Неточные совпадения
Слышен из другой комнаты небольшой
кашель Хлестакова.
В соседнем номере говорили что-то о машинах и обмане и кашляли утренним
кашлем.
Обольщение это было непродолжительно. Больной заснул спокойно, но чрез полчаса
кашель разбудил его. И вдруг исчезли все надежды и в окружающих его и в нем самом. Действительность страдания, без сомнения, даже без воспоминаний о прежних надеждах, разрушила их в Левине и Кити и в самом больном.
Тут смех опять превратился в нестерпимый
кашель, продолжавшийся пять минут. На платке осталось несколько крови, на лбу выступили капли пота. Она молча показала кровь Раскольникову и, едва отдыхнувшись, тотчас же зашептала ему опять с чрезвычайным одушевлением и с красными пятнами на щеках...
Кашель задушил ее, но острастка пригодилась. Катерины Ивановны, очевидно, даже побаивались; жильцы, один за другим, протеснились обратно к двери с тем странным внутренним ощущением довольства, которое всегда замечается, даже в самых близких людях, при внезапном несчастии с их ближним, и от которого не избавлен ни один человек, без исключения, несмотря даже на самое искреннее чувство сожаления и участия.
Поправь платьице, Полечка, плечики спустились, — заметила она сквозь
кашель, отдыхиваясь.
Все это произнесено было чрезвычайною скороговоркой, чем дальше, тем быстрей, но
кашель разом перервал красноречие Катерины Ивановны.
Она так на него и накинулась, посадила его за стол подле себя по левую руку (по правую села Амалия Ивановна) и, несмотря на беспрерывную суету и хлопоты о том, чтобы правильно разносилось кушанье и всем доставалось, несмотря на мучительный
кашель, который поминутно прерывал и душил ее и, кажется, особенно укоренился в эти последние два дня, беспрерывно обращалась к Раскольникову и полушепотом спешила излить перед ним все накопившиеся в ней чувства и все справедливое негодование свое на неудавшиеся поминки; причем негодование сменялось часто самым веселым, самым неудержимым смехом над собравшимися гостями, но преимущественно над самою хозяйкой.
(И она закатилась от
кашля.)
Сковороды, про которую говорил Лебезятников, не было; по крайней мере Раскольников не видал; но вместо стука в сковороду Катерина Ивановна начинала хлопать в такт своими сухими ладонями, когда заставляла Полечку петь, а Леню и Колю плясать; причем даже и сама пускалась подпевать, но каждый раз обрывалась на второй ноте от мучительного
кашля, отчего снова приходила в отчаяние, проклинала свой
кашель и даже плакала.
Глубокий, страшный
кашель прервал ее слова. Она отхаркнулась в платок и сунула его напоказ священнику, с болью придерживая другой рукою грудь. Платок был весь в крови…
Славны бубны за горами! — вскричала Катерина Ивановна, тотчас после смеху закатившись
кашлем, — нет, Родион Романович, прошла мечта!
Сухой
кашель раздался за сиренями. Фенечка мгновенно отодвинулась на другой конец скамейки. Павел Петрович показался, слегка поклонился и, проговорив с какой-то злобною унылостью: «Вы здесь», — удалился. Фенечка тотчас подобрала все розы и вышла вон из беседки.
Он вытянул шею к двери в зал, откуда глухо доносился хриплый голос и
кашель. Самгин сообразил, что происходит нечто интересное, да уже и неловко было уйти. В зале рычал и кашлял Дьякон; сидя у стола, он сложил руки свои на груди ковшичками, точно умерший, бас его потерял звучность, хрипел, прерывался глухо бухающим
кашлем; Дьякон тяжело плутал в словах, не договаривая, проглатывая, выкрикивая их натужно.
Настоящий Старик, бережно переставляя одеревеневшие ноги свои, слишком крепко тычет палкой в пол, кашляет так, что у него дрожат уши, а лицо и шея окрашиваются в цвет спелой сливы; пристукивая палкой, он говорит матери, сквозь сердитый
кашель...
Как-то вдруг все запахи заглушил одеколон, а речь Пыльникова покрылась надсадным
кашлем и суровой, громко сказанной фразой...
«Да, сильно нездорова». Лицо, в красных пятнах, казалось обожженным, зеленоватые глаза блестели неприятно, голос звучал повышенно визгливо и как будто тревожно, суховатый
кашель сопровождался свистом.
Говорил Дронов порывисто и торопливо, желая сказать между двумя припадками
кашля как можно больше. Слушать его было трудно и скучно. Клим задумался о своем, наблюдая, как Дронов истязует фуражку.
«Это о царе говорят», — решил Самгин, закрывая глаза. В полной темноте звуки стали как бы отчетливей. Стало слышно, что впереди, на следующем диване, у двери, струится слабенький голосок, прерываемый сухим, негромким
кашлем, — струится, выговаривая четко.
Выгибая грудь, он прижимал к ней кулак, выпрямлялся, возводя глаза в сизый дым над его головою, и молчал, точно вслушиваясь в шорох приглушенных голосов, в тяжелые вздохи и
кашель.
Осенью Клим Иванович простудился: поднялась температура, болела голова, надоедал
кашель, истязала тихонькая скука, и от скуки он спросил...
Снова замолчали, прислушиваясь к заливистому
кашлю на дворе;
кашель начинался с басового буханья и, повышаясь, переходил в тонкий визг ребенка, страдающего коклюшем.
За дверью соседней комнаты покашливал музыкант, и скука слов жены его как бы сгущалась от этого
кашля.
Самгину было интересно и приятно слушать брата, но шумело в голове, утомлял
кашель, и снова поднималась температура. Закрыв глаза, он сообщил...
Хотя
кашель мешал Дьякону, но говорил он с великой силой, и на некоторых словах его хриплый голос звучал уже по-прежнему бархатно. Пред глазами Самгина внезапно возникла мрачная картина: ночь, широчайшее поле, всюду по горизонту пылают огромные костры, и от костров идет во главе тысяч крестьян этот яростный человек с безумным взглядом обнаженных глаз. Но Самгин видел и то, что слушатели, переглядываясь друг с другом, похожи на зрителей в театре, на зрителей, которым не нравится приезжий гастролер.
Раскрыв тяжелую книгу, она воткнула в нее острый нос; зашелестели страницы, «взыскующие града» пошевелились, раздался скрип стульев, шарканье ног, осторожный
кашель, — женщина, взмахнув головою в черном платке, торжественно и мстительно прочитала...
Самгин швырнул газету прочь, болели глаза, читать было трудно, одолевал
кашель. Дмитрий явился поздно вечером, сообщил, что он переехал в ту же гостиницу, спросил о температуре, пробормотал что-то успокоительное и убежал, сказав...
То — звучнее, то — глуше волнообразно колебался тихий говорок, шепот, сдерживаемый
кашель, заглушая быстрые слова оратора.
Она судорожно терлась щекою о его плечо и, задыхаясь в сухом
кашле или неудачном смехе, шептала...
Сухой
кашель Нехаевой напоминал о заразительности туберкулеза.
А между тем заметно было, что там жили люди, особенно по утрам: на кухне стучат ножи, слышно в окно, как полощет баба что-то в углу, как дворник рубит дрова или везет на двух колесах бочонок с водой; за стеной плачут ребятишки или раздается упорный, сухой
кашель старухи.
— А кто это у вас кашляет? Чей это такой сухой
кашель? — спросил Обломов.
Войдя в избу, напрасно станешь кликать громко: мертвое молчание будет ответом: в редкой избе отзовется болезненным стоном или глухим
кашлем старуха, доживающая свой век на печи, или появится из-за перегородки босой длинноволосый трехлетний ребенок, в одной рубашонке, молча, пристально поглядит на вошедшего и робко спрячется опять.
— Дайте руку, — сказал доктор, взял пульс и закрыл на минуту глаза. — А
кашель есть? — спросил он.
Обломов не помнил, где он сидит, даже сидел ли он: машинально смотрел и не замечал, как забрезжилось утро; слышал и не слыхал, как раздался сухой
кашель старухи, как стал дворник колоть дрова на дворе, как застучали и загремели в доме, видел и не видал, как хозяйка и Акулина пошли на рынок, как мелькнул пакет мимо забора.
Райский издали дал знать о себе
кашлем и подошел к ней.
Есть по нашему месту такой на детей
кашель, коклюш, что с одного на другого переходит.
Мы взаимно раскланялись. Кланяясь, я случайно взглянул на ноги — проклятых башмаков нет как нет: они лежат подле сапог. Опираясь на руку барона Крюднера, которую он протянул мне из сострадания, я с трудом напялил их на ноги. «Нехорошо», — прошептал барон и засмеялся слышным только мне да ему смехом, похожим на
кашель. Я, вместо ответа, показал ему на его ноги: они были без башмаков. «Нехорошо», — прошептал я в свою очередь.
Крыльцов что-то, чего нельзя было расслышать, сказал, указывая на Марью Павловну, и, нахмурившись, очевидно сдерживая
кашель, закачал головой. Нехлюдов приблизил голову, чтобы расслышать. Тогда Крыльцов выпростал рот из платка и прошептал...
На его лбу очки так и прыгали, на висках вспухли толстые синие жилы, и из глаз катились слезы, только приступ удушливого
кашля остановил этот гомерический смех, и Ляховский мало-помалу успокоился.
На дворе накрапывал дождь, было очень темно, и только по хриплому
кашлю Пантелеймона можно было угадать, где лошади. Подняли у коляски верх.
«Вот поэт», — пролепетал он, с усилием сдерживая
кашель, и пустился было декламировать едва слышным голосом...
— О, я умею отгадывать! — продолжала она, — бывало, я по одному папашину
кашлю из другой комнаты узнавала, доволен ли он мной или нет.
Самоотверженно ждал я появления хозяйки, приготовляясь к скучным вопросам, к глухоте, к
кашлю, к обвинениям нового поколения, а может, и к моральным поучениям.
Предостережения от простуды, от вредной пищи, хлопоты при малейшем насморке,
кашле.
…Я ждал ее больше получаса… Все было тихо в доме, я мог слышать оханье и
кашель старика, его медленный говор, передвиганье какого-то стола… Хмельной слуга приготовлял, посвистывая, на залавке в передней свою постель, выругался и через минуту захрапел… Тяжелая ступня горничной, выходившей из спальной, была последним звуком… Потом тишина, стон больного и опять тишина… вдруг шелест, скрыпнул пол, легкие шаги — и белая блуза мелькнула в дверях…
Аннушка натирала Сатиру грудь и уходила, оставляя больного в добычу мучительным приступам
кашля.
И дни и ночи отдавался в нашей образной (как раз над каморкой Сатира) глухой
кашель больного, до такой степени тяжкий, словно он от внутренностей освободиться силился.
Сатира перенесли в застольную и положили на печку. Под влиянием тепла ему стало как будто полегче. В обыкновенное время в застольной находилась только кухарка с помощницей, но во время обедов и ужинов собиралась вся дворня, и шум, который она производила, достаточно-таки тревожил больного. Однако он крепился, старался не слышать праздного говора и, в свою очередь, сдерживал, сколько мог,
кашель, разрывавший его грудь.