Неточные совпадения
Часто, когда видишь
не только рекрутские наборы, учения военных, маневры, но городовых с заряженными револьверами, часовых, стоящих с ружьями и налаженными штыками, когда слышишь (как я слышу в Хамовниках, где я живу) целыми днями свист и шлепанье пуль, влипающих в мишень, и видишь среди города, где всякая попытка самоуправства,
насилия запрещается, где
не разрешается продажа пороха, лекарств, быстрая езда, бездипломное лечение и т. п., видишь в этом же городе тысячи дисциплинированных людей, обучаемых убийству и подчиненных одному человеку, — спрашиваешь себя: да как же те люди, которые дорожат своею безопасностью, могут спокойно
допускать и переносить это?
Как могут даже
не участвующие в этом деле зрители, возмущающиеся всяким частным случаем
насилия, даже истязанием лошади, —
допускать совершение такого ужасного дела?
При несчастном развитии натуры первого рода делаются враждебными всему, что
не их, забывают все права и становятся способными ко всевозможным
насилиям; а натуры последнего разряда теряют всякое уважение к своему человеческому достоинству и
допускают других помыкать собою [, делаясь действительно чем-то вроде укрощенного домашнего животного]…
— Неужели ты без всякого сопротивления подчинишься
насилию, позволишь разорвать священную связь между матерью и ребенком и попрать ногами нашу любовь? Если ты
допустишь это сделать, в твоих жилах нет ни капли моей крови — ты
не мой сын.
А так как этому большинству народа нет причины и выгоды лишать себя блага любовной жизни,
допуская в нее возможность
насилия, то среди этих людей,
не развращенных ни властью, ни богатством, ни цивилизацией, и должна бы начаться та перемена строя, которую требует совершившееся уяснение христианской истины.
И самые умные, ученые люди из них никак
не хотят видеть той простой, очевидной истины, что если
допустить, что один человек может
насилием противиться тому, что он считает злом, то точно так же другой может
насилием противиться тому, что этот другой считает злом.
Ярость, злоба, ненависть, жажда крови и
насилий прекратится, когда народная масса просветится сознанием того, что в России сейчас невозможен социализм и безграничное увеличение благосостояния рабочих и крестьян, невозможно полное социальное равенство
не потому только, что этого
не хотят буржуазные, имущие классы, но прежде всего потому, что это невозможно объективно, что это противоречит непреложным законам природы, что этого
не допускает бедность России, ее промышленная отсталость, некультурность народа, духовная немощь русского общества и т. п.
То же самое и революционеры каких бы то ни было партий, если они
допускают убийство для достижения своих целей. Сколько бы ни говорили они о том, что, когда власть будет в их руках, им
не нужно будет употреблять тех средств
насилия, которые они употребляют теперь, — поступки их столь же безнравственны и жестоки, как и действия правительств. И потому точно так же, как и злодейства правительств, производят такие страшные последствия: озлобления, озверения, развращения людей.
Но что же могут сделать эти сотни, тысячи,
допустим сотни тысяч ничтожных, бессильных, разрозненных людей против всего огромного количества людей, связанных правительствами и вооруженных всеми могущественными орудиями
насилия? Борьба кажется
не только
не равной, но невозможной, а между тем исход борьбы так же мало может быть сомнителен, как исход борьбы ночного мрака и утренней зари.