Неточные совпадения
— Щека разорвана, язык висит из раны. Я
видела не менее трехсот
трупов… Больше. Что же это, Самгин? Ведь
не могли они сами себя…
— Меня эти вопросы
не задевают, я смотрю с иной стороны и
вижу: природа — бессмысленная, злая свинья! Недавно я препарировал
труп женщины, умершей от родов, — голубчик мой, если б ты
видел, как она изорвана, искалечена! Подумай: рыба мечет икру, курица сносит яйцо безболезненно, а женщина родит в дьявольских муках. За что?
— Конечно, смешно, — согласился постоялец, — но, ей-богу, под смешным словом мысли у меня серьезные. Как я прошел и прохожу широкий слой жизни, так я вполне
вижу, что людей,
не умеющих управлять жизнью, никому
не жаль и все понимают, что хотя он и министр, но — бесполезность! И только любопытство, все равно как будто убит неизвестный, взглянут на
труп, поболтают малость о причине уничтожения и отправляются кому куда нужно: на службу, в трактиры, а кто — по чужим квартирам, по воровским делам.
А вот именно потому, что найден
труп убитого отца, потому что свидетель
видел подсудимого в саду, вооруженного и убегающего, и сам был повержен им, стало быть, и совершилось все по написанному, а потому и письмо
не смешное, а роковое.
Подойдя поближе, я
увидел совершенно разложившийся
труп не то красного волка,
не то большой рыжей собаки. Сильное зловоние принудило меня поскорее отойти в сторону. Немного подальше я нашел совершенно свежие следы большого медведя. Зверь был тут совсем недавно. Он перевернул две колодины и что-то искал под ними, потом вырыл глубокую яму и зачем-то с соседнего дерева сорвал кору.
Приняв от него это благословение, я распрощался с милыми людьми, — и мы с Иваном очутились в выгоревшей, пыльной степи… Дальнейшие подробности со всеми ужасами опускаю, — да мне они уж и
не казались особенными ужасами после моей командировки несколько лет тому назад за Волгу, в Астраханские степи, на чуму, где в киргизских кибитках валялись разложившиеся
трупы, а рядом шевелились черные, догнивающие люди. И никакой помощи ниоткуда я там
не видел!
Я соскочил с фуры:
не пускают. Всемогущий корреспондентский билет дает право прохода. Я иду первым делом к наружной линии будок, которые на берегу рва, я их
видел издали утром из-под насыпи. Две снесены, у одной сорвана крыша. А кругом —
трупы…
трупы…
Майор по-прежнему насмешливо пожал плечами, но послушался Миропы Дмитриевны; Людмила, как нарочно, в это время сидела, или, лучше сказать, полулежала с закрытыми глазами в кресле у выставленного окна. Майор даже попятился назад,
увидев ее… Перед ним была
не Людмила, а
труп ее. Чтобы
не мучить себя более, он возвратился к Миропе Дмитриевне.
Когда толпа остановилась, когда он понял, что более уже ничего
не будет, да и быть более уже нечему, кроме самого плохого, когда, наконец, он
увидел Гопкинса лежащим на том месте, где он упал, с белым, как у
трупа, лицом и закрытыми глазами, он остановился, дико озираясь вокруг и чувствуя, что его в этом городе настигнет, наконец, настоящая погибель.
Он прошел мимо
трупа, лежавшего на спине, и только одним глазом
видел какое-то странное положение восковой руки и темно-красное пятно на голове и
не стал рассматривать.
В Озерной старая казачка 17 каждый день бродила над Яиком, клюкою пригребая к берегу плывущие
трупы и приговаривая: «
Не ты ли, мое детище?
не ты ли, мой Степушка?
не твои ли черные кудри свежа вода моет?» — и,
видя лицо незнакомое, тихо отталкивала
труп.
Она
видела там, в темных домах, где боялись зажечь огонь, дабы
не привлечь внимания врагов, на улицах, полных тьмы, запаха
трупов, подавленного шёпота людей, ожидающих смерти, — она
видела всё и всех; знакомое и родное стояло близко пред нею, молча ожидая ее решения, и она чувствовала себя матерью всем людям своего города.
Когда он воротился, то
увидел, что
труп хозяина накрыт с головой одеялом, а Раиса осталась, как была, полуодетой, с голыми плечами; это тронуло его. Они,
не торопясь, прибрали комнату, и Евсей чувствовал, что молчаливая возня ночью, в тесной комнате, крепко связывает его с женщиной, знающей страх. Он старался держаться ближе к ней, избегая смотреть на
труп хозяина.
Текут беседы в тишине;
Луна плывет в ночном тумане;
И вдруг пред ними на коне
Черкес. Он быстро на аркане
Младого пленника влачил.
«Вот русский!» — хищник возопил.
Аул на крик его сбежался
Ожесточенною толпой;
Но пленник хладный и немой,
С обезображенной главой,
Как
труп, недвижим оставался.
Лица врагов
не видит он,
Угроз и криков он
не слышит;
Над ним летает смертный сон
И холодом тлетворным дышит.
Через месяц после удаления армии проезжал по следам ее Плейер, цесарский посланник, и он говорит, что
не мог
видеть без содрогания множества
трупов, разбросанных на пространстве 800 верст и пожираемых волками…
Но, покосивши слегка одним глазом,
увидел он, что
труп не там ловил его, где стоял он, и, как видно,
не мог
видеть его.
— Понятны мне грустные звуки, вырывающиеся из души Иоанна; его пламенный нрав
не умел ждать; но
не прав он; разве
не при нем уже началась битва, на которую ангел звал вранов пожирать
трупы сильных, и он, некогда склонявший главу на грудь Его, уже
видел потрясенный Рим — словом евангелия?
— Нет, боже сохрани! А вы знаете ли, откуда мог взяться этот нож возле
трупа? Нет; я
вижу по вашим глазам, что вы этого
не знаете… Это нож был нужен тому, кому нужно изменить форму трехгранной ранки на
трупе. Однако я злоупотребляю… вы верно слабы… вы бледнеете.
Но мне снова стало нехорошо. Озноб, странная тоска и дрожь в самом основании языка. Меня мутила эта падаль, которую я давил ногами, и Мне хотелось встряхнуться, как собаке после купанья. Пойми, ведь это был первый раз, когда Я
видел и ощущал твой
труп, мой дорогой читатель, и он Мне
не понравился, извини. Почему он
не возражал, когда Я ногой попирал его лицо? У Джорджа было молодое, красивое лицо, и он держался с достоинством. Подумай, что и в твое лицо вдавится тяжелая нога, — и ты будешь молчать?
«Проницательный читатель», особенно припомнив мое замечание о красном лице Анненского, скажет: «Был выпивши». Нет, этого
не было. Да и вообще пьяным я его никогда
не видел. Но он, этот седовласый старик под шестьдесят лет, — он был положительно самым молодым из всех нас. Особенно разительно помнится мне рядом с ним П. Б. Струве. Он стоял сгорбившись, подняв воротник пальто, и снег таял на его сером, неподвижном, как у
трупа, лице. Да и все мы были
не лучше.
В эти дни, когда там непрестанно из людей делают
трупы, я нигде
не мог найти покоя и бегал по людям, и много слышал этих разговоров, и много
видел этих притворно улыбающихся лиц, уверявших, что война далеко и
не касается их.
Мы подошли к окну. От самой стены дома до карниза начиналось ровное огненно-красное небо, без туч, без звезд, без солнца, и уходило за горизонт. А внизу под ним лежало такое же ровное темно-красное поле, и было покрыто оно
трупами. Все
трупы были голы и ногами обращены к нам, так что мы
видели только ступни ног и треугольники подбородков. И было тихо, — очевидно, все умерли, и на бесконечном поле
не было забытых.
И шел Ермий по безлюдной, знойной пустыне очень долго и во весь переход ни разу никого
не встретил, а потому и
не имел причины стыдиться своей наготы; приближаясь же к Дамаску, он нашел в песках выветрившийся сухой
труп и возле него ветхую «козью милоть», какие носили тогда иноки, жившие в общежитиях. Ермий засыпал песком кости, а козью милоть надел на свои плечи и обрадовался,
увидев в этом особое о нем промышление.
Отыскали наконец… Бедный, несчастный Антон!
не застал царевича в живых. Даньяр лежал в беспамятстве на
трупе сына; он
не видел лекаря, а то б убил его. Татаре бросились было на Антона, но его освободили недельщики, присланные уж с приказанием великого князя взять его под стражу и заковать в железа. Антон
не противился; он знал, что участь его решена, он понимал Ивана Васильевича и помнил, что слово грозного владыки
не мимо идет. Невинный, он должен был подклонить голову под топор палача.
— Послушайте… это что-нибудь да
не так;
не далее как несколько часов тому назад я получил официальное донесение о смерти князя, убитого на дуэли, в доме его родителей… Княгиня Зинаида Сергеевна была здесь
не более как с час времени, желала
видеть светлейшего и просить как-нибудь затушить это дело… Она приехала прямо от только что охладевшего
трупа сына, горе ее
не поддается описанию…
—
Не трожь… Что ты задумал… покойницу грабить!.. — крикнул Пахомыч,
видя, что горбун хладнокровно возится у шеи
трупа, стараясь растегнуть затейливый замок аграфа.
Спустившись после похорон барина к своей жертве, он к ужасу своему,
увидел, что предположение его о живучести Фимки
не оправдалось. Перед ним лежал похолодевший
труп.
Когда же я обернулся, то
увидел следующее: в пространстве между распятием и моим портретом, на некотором расстоянии от пола,
не превышающем, впрочем, четверти аршина, как бы висящим в воздухе, явился
труп моего отца.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто
не казалось ему странно или страшно: ни
труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда-то, ни пожарища Москвы. Всё, чтò
видел теперь Пьер,
не производило на него почти никакого впечатления — как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Кажется, я
не сразу понял, что она мертва, и только постепенно,
видя неподвижность
трупа, ощущая пустоту и тишину мертвого дома, я начал чувствовать горькую и неутолимую печаль.
Но Владимир Михайлович
не хотел
видеть трупа: это было бы слишком тяжелое зрелище.
Но что бы ни делалось вокруг, чувство необыкновенного счастья
не оставляло Татьяну Алексеевну, укрепилось твердо, стало чувством самой жизни; и что бы ни случилось теперь, — упади Юрий Михайлович на самых ее глазах,
увидь она его
труп, — и тут бы она
не поверила ни в смерть, ни в печаль, ни в роковое одиночество свое.