Неточные совпадения
Ну-с, государь ты мой (Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял голову и в упор посмотрел
на своего
слушателя), ну-с, а
на другой же день, после всех сих мечтаний (то есть это будет ровно пять суток назад тому) к вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от сундука ее ключ, вынул, что осталось из принесенного жалованья, сколько всего уж
не помню, и вот-с,
глядите на меня, все!
Слепой смолкал
на минуту, и опять в гостиной стояла тишина, нарушаемая только шепотом листьев в саду. Обаяние, овладевавшее
слушателями и уносившее их далеко за эти скромные стены, разрушалось, и маленькая комната сдвигалась вокруг них, и ночь
глядела к ним в темные окна, пока, собравшись с силами, музыкант
не ударял вновь по клавишам.
Ни одного жеста, ни одного движения. А недвижные глаза, то черные от расширенных зрачков, то цвета серого моря, смотрят прямо в мои глаза. Я это вижу, но
не чувствую его взгляда. Да ему и
не надо никого видеть. Блок читал
не для
слушателей: он,
глядя на них, их
не видел.
Слушатели разместились в зале, а Борисов, ставши перед матерью моей за дверью гостиной, представлял руками месящую тесто; в этих телодвижениях нельзя было
не увидать сходства с игравшею. Мать моя, без малейшей улыбки, старалась
не глядеть на проказника.
Он замолчал, тихо и скорбно покачивая головой. После первых же фраз
слушатели привыкли к глухому и сиплому тембру его голоса и теперь
глядели на Цирельмана
не отрываясь, захваченные словами старой национальной мелодрамы. Убогая обстановка
не мешала этим страстным подвижным натурам, жадным до всяких театральных зрелищ, видеть в своем пылком восточном воображении: и пустынную улицу, озаренную луной, и белый домик с каменной оградой, и резкие, черные тени деревьев
на земле и
на стенах.
Пассажиры,
глядя на пьяненького, счастливого новобрачного, заражаются его весельем и уж
не чувствуют дремоты. Вместо одного
слушателя около Ивана Алексеевича скоро появляется уж пять. Он вертится, как
на иголках, брызжет, машет руками и болтает без умолку. Он хохочет, и все хохочут.
Однако это
не помешало
слушателям сидеть разинув рты и
глядеть на ученого почти с благоговением.
Бродяга бормочет и
глядит не на слушателей, а куда-то в сторону. Как ни наивны его мечтания, но они высказываются таким искренним, задушевным тоном, что трудно
не верить им. Маленький ротик бродяги перекосило улыбкой, а все лицо, и глаза, и носик застыли и отупели от блаженного предвкушения далекого счастья. Сотские слушают и
глядят на него серьезно,
не без участия. Они тоже верят.
Очень трудно излагать такие происшествия перед спокойными
слушателями, когда и сам уже
не волнуешься пережитыми впечатлениями. Теперь, когда надо рассказать то, до чего дошло дело, то я чувствую, что это решительно невозможно передать в той живости и, так сказать, в той компактности, быстроте и каком-то натиске событий, которые друг друга гнали, толкали, мостились одно
на другое, и все это для того, чтобы
глянуть с какой-то роковой высоты
на человеческое малоумие и снова разлиться где-то в природе.