Неточные совпадения
— Но бывает, что человек обманывается, ошибочно считая себя лучше, ценнее других, —
продолжал Самгин, уверенный, что этим людям не много надобно для того, чтоб они приняли истину, доступную их разуму. —
Немцы, к несчастию, принадлежат к людям, которые убеждены, что именно они лучшие люди мира, а мы, славяне, народ ничтожный и должны подчиняться им. Этот самообман сорок лет воспитывали в
немцах их писатели, их царь, газеты…
— Шикарный
немец, — говорил поживший в городе и читавший романы извозчик. Он сидел, повернувшись вполуоборот к седоку, то снизу, то сверху перехватывая длинное кнутовище, и, очевидно, щеголял своим образованием, — тройку завел соловых, выедет с своей хозяйкой — так куда годишься! —
продолжал он. — Зимой, на Рождестве, елка была в большом доме, я гостей возил тоже; с еклектрической искрой. В губернии такой не увидишь! Награбил денег — страсть! Чего ему: вся его власть. Сказывают, хорошее имение купил.
— Позвольте, Александр Павлыч, — скромно
продолжал немец, играя табакеркой. — Мысль, без сомнения, очень счастливая, и я специально для нее ехал на Урал.
— Сею минутою явлюся. А вы, братцы, —
продолжал он убедительным голосом, — ступайте-ка лучше отсюда вон с новопожалованным истопником-то: неравно
немец забежит, как раз нажалуется.
Даже сидя в коляске, старик
продолжал дичиться и ежиться; но тихий, теплый воздух, легкий ветерок, легкие тени, запах травы, березовых почек, мирное сиянье безлунного звездного неба, дружный топот и фыркание лошадей — все обаяния дороги, весны, ночи спустились в душу бедного
немца, и он сам первый заговорил с Лаврецким.
— Любили ли вы когда-нибудь? Существует ли для вас какая-нибудь женщина? —
продолжал Калинович, желая допытать окончательно
немца.
Хозяева дружески подшучивали над ним и каждый вечер
продолжали читать, слушать или играть в карты; если друг
немец выигрывал у них гривен шесть медью, то бывал очень доволен, говоря, что сегодня недорого заплатит извозчику.
Учитель француз, дядька
немец, студенты и большая часть других гостей столпились вокруг Степана Кондратьевича, который, устремив глаза в потолок,
продолжал протирать очки и посвистывать весьма значительным образом.
— Да что ты, Мильсан, веришь русским? — вскричал молодой кавалерист, — ведь теперь за них мороз не станет драться; а бедные
немцы так привыкли от нас бегать, что им в голову не придет порядком схватиться — и с кем же?.. с самим императором! Русские нарочно выдумали это известие, чтоб мы скорей сдались, Ils sont malins ces barbares! [Они хитры, эти варвары! (франц.)] Не правда ли, господин Папилью? —
продолжал он, относясь к толстому офицеру. — Вы часто бываете у Раппа и должны знать лучше нашего…
Обеспечение горючими материалами выдвигает заводы Кайгородова на первый план, хотя уже начинали ходить упорные слухи, что лесное хозяйство в этих заводах сильно пошатнулось за последние годы благодаря какой-то кучке
немцев, стоявшей во главе управления; эти слухи
продолжали упорно держаться, тем более что они были тесно связаны с какими-то другими злоупотреблениями, безгласно совершавшимися на этих заводах.
— А ничего, шерт возьми… Пустяки!.. —
Немец выпустил целую серию самых непечатных выражений и
продолжал кричать какую-то тарабарщину, в которой можно было разобрать слова: «швин», «канайль» и «бэстия».
— О, я не хочу иметь роги! бери его, мой друг Гофман, за воротник, я не хочу, —
продолжал он, сильно размахивая руками, причем лицо его было похоже на красное сукно его жилета. — Я восемь лет живу в Петербурге, у меня в Швабии мать моя, и дядя мой в Нюренберге; я
немец, а не рогатая говядина! прочь с него всё, мой друг Гофман! держи его за рука и нога, камрад мой Кунц!
— Господи боже мой! — с жаром
продолжал башмачник: — когда же конец? когда, господи! Горемыка я, горемыка неисходная! Судьба-то, судьба-то моя, подумаешь! В малых летах был я бит через немца-хозяина, в лучший сустав жизни моей бит от своего же брата, наконец, в зрелые годы вот до чего дослужился…
«Если бы я был какой
немец или ученый, — так
продолжал он свои размышления, — или если б у меня было постоянное занятие, которое поглощало бы большую часть моего времени, подобная жена была бы находка; но так! Неужто я обманулся?..» Эта последняя мысль была для него мучительнее, чем он ожидал.
— Помилуйте, —
продолжал горячиться директор. — Карлушка какой-нибудь паршивый, пара галстуков была у него да кальсоны вязаные, состоял на побегушках у жида в Зарядье, а глядишь, годика через три — биржевой маклер.
Немцы выклянчили — в двадцати тысячах дохода… За невестой куш берет… Сами вы плошаете, господа!
— Вот, —
продолжала молодая вдова, обратясь к лукавой цели своей, — поведали мне добрые люди: приехал Антон-лекарь от
немцев, лечит, дескать, всякие недуги: и от недоброго глаза, и с ветру, и от своей глупости. Послушала я добрых людей, пошла к лекарю с толмачом Варфоломеем.
Немцы, взяв Варшаву,
продолжают подвигаться вперед, т. е. к нам поближе. Все молчат и ждут, что будет дальше; и только искоса поглядывают друг на друга: не знает ли чего нового и настоящего? А кто может знать! Я думаю, что и сами
немцы ничего не знают, и никто на свете ничего не знает и не понимает… замутился белый свет!
— Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, —
продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, — как вас
немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.