Неточные совпадения
Немец сел против меня и трагически начал мне рассказывать, как его патрон-француз надул, как он три года эксплуатировал его, заставляя втрое больше работать, лаская надеждой, что он его примет в товарищи, и вдруг, не говоря худого слова,
уехал в Париж и там нашел товарища. В силу этого
немец сказал ему, что он оставляет место, а патрон не возвращается…
Бродский
уехал навсегда, а к
немцу идти надо.
Но вот однажды Аггей Никитич, страдая от мозоли, зашел в аптеку Вибеля и застал там самого аптекаря, который был уже старик, из обрусевших
немцев, и которого Аггей Никитич еще прежде немного знал, но не ведал лишь одного, что Вибель лет за десять перед тем женился на довольно молоденькой особе, которая куда-то на весьма продолжительное время
уезжала от него, а ныне снова возвратилась.
Затосковала она, ходит по двору сама не своя и говорит мне: «
Уеду я к своим, к
немцам, Яков, как только муж помрет, —
уеду!» Я говорю: «Конешно, надо
уезжать!» Помер судья, и
уехала она.
Наша правдивая история близится к концу. Через некоторое время, когда Матвей несколько узнал язык, он перешел работать на ферму к дюжему
немцу, который, сам страшный силач, ценил и в Матвее его силу. Здесь Матвей ознакомился с машинами, и уже на следующую весну Нилов, перед своим отъездом, пристроил его в еврейской колонии инструктором. Сам Нилов
уехал, обещав написать Матвею после приезда.
— Вот видишь, — говорит ему Дыма. — Теперь вот кланяешься, как добрый, а сам подумай, что ты с нами наделал: родная сестра
уехала одна. Поди ты к чорту! — Он плюнул и сердито отвернулся от
немца.
Несмотря на горькие слезы и постоянное сокрушение Арины Васильевны, Степан Михайлович, как только сыну минуло шестнадцать лет, определил его в военную службу, в которой он служил года три, и по протекции Михайла Максимовича Куролесова находился почти год бессменным ординарцем при Суворове; но Суворов
уехал из Оренбургского края, и какой-то немец-генерал (кажется, Трейблут) без всякой вины жестоко отколотил палками молодого человека, несмотря на его древнее дворянство.
— Нет, я вижу, нечего тут с этими чертями делать! — решил Илья Макарович, и на другой же день бросил свою копию и
уехал от
немцев в Италию, но
уехал, — увы! — не с художественной гривкой, а с форменной стрижкой прусского рекрута.
Илья Макарович покраснел, задвигал на носу свои очки и задумал было в тот же день
уехать от
немцев.
Журавка, огорченный своим пассажем с немецким языком у профессора, прогулялся за город, напился где-то в форштадте пива и, успокоясь, возвращался домой с новой решимостью уже не ехать от
немцев завтра же, а прежде еще докончить свою копию, и тогда тотчас же
уехать с готовой работой.
Самойленко, с тех пор как
уехал из Дерпта, в котором учился медицине, редко видел
немцев и не прочел ни одной немецкой книги, но, по его мнению, все зло в политике и науке происходило от
немцев. Откуда у него взялось такое мнение, он и сам не мог сказать, но держался его крепко.
Да что им, этим
немцам, и жалеть нас, дураков: выжгут все, набьют себе карманы и
уедут, а мы останемся, как рак на мели.
Отец Якова, бедный отставной майор, человек весьма честный, но несколько поврежденный в уме, привез его, семилетнего мальчика, к этому
немцу, заплатил за него за год вперед,
уехал из Москвы, да и пропал без вести…
— Этот дом был выстроен при прадеде теперешнего князя. Князь и не жил в нем; они вместе с сыном и учителем-немцем занимали флигель во дворе до тех пор, пока молодой князь не выросли и не
уехали учиться за границу.
Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, — дрянь,
немец, что Денисов герой и эсаул герой, и Тихон герой, и что ему было бы стыдно
уехать от них в трудную минуту.