю возражения) и ничего
не делать, — даже для того великого
будущего человечества, работать на которого приглашали господина Крафта. Личная свобода, то есть моя собственная-с, на первом плане, а дальше
знать ничего
не хочу.
Вообще, все эти мечты о
будущем, все эти гадания — все это теперь еще как роман, и я, может быть, напрасно записываю; пускай бы оставалось под черепом;
знаю тоже, что этих строк, может быть, никто
не прочтет; но если б кто и прочел, то поверил ли бы он, что, может быть, я бы и
не вынес ротшильдских миллионов?
Европа создала благородные типы француза, англичанина, немца, но о
будущем своем человеке она еще почти ничего
не знает.
Впрочем, в встрече его с нею и в двухлетних страданиях его было много и сложного: «он
не захотел фатума жизни; ему нужна была свобода, а
не рабство фатума; через рабство фатума он принужден был оскорбить маму, которая просидела в Кенигсберге…» К тому же этого человека, во всяком случае, я считал проповедником: он носил в сердце золотой век и
знал будущее об атеизме; и вот встреча с нею все надломила, все извратила!
Сегодня все перебираются с берега: работы кончены на фрегате, шкалы подняты и фок-мачту как будто зашнуровали. В лесу нарубили деревьев, все, разумеется, красных, для
будущих каких-нибудь починок. С берега забирают баранов, уток, кур;
не знаю, заберут ли дракона или он останется на свободе доедать трупы уток.
И вдруг Нехлюдов вспомнил, что точно так же он когда-то давно, когда он был еще молод и невинен, слышал здесь на реке эти звуки вальков по мокрому белью из-за равномерного шума мельницы, и точно так же весенний ветер шевелил его волосами на мокром лбу и листками на изрезанном ножом подоконнике, и точно так же испуганно пролетела мимо уха муха, и он
не то что вспомнил себя восемнадцатилетним мальчиком, каким он был тогда, но почувствовал себя таким же, с той же свежестью, чистотой и исполненным самых великих возможностей
будущим и вместе с тем, как это бывает во сне, он
знал, что этого уже нет, и ему стало ужасно грустно.
Нужно отдать полную справедливость Хионии Алексеевне, что она
не отчаивалась относительно
будущего: кто
знает, может быть, и на ее улице будет праздник — времена переменчивы.
И хотя он отлично
знал, что с каждым
будущим словом все больше и нелепее будет прибавлять к сказанному уже вздору еще такого же, — но уж сдержать себя
не мог и полетел как с горы.
Вот в эти-то мгновения он и любил, чтобы подле, поблизости, пожалуй хоть и
не в той комнате, а во флигеле, был такой человек, преданный, твердый, совсем
не такой, как он,
не развратный, который хотя бы все это совершающееся беспутство и видел и
знал все тайны, но все же из преданности допускал бы это все,
не противился, главное —
не укорял и ничем бы
не грозил, ни в сем веке, ни в
будущем; а в случае нужды так бы и защитил его, — от кого?
Дерсу способа этого
не знал и в
будущем для добычи орехов решил тоже применять солонские приемы.
Пусть он
не знал, что это должно неизбежно возникнуть из сущности данных отношений между вашим и его характером, он все-таки должен был на всякий случай приготовить вас к чему-нибудь подобному, просто как к делу случайности, которой нельзя желать, которой незачем ждать, но которая все-таки может представиться: ведь за
будущее никак нельзя ручаться, какие случайности может привести оно.
И вот проходит год; и пройдет еще год, и еще год после свадьбы с Кирсановым, и все так же будут идти дни Веры Павловны, как идут теперь, через год после свадьбы, как шли с самой свадьбы; и много лет пройдет, они будут идти все так же, если
не случится ничего особенного; кто
знает, что принесет
будущее? но до той поры, как я пишу это, ничего такого
не случилось, и дни Веры Павловны идут все так же, как шли они тогда, через год, через два после свадьбы с Кирсановым.
Нет,
не много поколений: моя работа идет теперь быстро, все быстрее с каждым годом, но все-таки ты еще
не войдешь в это полное царство моей сестры; по крайней мере, ты видела его, ты
знаешь будущее.
Америка — я ее очень уважаю; верю, что она призвана к великому
будущему,
знаю, что она теперь вдвое ближе к Европе, чем была, но американская жизнь мне антипатична. Весьма вероятно, что из угловатых, грубых, сухих элементов ее сложится иной быт. Америка
не приняла оседлости, она недостроена, в ней работники и мастеровые в будничном платье таскают бревна, таскают каменья, пилят, рубят, приколачивают… зачем же постороннему обживать ее сырое здание?
Я ни разу прежде
не думал об устройстве
будущего; я верил,
знал, что оно мое, что оно наше, и предоставлял подробности случаю; нам было довольно сознания любви, желания
не шли дальше минутного свидания.
Но вот младенец подает знаки жизни; я
не знаю выше и религиознее чувства, как то, которое наполняет душу при осязании первых движений
будущей жизни, рвущейся наружу, расправляющей свои
не готовые мышцы, это первое рукоположение, которым отец благословляет на бытие грядущего пришельца и уступает ему долю своей жизни.
Разумеется, такой голос должен был вызвать против себя оппозицию, или он был бы совершенно прав, говоря, что прошедшее России пусто, настоящее невыносимо, а
будущего для нее вовсе нет, что это «пробел разумения, грозный урок, данный народам, — до чего отчуждение и рабство могут довести». Это было покаяние и обвинение;
знать вперед, чем примириться, —
не дело раскаяния,
не дело протеста, или сознание в вине — шутка и искупление — неискренно.
И — кто
знает, — может быть, недалеко время, когда самые скромные ссылки на идеалы
будущего будут возбуждать только ничем
не стесняющийся смех…
Вскоре от Кордецкого я тоже услышал туманные намеки. Конахевича угнетало мрачное
будущее. Кордецкого томило ужасное прошлое… Если бы я
узнал все, то отшатнулся бы от него с отвращением и ужасом. Впрочем, и теперь еще
не поздно. Мне следует его оставить на произвол судьбы, хотя я единственный человек, которого он любит…
Недавно
узнал я от одного почтенного охотника, П. В. Б — ва, что дупелей, бекасов и, пожалуй, всякую другую дичь, стрелянную даже в июле, сохраняют у него совершенно свежею хоть до
будущей весны. Птицу кладут в большую форму, точно такую, в какой приготовляют мороженое, вертят ее и крепко замораживают; потом форму зарубают в лед, и, покуда он
не пропадет в леднике, птица сохраняется так свежа, как будто сейчас застрелена.
Но если останусь я с ним… и потом
Он тайну
узнает и спросит:
«Зачем
не пошла ты за бедным отцом?..» —
И слово укора мне бросит?
О, лучше в могилу мне заживо лечь,
Чем мужа лишить утешенья
И в
будущем сына презренье навлечь…
Нет, нет!
не хочу я презренья!..
— Трудно объяснить, только
не тех, про какие вы теперь, может быть, думаете, — надежд… ну, одним словом, надежд
будущего и радости о том, что, может быть, я там
не чужой,
не иностранец. Мне очень вдруг на родине понравилось. В одно солнечное утро я взял перо и написал к ней письмо; почему к ней —
не знаю. Иногда ведь хочется друга подле; и мне, видно, друга захотелось… — помолчав, прибавил князь.
— Просто-запросто есть одно странное русское стихотворение, — вступился наконец князь Щ., очевидно, желая поскорее замять и переменить разговор, — про «рыцаря бедного», отрывок без начала и конца. С месяц назад как-то раз смеялись все вместе после обеда и искали, по обыкновению, сюжета для
будущей картины Аделаиды Ивановны. Вы
знаете, что общая семейная задача давно уже в том, чтобы сыскать сюжет для картины Аделаиды Ивановны. Тут и напали на «рыцаря бедного», кто первый,
не помню…
Не нужно вам говорить, что Оболенский тот же оригинал, начинает уже производить свои штуки. Хозяйство будет на его руках, — а я буду ворчать. Все подробности
будущего устройства нашего, по крайней мере предполагаемого, вы
узнаете от Басаргина. Если я все буду писать, вам
не о чем будет говорить, — между тем вы оба на это мастера. Покамест прощайте. Пойду побегать и кой-куда зайти надобно.
Не могу приучить Оболенского к движению.
Такое отлучение от матери, через всю длину огромного дома, несмотря на уверения, что это необходимо для маменькиного здоровья, что жизнь
будущего братца или сестрицы от этого зависит, показалось мне вовсе
не нужным; только впоследствии я
узнал настоящую причину этого удаления.
Я
знал, что Володе очень хотелось ехать в театр, куда его звал Дубков; что он отказывался потому только, что у него
не было денег, и что он вышел затем, чтобы у дворецкого достать взаймы пять рублей до
будущего жалованья.
— Ну, а эта госпожа
не такого сорта, а это несчастная жертва, которой, конечно, камень
не отказал бы в участии, и я вас прошу на
будущее время, — продолжал Павел несколько уже и строгим голосом, — если вам кто-нибудь что-нибудь скажет про меня, то прежде, чем самой страдать и меня обвинять, расспросите лучше меня. Угодно ли вам теперь
знать, в чем было вчера дело, или нет?
— Так что же вы говорите, я после этого уж и
не понимаю! А
знаете ли вы то, что в Демидовском студенты имеют единственное развлечение для себя — ходить в Семеновский трактир и пить там? Большая разница Москва-с, где — превосходный театр, разнообразное общество, множество библиотек, так что, помимо ученья, самая жизнь будет развивать меня, а потому стеснять вам в этом случае волю мою и лишать меня, может быть, счастья всей моей
будущей жизни — безбожно и жестоко с вашей стороны!