Неточные совпадения
— Нервы. Так вот: в Мариуполе,
говорит, вдова, купчиха, за матроса-негра замуж вышла,
негр православие принял и в церкви, на левом клиросе, тенором поет.
— Их ученые, историки нередко заявляли, что славяне — это удобрение, грубо
говоря — навоз для немцев, и что к нам можно относиться, как американцы относятся к
неграм…
Это
говорит то же самое правительство, которое участвует в святом союзе против торга
неграми!
Рядом с ним стоял
негр и что-то
говорил ему, указывая рукою на стул, который стоял тут же, на панели.
Она пожала ему руку так дружески, так симпатично и скрылась за деревьями. Круциферский остался. Они долго
говорили. Круциферский был больше счастлив, нежели вчера несчастлив. Он вспоминал каждое слово ее, носился мечтами бог знает где, и один образ переплетался со всеми. Везде она, она… Но мечтам его положил предел казачок Алексея Абрамовича, пришедший звать его к нему. Утром в такое время его ни разу не требовал
Негров.
— Глаша! — сказал
Негров. — Вот Дмитрий Яковлевич просит Любонькиной руки. Мы ее всегда воспитывали и держали, как дочь родную, и имеем право располагать ее рукою; ну, а все же не мешает с нею
поговорить; это твое женское дело.
Когда ей миновало шестнадцать лет,
Негров смотрел на всякого неженатого человека как на годного жениха для нее; заседатель ли приезжал с бумагой из города, доходил ли слух о каком-нибудь мелкопоместном соседе, Алексей Абрамович
говорил при бедной Любоньке: «Хорошо, кабы посватался заседатель за Любу, право, хорошо: и мне бы с руки, да и ей чем не партия?
Самойленко только немногих помнил по фамилии, а про тех, кого забыл,
говорил со вздохом: «Прекраснейший, величайшего ума человек!» Покончив с альбомом, фон Корен брал с этажерки пистолет и, прищурив левый глаз, долго прицеливался в портрет князя Воронцова или же становился перед зеркалом и рассматривал свое смуглое лицо, большой лоб и черные, курчавые, как у
негра, волоса, и свою рубаху из тусклого ситца с крупными цветами, похожего на персидский ковер, и широкий кожаный пояс вместо жилетки.
Я страдаю, а вы имеете жестокость
говорить мне о каких-то
неграх и… и улыбаетесь!
В то время я, конечно, с жаром стал бы
говорить против жестокого обращения с
неграми, но, подобно некоему московскому публицисту, от всей души обвинил бы Брауна, совершенно противозаконно вздумавшего освобождать
негров.
Виноваты, конечно, мы — мы, бедные, немые, с нашим малодушием, с нашею боязливой речью, с нашим запуганным воображением. Мы даже за границею боимся признаваться в ненависти, с которою мы смотрим на наши оковы. Каторжники от рождения, обреченные влачить до смерти ядро, прикованное к нашим ногам, мы обижаемся, когда об нас
говорят как о добровольных рабах, как о мерзлых
неграх, а между тем мы не протестуем открыто.
Верно ты не знаешь, чего нам стоит ученье, сколько побоев перенес я прежде, чем стать скрибой. Учитель каждый день
говорил мне: «Вот тебе сто ударов. Ты для меня осел, которого бьют. Ты — неразумный
негр, который попался в плен. Как орла заставляют садиться на гнездо, как кобчика приучают летать, так я делаю из тебя человека, а ты меня благодари!» При каждом слове он ударял меня палкой; а бывали дни, когда меня клали на пол и колотили камышевыми прутьями без счета, точно хотели превратить в телятину.
Постыдная эта торговля людьми еще процветала во времена нашего рассказа, и большие парусные корабли с трюмами, набитыми «черным» грузом, то и дело совершали рейсы между берегами Африки и Южной Америки, снабжая последнюю невольниками. Скованные, томились несчастные
негры в трюмах во все время перехода. Нечего и
говорить, что с ними обращались варварски, и случалось, этот «живой» груз доставлялся до места назначения далеко не в полном количестве.
Архип, ее приятель,
говорит, что она была старой еще и тогда, когда он служил у барина во «французах», а потом у барыни в «
неграх»; а это было слишком давно.
Человек, готовящийся к убийству любимого существа, не может
говорить таких фраз и еще менее может после убийства
говорить о том, что теперь солнце и месяц должны затмиться и земля треснуть, и не может, какой бы он ни был
негр, обращаться к дьяволам, приглашая их жечь его в горячей сере и т. п.