Неточные совпадения
Потом — пустые, как выметенные какой-то чумой, улицы. Помню: споткнулся обо что-то нестерпимо мягкое, податливое и все-таки
неподвижное. Нагнулся:
труп. Он лежал на спине, раздвинув согнутые ноги, как женщина. Лицо…
Но однажды, в глухом углу, около городской стеньг, она увидала другую женщину: стоя на коленях около
трупа,
неподвижная, точно кусок земли, она молилась, подняв скорбное лицо к звездам, а на стене, над головой ее, тихо переговаривались сторожевые и скрежетало оружие, задевая камни зубцов.
Мертвец с открытыми
неподвижными глазами приводит в невольный трепет; но, по крайней мере, на бесчувственном лице его начертано какое-то спокойствие смерти: он не страдает более; а оживленный
труп, который упал к ногам моим, дышал, чувствовал и, прижимая к груди своей умирающего с голода ребенка, прошептал охриплым голосом и по-русски: «Кусок хлеба!.. ему!..» Я схватился за карман: в нем не было ни крошки!
Я ползу. Ноги волочатся, ослабевшие руки едва двигают
неподвижное тело. До
трупа сажени две, но для меня это больше — не больше, а хуже — десятков верст. Все-таки нужно ползти. Горло горит, жжет, как огнем. Да и умрешь без воды скорее. Все-таки, может быть…
Худой, как скелет, с открытым ртом и
неподвижный, он походил на
труп, только что принесенный из мертвецкого подвала для вскрытия.
«Проницательный читатель», особенно припомнив мое замечание о красном лице Анненского, скажет: «Был выпивши». Нет, этого не было. Да и вообще пьяным я его никогда не видел. Но он, этот седовласый старик под шестьдесят лет, — он был положительно самым молодым из всех нас. Особенно разительно помнится мне рядом с ним П. Б. Струве. Он стоял сгорбившись, подняв воротник пальто, и снег таял на его сером,
неподвижном, как у
трупа, лице. Да и все мы были не лучше.
В сумраке темнели
неподвижные фигуры солдат. Понуренные головы в папахах прислонились к холодным штыкам, лица были угрюмые и ушедшие в себя, со скрытыми, неведомыми думами. Неподвижно лежал
труп Беспалова. За изгибом люнета, невидно для Резцова, протяжно охал новый раненый.
Долго в экстазе, который я осмелюсь назвать религиозным, любовался я
трупом, сам своей
неподвижною фигурой, со скальпелем в одной руке, с другой рукою, поднятою ввысь, уподобляясь объекту моего восхищенного созерцания.
Подойдя близко, насколько это было возможно, —
труп не отодвигался по мере моего приближения, но оставался совершенно
неподвижным, и, наступая дальше, я должен был прямо наткнуться на него, — я сказал призраку...