Неточные совпадения
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная, ужасная судьба, что оба Алексеи,
не правда ли?), Алексей
не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он
не едет? Он добр, он сам
не знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорей
воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет
видеть ее. Отдайте ее.
Не дупель, а бекас вырвался из-под собаки. Левин повел ружьем, но в то самое время как он целился, тот самый звук шлепанья по
воде усилился, приблизился, и к нему присоединился голос Весловского, что-то странно громко кричавшего. Левин
видел, что он берет ружьем сзади бекаса, но всё-таки выстрелил.
Он
видел, что мало того, чтобы сидеть ровно,
не качаясь, — надо еще соображаться, ни на минуту
не забывая, куда плыть, что под ногами
вода, и надо грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть на это легко, а что делать это, хотя и очень радостно, но очень трудно.
—
Видишь, я прав, — сказал опять слепой, ударив в ладоши, — Янко
не боится ни моря, ни ветров, ни тумана, ни береговых сторожей; прислушайся-ка: это
не вода плещет, меня
не обманешь, — это его длинные весла.
Я, с трудом спускаясь, пробирался по крутизне, и вот
вижу: слепой приостановился, потом повернул низом направо; он шел так близко от
воды, что казалось, сейчас волна его схватит и унесет; но видно, это была
не первая его прогулка, судя по уверенности, с которой он ступал с камня на камень и избегал рытвин.
— Оттого, что солдатская шинель к вам очень идет, и признайтесь, что армейский пехотный мундир, сшитый здесь, на
водах,
не придаст вам ничего интересного…
Видите ли, вы до сих пор были исключением, а теперь подойдете под общее правило.
Летики
не было; он увлекся; он, вспотев, удил с увлечением азартного игрока. Грэй вышел из чащи в кустарник, разбросанный по скату холма. Дымилась и горела трава; влажные цветы выглядели как дети, насильно умытые холодной
водой. Зеленый мир дышал бесчисленностью крошечных ртов, мешая проходить Грэю среди своей ликующей тесноты. Капитан выбрался на открытое место, заросшее пестрой травой, и
увидел здесь спящую молодую девушку.
«Сообразно инструкции. После пяти часов ходил по улице. Дом с серой крышей, по два окна сбоку; при нем огород. Означенная особа приходила два раза: за
водой раз, за щепками для плиты два. По наступлении темноты проник взглядом в окно, но ничего
не увидел по причине занавески».
–…У ней, впрочем, и всегда была эта… привычка, и как только пообедала, чтобы
не запоздать ехать, тотчас же отправилась в купальню…
Видишь, она как-то там лечилась купаньем; у них там ключ холодный есть, и она купалась в нем регулярно каждый день, и как только вошла в
воду, вдруг с ней удар!
— Я боюсь и пугаюсь? Пугаюсь вас? Скорее вам бояться меня, cher ami. [милый друг (фр.).] И какая, однако ж, дичь… А впрочем, я охмелел, я это
вижу; чуть было опять
не проговорился. К черту вино! Эй,
воды!
Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры, сны; верила в юродивых, в домовых, в леших, в дурные встречи, в порчу, в народные лекарства, в четверговую соль, в скорый конец света; верила, что если в светлое воскресение на всенощной
не погаснут свечи, то гречиха хорошо уродится, и что гриб больше
не растет, если его человеческий глаз
увидит; верила, что черт любит быть там, где
вода, и что у каждого жида на груди кровавое пятнышко; боялась мышей, ужей, лягушек, воробьев, пиявок, грома, холодной
воды, сквозного ветра, лошадей, козлов, рыжих людей и черных кошек и почитала сверчков и собак нечистыми животными;
не ела ни телятины, ни голубей, ни раков, ни сыру, ни спаржи, ни земляных груш, ни зайца, ни арбузов, потому что взрезанный арбуз напоминает голову Иоанна Предтечи; [Иоанн Предтеча — по преданию, предшественник и провозвестник Иисуса Христа.
Он был окрашен в коричневый цвет, казался железным, а отражения его огней вонзались в реку, точно зубья бороны, и было чудесно
видеть, что эти огненные зубья, бороздя
воду,
не гаснут в ней.
Раза два-три Иноков, вместе с Любовью Сомовой, заходил к Лидии, и Клим
видел, что этот клинообразный парень чувствует себя у Лидии незваным гостем. Он бестолково, как засыпающий окунь в ушате
воды, совался из угла в угол, встряхивая длинноволосой головой, пестрое лицо его морщилось, глаза смотрели на вещи в комнате спрашивающим взглядом. Было ясно, что Лидия
не симпатична ему и что он ее обдумывает. Он внезапно подходил и, подняв брови, широко открыв глаза, спрашивал...
Все более живой и крупной становилась рябь
воды в чане, ярче — пятно света на ней, — оно дробилось; Самгин снова
видел вихорек в центре темного круга на
воде,
не пытаясь убедить себя в том, что воображает, а
не видит.
Видел он и то, что его уединенные беседы с Лидией
не нравятся матери. Варавка тоже хмурился, жевал бороду красными губами и говорил, что птицы вьют гнезда после того, как выучатся летать. От него веяло пыльной скукой, усталостью, ожесточением. Он являлся домой измятый, точно после драки. Втиснув тяжелое тело свое в кожаное кресло, он пил зельтерскую
воду с коньяком, размачивал бороду и жаловался на городскую управу, на земство, на губернатора. Он говорил...
Не слушая ее, Самгин прошел к себе, разделся, лег, пытаясь
не думать, но — думал и
видел мысли свои, как пленку пыли на поверхности темной, холодной
воды — такая пленка бывает на прудах после ветреных дней.
Самгину казалось, что он
видит ее медные глаза, крепко сжатые губы, —
вода доходила ей выше колен, руки она подняла над головою, и они
не дрожали.
Клим
не видел темненького. Он
не верил в сома, который любит гречневую кашу. Но он
видел, что все вокруг — верят, даже Туробоев и, кажется, Лютов. Должно быть, глазам было больно смотреть на сверкающую
воду, но все смотрели упорно, как бы стараясь проникнуть до дна реки. Это на минуту смутило Самгина: а — вдруг?
Не удалось бы им там
видеть какого-нибудь вечера в швейцарском или шотландском вкусе, когда вся природа — и лес, и
вода, и стены хижин, и песчаные холмы — все горит точно багровым заревом; когда по этому багровому фону резко оттеняется едущая по песчаной извилистой дороге кавалькада мужчин, сопутствующих какой-нибудь леди в прогулках к угрюмой развалине и поспешающих в крепкий замок, где их ожидает эпизод о войне двух роз, рассказанный дедом, дикая коза на ужин да пропетая молодою мисс под звуки лютни баллада — картины, которыми так богато населило наше воображение перо Вальтера Скотта.
Задумывается ребенок и все смотрит вокруг:
видит он, как Антип поехал за
водой, а по земле, рядом с ним, шел другой Антип, вдесятеро больше настоящего, и бочка казалась с дом величиной, а тень лошади покрыла собой весь луг, тень шагнула только два раза по лугу и вдруг двинулась за гору, а Антип еще и со двора
не успел съехать.
Видишь каплю
воды, как слеза чиста, ну так посмотри, что в ней есть, и
увидишь, что механики скоро все тайны Божии разыщут, ни одной нам с тобой
не оставят» — так и сказал это, запомнил я.
«Но это даром
не проходит им, — сказал он, помолчав, — они крепки до времени, а в известные лета силы вдруг изменяют, и вы
увидите в Англии многих индийских героев, которые сидят по углам,
не сходя с кресел, или таскаются с одних минеральных
вод на другие».
Едучи с корвета, я
видел одну из тех картин, которые
видишь в живописи и
не веришь: луну над гладкой
водой, силуэт тихо качающегося фрегата, кругом темные, спящие холмы и огни на лодках и горах.
Едва станешь засыпать — во сне ведь другая жизнь и, стало быть, другие обстоятельства, — приснитесь вы, ваша гостиная или дача какая-нибудь; кругом знакомые лица; говоришь, слушаешь музыку: вдруг хаос — ваши лица искажаются в какие-то призраки; полуоткрываешь сонные глаза и
видишь,
не то во сне,
не то наяву, половину вашего фортепиано и половину скамьи; на картине, вместо женщины с обнаженной спиной, очутился часовой; раздался внезапный треск, звон — очнешься — что такое? ничего: заскрипел трап, хлопнула дверь, упал графин, или кто-нибудь вскакивает с постели и бранится, облитый
водою, хлынувшей к нему из полупортика прямо на тюфяк.
— «Что-о? почему это уши? — думал я, глядя на группу совершенно голых, темных каменьев, — да еще и ослиные?» Но, должно быть, я подумал это вслух, потому что кто-то подле меня сказал: «Оттого что они торчмя высовываются из
воды — вон
видите?»
Вижу, да только это похоже и на шапку, и на ворота, и ни на что
не похоже, всего менее на уши.
Наконец мои товарищи вернулись. Они сказали, что нагулялись вдоволь, хотя ничего и
не видели. Пошли в столовую и принялись опять за содовую
воду.
Как ни привыкнешь к морю, а всякий раз, как надо сниматься с якоря, переживаешь минуту скуки: недели, иногда месяцы под парусами —
не удовольствие, а необходимое зло. В продолжительном плавании и сны перестают сниться береговые. То снится, что лежишь на окне каюты, на аршин от кипучей бездны, и любуешься узорами пены, а другой бок судна поднялся сажени на три от
воды; то
видишь в тумане какой-нибудь новый остров, хочется туда, да рифы мешают…
7-го или 8-го марта, при ясной, теплой погоде, когда качка унялась, мы
увидели множество какой-то красной массы, плавающей огромными пятнами по
воде. Наловили ведра два — икры. Недаром
видели стаи рыбы, шедшей незадолго перед тем тучей под самым носом фрегата. Я хотел продолжать купаться, но это уже были
не тропики: холодно, особенно после свежего ветра. Фаддеев так с радости и покатился со смеху, когда я вскрикнул, лишь только он вылил на меня ведро.
Оно, пожалуй, красиво смотреть со стороны, когда на бесконечной глади
вод плывет корабль, окрыленный белыми парусами, как подобие лебедя, а когда попадешь в эту паутину снастей, от которых проходу нет, то
увидишь в этом
не доказательство силы, а скорее безнадежность на совершенную победу.
—
Не бойся его. Страшен величием пред нами, ужасен высотою своею, но милостив бесконечно, нам из любви уподобился и веселится с нами,
воду в вино превращает, чтобы
не пресекалась радость гостей, новых гостей ждет, новых беспрерывно зовет и уже на веки веков. Вон и вино несут новое,
видишь, сосуды несут…»
Греясь у костра, мы пили чай. Вдруг Чжан Бао что-то закричал. Я обернулся и
увидел мираж. В воздухе, немного выше поверхности
воды, виднелся пароход, две парусные шхуны, а за ними горы, потом появилась постройка, совершенно
не похожая ни на русский дом, ни на китайскую фанзу. Явление продолжалось несколько минут, затем оно начало блекнуть и мало-помалу рассеялось в воздухе.
Я приподнялся на сене. Голова коренника
не шевелилась над
водою. Только и можно было
видеть, при ясном свете месяца, как одно его ухо чуть-чуть двигалось то взад, то вперед.
Отдышавшись немного, олень поднялся на ноги и, шатаясь, пошел в сторону, но,
не доходя до леса,
увидел ручей и,
не обращая на нас более внимания, стал жадно пить
воду.
Через несколько минут мы подошли к реке и на другом ее берегу
увидели Кокшаровку. Старообрядцы подали нам лодки и перевезли на них седла и вьюки. Понукать лошадей
не приходилось. Умные животные отлично понимали, что на той стороне их ждет обильный корм. Они сами вошли в
воду и переплыли на другую сторону реки.
Читатель ошибется, если вообразит себе женьшеневую плантацию в виде поляны, на которой посеяны растения. Место, где найдено было в разное время несколько корней женьшеня, считается удобным. Сюда переносятся и все другие корни. Первое, что я
увидел, — это навесы из кедрового корья для защиты женьшеня от палящих лучей солнца. Для того чтобы
не прогревалась земля, с боков были посажены папоротники и из соседнего ручья проведена узенькая канавка, по которой сочилась
вода.
Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперед, а лошади остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь по ущелью и потому тропа обходит опасное место. Однако я заметил, что это была
не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых, на ней
не было конных следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем я убедился, как только
увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
Откуда же здоровое свойство этой грязи? обратите внимание на положение этой поляны: вы
видите, что
вода здесь имеет сток, и потому здесь
не может быть гнилости.
— Да, гнилости этих элементов, если мы обратим внимание на положение этой поляны. Вы
видите,
вода не имеет стока из нее, потому застаивается, гниет.
— Нет, ничего, это так; дайте
воды,
не беспокойтесь, Мосолов уже несет. Благодарю, Мосолов; — она взяла
воду, принесенную тем молодым ее спутником, который прежде отходил к окну, —
видите, как я его выучила, все вперед знает. Теперь совершенно прошло. Продолжайте, пожалуйста; я слушаю.
С нами была тогда Наталья Константиновна, знаете, бой-девка, она
увидела, что в углу солдаты что-то едят, взяла вас — и прямо к ним, показывает: маленькому, мол, манже; [ешь (от фр. manger).] они сначала посмотрели на нее так сурово, да и говорят: «Алле, алле», [Ступай (от фр. aller).] а она их ругать, — экие, мол, окаянные, такие, сякие, солдаты ничего
не поняли, а таки вспрынули со смеха и дали ей для вас хлеба моченого с
водой и ей дали краюшку.
— Божья воля сама по себе, а надо и меры принимать. Под лежачий камень и
вода не бежит. Вот как зерно-то сопреет, тогда и
увидим, как ты о Божьей воле разговаривать будешь!
Ухватил всадник страшною рукою колдуна и поднял его на воздух. Вмиг умер колдун и открыл после смерти очи. Но уже был мертвец и глядел как мертвец. Так страшно
не глядит ни живой, ни воскресший. Ворочал он по сторонам мертвыми глазами и
увидел поднявшихся мертвецов от Киева, и от земли Галичской, и от Карпата, как две капли
воды схожих лицом на него.
— Что ж, разве я лгунья какая? разве я у кого-нибудь корову украла? разве я сглазила кого, что ко мне
не имеют веры? — кричала баба в козацкой свитке, с фиолетовым носом, размахивая руками. — Вот чтобы мне
воды не захотелось пить, если старая Переперчиха
не видела собственными глазами, как повесился кузнец!
Что такое? И спросить
не у кого — ничего
не вижу. Ощупываю шайку — и
не нахожу ее; оказалось, что банщик ее унес, а голова и лицо в мыле. Кое-как протираю глаза и
вижу: суматоха! Банщики побросали своих клиентов, кого с намыленной головой, кого лежащего в мыле на лавке. Они торопятся налить из кранов шайки
водой и становятся в две шеренги у двери в горячую парильню, высоко над головой подняв шайки.
Около тюрьмы есть колодец, и по нему можно судить о высоте почвенной
воды. Вследствие особого строения здешней почвы почвенная
вода даже на кладбище, которое расположено на горе у моря, стоит так высоко, что я в сухую погоду
видел могилы, наполовину заполненные
водою. Почва около тюрьмы и во всем посту дренирована канавами, но недостаточно глубокими, и от сырости тюрьма совсем
не обеспечена.
[29 июня 1886 г., с военного судна «Тунгус»,
не доходя 20 миль до Дуэ, заметили на поверхности моря черную точку; когда подошли поближе, то
увидели следующее: на четырех связанных бревнах, сидя на возвышениях из древесной коры, плыли куда-то два человека, около них на плоту были ведро с пресною
водой, полтора каравая хлеба, топор, около пуда муки, немножко рису, две стеариновые свечи, кусок мыла и два кирпича чаю.
Он прошел вдоль восточного берега и, обогнув северные мысы Сахалина, вступил в самый пролив, держась направления с севера на юг, и, казалось, был уже совсем близок к разрешению загадки, но постепенное уменьшение глубины до 3 1/2 сажен, удельный вес
воды, а главное, предвзятая мысль заставили и его признать существование перешейка, которого он
не видел.
Я стреливал гусей во всякое время: дожидаясь их прилета в поле, притаясь в самом еще
не вымятом хлебе, подстерегая их на перелете в поля или с полей, дожидаясь на ночлеге, где за наступившею уже темнотою гуси
не увидят охотника, если он просто лежит на земле, и, наконец, подъезжая на лодке к спящим на берегу гусям, ибо по
воде подплыть так тихо, что и сторожевой гусь
не услышит приближающейся в ночном тумане лодки.
И горные ключи и низменные болотные родники бегут ручейками: иные текут скрытно, потаенно, углубясь в землю, спрятавшись в траве и кустах; слышишь, бывало, журчанье, а
воды не находишь; подойдешь вплоть, раздвинешь руками чащу кустарника или навес густой травы — пахнет в разгоревшееся лицо свежею сыростью, и, наконец,
увидишь бегущую во мраке и прохладе струю чистой и холодной
воды.
Нос у него узенький, кругловатый, нисколько
не подходящий к носам обыкновенных уток: конец верхней половинки его загнут книзу; голова небольшая, пропорциональная, шея длинная, но короче, чем у гагары, и
не так неподвижно пряма; напротив, он очень гибко повертывает ею, пока
не увидит вблизи человека; как же скоро заметит что-нибудь, угрожающее опасностью, то сейчас прибегает к своей особенной способности погружаться в
воду так, что видна только одна узенькая полоска спины, колом торчащая шея и неподвижно устремленные на предмет опасности, до невероятности зоркие, красные глаза.