Неточные совпадения
Тетки
не тетки, все же родственницы, честь, значит; стали те ее склонять, принялись улещать,
из избы не выходят.
Иван Федорович встал, весь дрожа от негодования, надел пальто и,
не отвечая более Смердякову, даже
не глядя на него, быстро
вышел из избы.
— Так ты, кум, еще
не был у дьяка в новой хате? — говорил козак Чуб,
выходя из дверей своей
избы, сухощавому, высокому, в коротком тулупе, мужику с обросшею бородою, показывавшею, что уже более двух недель
не прикасался к ней обломок косы, которым обыкновенно мужики бреют свою бороду за неимением бритвы. — Там теперь будет добрая попойка! — продолжал Чуб, осклабив при этом свое лицо. — Как бы только нам
не опоздать.
Не убивала бы я мужа, а ты бы
не поджигал, и мы тоже были бы теперь вольные, а теперь вот сиди и жди ветра в поле, свою женушку, да пускай вот твое сердце кровью обливается…» Он страдает, на душе у него, по-видимому, свинец, а она пилит его и пилит;
выхожу из избы, а голос ее всё слышно.
А баушка Лукерья все откладывала серебро и бумажки и смотрела на господ такими жадными глазами, точно хотела их съесть. Раз, когда к
избе подкатил дорожный экипаж главного управляющего и
из него
вышел сам Карачунский, старуха ужасно переполошилась, куда ей поместить этого самого главного барина. Карачунский был вызван свидетелем в качестве эксперта по делу Кишкина. Обе комнаты передней
избы были набиты народом, и Карачунский
не знал, где ему сесть.
Старуха, по-видимому, что-то заподозрила и
вышла из избы с большой неохотой. Феня тоже испытывала большое смущение и
не знала, что ей делать. Карачунский прошелся по
избе, поскрипывая лакированными ботфортами, а потом быстро остановился и проговорил...
Побалагурив с четверть часа и выспросив, кто выехал нынче в курень, — больше робили самосадские да ключевляне
из Кержацкого конца, а мочеган
не было ни одной души, — Кирилл
вышел из избы.
Вихров сначала
не принял осторожности и,
не выслав старика отца (парень, мать и девка сами
вышли из избы), стал разговаривать с пастухом.
Приехали мы в село поздно, когда там уж и спать полегли. Остановились, как следует, у овинов, чтоб по деревне слуху
не было, и
вышли из саней. Подходим к дому щелкоперовскому, а там и огня нигде нет; начали стучаться, так насилу голос
из избы подали.
Однако на этот раз он окончательного решения
не принял, но и домой
не пошел, а когда настали сумерки,
вышел из крестьянской
избы и колеблющимися шагами направился в"свое место".
Петра Михайлыча знали
не только в городе и уезде, но, я думаю, и в половине губернии: каждый день, часов в семь утра, он
выходил из дома за припасами на рынок и имел, при этом случае, привычку поговорить со встречным и поперечным. Проходя, например, мимо полуразвалившегося домишка соседки-мещанки, в котором
из волокового окна [Волоковое окно — маленькое задвижное оконце, прорубавшееся в
избах старинной постройки в боковых стенах.] выглядывала голова хозяйки, повязанная платком, он говорил...
Улегся я на лавке. Дед и мальчишка забрались на полати… Скоро все уснули. Тепло в
избе. Я давно так крепко
не спал, как на этой узкой скамье с сапогами в головах. Проснулся перед рассветом; еще все спали. Тихо взял из-под головы сапоги, обулся, накинул пальто и потихоньку
вышел на улицу. Метель утихла. Небо звездное. Холодище страшенный. Вернулся бы назад, да вспомнил разобранные часы на столе в платочке и зашагал, завернув голову в кабацкий половик…
Пристыженный колдун,
не отвечая ни слова,
вышел вон
из избы; но Григорьевна, наклонясь к Кирше, сказала вполголоса...
Незнакомый посмотрел с удивлением на хозяина; но,
не отвечая ничего, пожал руку Юрию, перекрестился,
вышел из избы и через минуту промчался шибкой рысью мимо постоялого двора.
— И впрямь пора запрягать, — сказал торопливо проезжий и,
не обращая никакого внимания на поляка и казаков,
вышел вон
из избы.
Кирша остановился, ожидая, что кто-нибудь
выйдет из избы, но никто
не появлялся; он, вынув
из своей дорожной сумы кусок хлеба, бросил его собаке, и умилостивленный цербер, ворча, спрятался в свою конуру.
— Ну вот, что дело, то дело, батька! — сказал Бычура. — В этом с тобою никто спорить
не станет. Ну-ка, ребята, пособите мне отнести ее в церковь… Да
выходите же вон
из избы!.. Эк они набились —
не продерешься!.. Ступай-ка, отец Еремей, передом: ты скорей их поразодвинешь.
Двери отворились, и незнакомый вошел в
избу. Купец с земским прижались к стене, хозяин и хозяйка встретили его низкими поклонами; а стрелец, отступив два шага назад, взялся за саблю. Незнакомый,
не замечая ничего, несколько раз перекрестился, молча подостлал под голову свою шубу и расположился на скамье, у передних окон. Все приезжие, кроме Кирши и Алексея,
вышли один за другим
из избы.
Глеб вошел в
избу, посерчал на беспорядок, который невольно бросался в глаза, велел все прибрать до возвращения своего
из Комарева и сел завтракать. Ел он, однако ж, неохотно, как словно даже понуждал себя, — обстоятельство, заставившее жену повторить ему совет касательно метания крови; но Глеб по-прежнему
не обратил внимания на слова ее. После завтрака он вынул
из сундучка, скрытого в каморе, деньги, оделся,
вышел на площадку, рассчитал по солнцу время, переехал Оку и бодро направился в Комарево.
За огородом, у подошвы кремнистого обрыва, высилась группа ветел; из-под корней, приподнятых огромными камнями, вырывался ручей; темно-холодною лентой сочился он между сугробами, покрывавшими подошву ската, огибал владения рыбака и, разделившись потом на множество рукавов, быстро спускался к Оке, усыпая берег мелким булыжником; плетень огорода, обвешанный пестрым тряпьем и белыми рубахами,
не примыкал к
избе: между ними находился маленький проулок, куда
выходили задние ворота.
Во весь этот день Дуня
не сказала единого слова. Она как словно избегала даже встречи с Анной. Горе делает недоверчивым: она боялась упреков рассерженной старухи. Но как только старушка заснула и мрачная ночь окутала
избы и площадку, Дуня взяла на руки сына, украдкою
вышла из избы, пробралась в огород и там уже дала полную волю своему отчаянию. В эту ночь на голову и лицо младенца, который спокойно почивал на руках ее, упала
не одна горькая слеза…
— Что ж ты меня оставил? — досадливо сказал приемыш. — Я чуть было
не влопался: старуха
из избы выходила…
Никто
не отозвался. Егорушке стало невыносимо душно и неудобно лежать. Он встал, оделся и
вышел из избы. Уже наступило утро. Небо было пасмурно, но дождя уже
не было. Дрожа и кутаясь в мокрое пальто, Егорушка прошелся по грязному двору, прислушался к тишине; на глаза ему попался маленький хлевок с камышовой, наполовину открытой дверкой. Он заглянул в этот хлевок, вошел в него и сел в темном углу на кизяк…
Все офицеры выбежали
из избы; к ним присоединилось человек пятьдесят солдат. Место сражения было
не слишком обширно, и в несколько минут на улице все уголки были обшарены. В кустах нашли трех убитых неприятелей, но Рославлева нигде
не было. Наконец вся толпа
вышла на морской берег.
Она помещалась в курной избушке [Курная избушка —
изба, которая отапливалась по-черному, без трубы: дым
из устья печи расходился по всей
избе и
выходил наружу через дверь или особое оконце.], на заднем дворе давным-давно сгоревшей и
не отстроенной фабрики.
Ее материнское сердце сжалось, но вскоре мысль, что он
не вытерпит мучений до конца и выскажет ее тайну, овладела всем ее существом… она и молилась, и плакала, и бегала по
избе, в нерешимости, что ей делать, даже было мгновенье, когда она почти покушалась на предательство… но вот сперва утихли крики; потом удары… потом брань… и наконец она увидала
из окна, как казаки
выходили один за одним за ворота, и на улице, собравшись в кружок, стали советоваться между собою.
Так она стояла долго, пока поезд
вышел не только
из господского дома, но даже и
из людской
избы, где все угощались у Костика и Петровны.
Собакин выругался очень крупно и
вышел из избы. О самоваре и других удобствах нечего было и думать, потому что у Спирьки, кроме ружья да голодной собаки, решительно ничего
не было.
Видно было, что она хотела что-то еще сказать, но речь ее стала уже мешаться и
вышла нескладна; мало-помалу звуки ее голоса слабели, слабели и совсем стихли; смутные, полуоткрытые глаза
не сходили, однако, с мужа и как бы силились договорить все остальное; наконец и те начали смежаться… Григорий взглянул на нее еще раз, потом подошел к полатям, снял с шеста кожух, набросил его на плечи и
вышел из избы.
— Он был непрактичен и беспомощен, как ребенок, — сказал он. — Никогда он
не умел найти дорогу…
Выйдя из избы, он пошел спасать замерзающего, но… взял в другую сторону…
Николай и Ольга с первого взгляда поняли, какая тут жизнь, но ничего
не сказали друг другу; молча свалили узлы и
вышли на улицу молча. Их
изба была третья с краю и казалась самою бедною, самою старою на вид; вторая —
не лучше, зато у крайней — железная крыша и занавески на окнах. Эта
изба, неогороженная, стояла особняком, и в ней был трактир.
Избы шли в один ряд, и вся деревушка, тихая и задумчивая, с глядевшими
из дворов ивами, бузиной и рябиной, имела приятный вид.
Я очнулся точно после странного сна… Над слободкой опять играли последние лучи скупого осеннего солнца… Люди еще волновались, громко обсуждая значение странного явления. В дверях нашей
избы стояла Маруся с омертвевшим, испуганным лицом… Она опять показалась мне постаревшей и изменившейся… Увидев, что Степан запряг лошадь, она наскоро собрала свои пожитки и,
не прощаясь,
не глядя на меня, как будто болезненно стыдясь показать свое лицо,
вышла из избы и села в телегу.
И отправляют парнишку с Веденеем Иванычем, и бегает он по Петербургу или по Москве, с ног до головы перепачканный: щелчками да тасканьем
не обходят — нечего сказать — уму-разуму учат. Но вот прошло пять лет: парень
из ученья
вышел, подрос совсем, получил от хозяина синий кафтан с обувкой и сто рублей денег и сходит в деревню. Матка первое время, как посмотрит на него, так и заревет от радости на всю
избу, а потом идут к барину.
Тогда я решил посмотреть, что это их выманило
из избы в туман и холод. Спал я одетый, поэтому мне
не нужно было много времени, чтобы натянуть сапоги и пальто и
выйти…
Старик
не отвечал ни слова, но взгляд, брошенный им на барыню, передавал его благодарность лучше всякой речи. Марья Петровна и Фекла, успевшая уже в это время воткнуть огарок в фонарь,
вышли из избы.
Мало успокоили Фленушкины слова Алексея. Сильно его волновало, и
не знал он, что делать: то на улицу
выйдет, у ворот посидит, то в
избу придет, за работу возьмется, работа
из рук вон валится, на полати полезет, опять долой. Так до сумерек пробился, в токарню
не пошел, сказал старику Пантелею, что поутру угорел в красильне.
Мать София
не выходила еще
из Манефиной кельи, но сироты, уж Бог их знает как, проведали о предстоящей раздаче на блины и на масло, пришли к заутрене и, отслушав ее, разбрелись по обители: кто на конный двор, кто в коровью
избу, а кто и в келарню, дожидаться, когда позовет их мать игуменья и велит казначее раздать подаянье, присланное Патапом Максимычем.
После одной
из таких поездок Степан, воротившись со степи,
вышел со двора и пошел походить по берегу. В голове у него по обыкновению стоял туман,
не было ни одной мысли, а в груди страшная тоска. Ночь была хорошая, тихая. Тонкие ароматы носились по воздуху и нежно заигрывали с его лицом. Вспомнил Степан деревню, которая темнела за рекой, перед его глазами. Вспомнил
избу, огород, свою лошадь, скамью, на которой он спал с своей Марьей и был так доволен… Ему стало невыразимо больно…
—
Избу строить нужно, а лесу нету. Последнее дело! Сел щи хлебать, а щей нету. Хе-хе. Досочек, тесу… Тут Семка дерзостей наговорил… Вы уж
не серчайте, барыня. Дурак дураком. Дурь еще
из головы
не вышла.
Не чувствует. Народ такой. Так прикажете, барыня, за лесом приезжать?
Правда, ангельская песня! Как будто с неба звуки неслись. Петров сидел в уголке и вдруг захлюпал. И я, — так глупо: реву, захлебываюсь;
вышла из избы, чтобы вам
не мешать. Бледные звезды на зеленоватом небе, черные сосны…
Меркулов
вышел из кабака и, спотыкаясь, побрел домой… Жена
не обманула его. У порога своей
избы он увидел капитана Урчаева, делопроизводителя местного воинского начальника.
Между тем во время курса лечения цыган, узнав, что его госпожа вне опасности и достигла, чего желала, начал шутить по-прежнему. Раз, когда
вышла из избы старшая внука лекарки, он рассказал о шабаше русалок. Смеялась очень старушка рассказу, но разочаровала цыгана, объяснив, что
не водяные ведьмы напугали его, а рыбацкие слобожанки.
Правила были следующие: 1) оставить все чины вне дверей, равномерно как и шляпы, а наипаче шпаги; 2) местничество и спесь оставить тоже у дверей; 3) быть веселым, однако ничего
не портить,
не ломать,
не грызть; 4) садиться, стоять, ходить, как заблагорассудится,
не смотря ни на кого; 5) говорить умеренно и
не очень громко, дабы у прочих головы
не заболели; 6) спорить без сердца и горячности; 7)
не вздыхать и
не зевать; 8) во всяких затеях другим
не препятствовать; 9) кушать сладко и вкусно, а пить с умеренностью, дабы всякий мог найти свои ноги для выхода
из дверей; 10) сору
из избы не выносить, а что войдет в одно ухо, то бы
вышло в другое прежде, нежели выступит
из дверей.
Этот снующий люд входил и
выходил из хором, толпился около новосрубленной
избы, появившейся во дворе усадьбы и казавшейся игрушкой среди остальных строений, хотя и празднично прибранных, но все же
не могших соперничать с нею в красоте отделки и свежести только что окончившейся постройки.
Поутру стучались в хижину; несли, по ежедневному обычаю, приношения лекарке: кто вязанку дров, кто горшок с похлебкою только что
из печи, кто пришел с вызовом истопить
избу. Долго
не было ответа. Наконец,
вышла старшая внука и извинилась, что к бабушке нельзя: она-де ночью возилась с одною больной и только к утру прилегла отдохнуть. Приношения осторожно приняты, услуги отложили до полдня.
Петр Ананьев ничего
не ответил, снял с гвоздя охабень и, нахлобучив шапку, снова
вышел из избы, оглядев ее внутренность как бы последним прощальным взглядом. Кузьма Терентьев остался один.
— Никогда я
не выхожу к ночи
из избы, а тут что-то потянуло…
Все лицо его было в крови… Он тяжело дышал. Все дворовые с каким-то немым благоговением смотрели на Кузьму Терентьева, этого геркулеса салтыковской дворни. Кузьма отпустил Степана, а тот, приподнявшись с полу, шатаясь
вышел из застольной
избы,
не взглянув ни на кого
из находившихся в ней.
«Пусть проветрится, сердце на вольном воздухе успокоит, но я-то его дожидаться
не стану. Може он тут на пустыре, так скажусь, а нет, запру дверь на замок и айда к Фиме», — мысленно сказал себе Кузьма и одевшись, захватив с собой висячий замок и
вышел из избы.
— Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, — сказал Ермолов и
вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в Аустерлицкой диспозиции было написано, хотя и
не по-немецки...