Неточные совпадения
Если светлое облако, как
экран, отразило эти лучи
на землю, Иисусу Навину было светло еще час — другой…
Часов в девять вечера с моря надвинулся туман настолько густой, что
на нем, как
на экране, отражались тени людей, которые то вытягивались кверху, то припадали к земле. Стало холодно и сыро. Я велел подбросить дров в огонь и взялся за дневники, а казаки принялись устраиваться
на ночь.
Она была внове и уже принято было приглашать ее
на известные вечера в пышнейшем костюме, причесанную как
на выставку, и сажать как прелестную картинку для того, чтобы скрасить вечер, — точно так, как иные добывают для своих вечеров у знакомых,
на один раз, картину, вазу, статую или
экран.
— Болван! — бросил ему Соловьев и продолжал: — Так вот, машинка движется взад и вперед, а
на ней,
на квадратной рамке, натянуто тонкое полотно, и уж я, право, не знаю, как это там устроено, я не понял, но только барышня водит по
экрану какой-то металлической штучкой, и у нее выходит чудесный рисунок разноцветными шелками.
И так как дикарю захотелось дождя, то он повыковырял ровно столько ртути, чтобы уровень стал
на „дождь“ (
на экране — дикарь в перьях, выколупывающий ртуть: смех).
И как
на экране — где-то далеко внизу
на секунду передо мной — побелевшие губы О; прижатая к стене в проходе, она стояла, загораживая свой живот сложенными накрест руками. И уже нет ее — смыта, или я забыл о ней, потому что…
Еще волосок; пауза; тихо; пульс. Затем — как по знаку какого-то сумасшедшего дирижера —
на всех трибунах сразу треск, крики, вихрь взвеянных бегом юниф, растерянно мечущиеся фигуры Хранителей, чьи-то каблуки в воздухе перед самыми моими глазами — возле каблуков чей-то широко раскрытый, надрывающийся от неслышного крика рот. Это почему-то врезалось острее всего: тысячи беззвучно орущих ртов — как
на чудовищном
экране.
Это уже не
на экране — это во мне самом, в стиснутом сердце, в застучавших часто висках. Над моей головой слева,
на скамье, вдруг выскочил R-13 — брызжущий, красный, бешеный.
На руках у него — I, бледная, юнифа от плеча до груди разорвана,
на белом — кровь. Она крепко держала его за шею, и он огромными скачками — со скамьи
на скамью — отвратительный и ловкий, как горилла, — уносил ее вверх.
Но в том-то и ужас, что эти тела — невидимые — есть, они непременно, неминуемо должны быть: потому что в математике, как
на экране, проходят перед нами их причудливые, колючие тени — иррациональные формулы; и математика, и смерть — никогда не ошибаются.
Он жестокий человек, он меня не любит, — думал Ромашов, и тот, о ком он думал, был теперь не прежний Осадчий, а новый, страшно далекий, и не настоящий, а точно движущийся
на экране живой фотографии.
— Она и
на меня так же глядела, — сказал Александров. — Мне даже пришло в голову, что если бы между мной и ею был стеклянный
экран, то ее взгляд сделал бы в стекле круглую дырочку, как делает пуля. Ах, зачем же вы мне сразу не сказали?
Едва кончилось вешанье штор, как из темных кладовых полезла
на свет божий всякая другая галантерейщина,
на стенах появились картины за картинами, встал у камина роскошнейший
экран,
на самой доске камина поместились черные мраморные часы со звездным маятником, столы покрылись новыми, дорогими салфетками; лампы, фарфор, бронза, куколки и всякие безделушки усеяли все места спальни и гостиной, где только было их ткнуть и приставить.
Несколько дней газеты города Нью-Йорка, благодаря лозищанину Матвею, работали очень бойко. В его честь типографские машины сделали сотни тысяч лишних оборотов, сотни репортеров сновали за известиями о нем по всему городу, а
на площадках, перед огромными зданиями газет «World», «Tribune», «Sun», «Herald», толпились лишние сотни газетных мальчишек.
На одном из этих зданий Дыма, все еще рыскавший по городу в надежде встретиться с товарищем, увидел
экран,
на котором висело объявление...
Я проснулся при таком положении восходящего над чертой моря солнца, когда его лучи проходили внутрь комнаты вместе с отражением волн, сыпавшихся
на экране задней стены.
На их плечах были кружевные накидки; волосы подобраны с грубой пышностью, какой принято поражать в известных местах; сильно напудренная, театрально подбоченясь, в шелковых платьях, кольцах и ожерельях, компания эта быстро пересекла круглый
экран пространства, открываемого иллюминатором.
Бесстрастно вставали образы, как
на экране, и вся теперешняя жизнь прошла вплоть до Петрушиной осиротевшей балалаечки, но странно! — не вызывали они ни боли, ни страдания, ни даже особого, казалось, интереса: плывет и меняется бесшумно, как перед пустой залой, в которой нет ни одного зрителя.
На крыше «Рабочей газеты»
на экране грудой до самого неба лежали куры и зеленоватые пожарные, дробясь и искрясь, из шлангов поливали их керосином. Затем красные волны ходили по
экрану, неживой дым распухал и мотался клочьями, полз струей, выскакивала огненная надпись...
Профессор
на крыше,
на белом
экране, закрывался кулаками от фиолетового луча.
Первые электрические фонари в сорока верстах, в уездном городе. Там сладостная жизнь. Кинематограф есть, магазины. В то время как воет и валит снег
на полях,
на экране, возможно, плывет тростник, качаются пальмы, мигает тропический остров…
Люстры загорожены зелеными
экранами, и от этого
на сцене ночной уютный свет.
Глядя
на гостиную, еще неоконченную, он уже видел камин,
экран, этажерку и эти стульчики разбросанные, эти блюды и тарелки по стенам и бронзы, когда они все станут по местам.
— Почтеннейшая публикум. Я приготовлял силовой номер. Одной только одной правой рукой я могу поднять этого атлета вместе с его тяжестями, прибавив сюда еще пять человек из зрителей, могу обнести эту тяжесть вокруг манежа и выбросить в конюшню. К сожалению, я вчера вывихнул себе руку. Но с позволения уважаемой публикум сейчас будут
на экране волшебного фонаря показаны подлинные снимки с рекордных атлетических номеров несравненного геркулеса и тореадора Батисто Пикколо.
Экран сияет как бы с удвоенной силой, и с двойной четкостью показывается
на нем Пикколо, стоящий, слегка согнув ноги,
на столе. Его голова закинута назад, его руки подняты вверх и расставлены, а
на его ладонях действительно лежит, растопырив в воздухе тумбообразные ноги, слон Ямбо, такой огромный, что клоун, стоящий под ним, кажется козявкою, комаром. И однако…
Фотограф вновь показывает
на экране последнюю картину,
на этот раз в том виде, как он ее снимал. Всем сразу становится ясно, что не Пикколо держал слона
на руках, а слон держал его
на спине, когда он встал
на нее вверх ногами… С галерки слышен недовольный бас...
На экране чрезвычайно четко показывается громадная, почти в натуральную величину, фигура слона. Его хобот свит назад, маленькие глазки насмешливо устремлены
на публику, уши торчат в стороны растопыренными лопухами.
Фонарь этот посылал отражения
на экран не только с прозрачных стеклянных негативов, но и с любой картинки или карточки.
Гостья глядит глазами лани и этим взглядом отвечает, что она согласна, причем делает маленькое движение брыкливой козы и взглядывает
на шезлонг, помещающийся перед камином между трельяжем и
экраном.
Мерное, слабое потрескивание сзади. И, порывисто дергаясь, быстро двигаются фигуры по
экрану кинематографа. Всплескивают руками, бросаются в окна. Патер благочестиво слушает лукаво улыбающуюся испанку, возводит очи к небу и, жуя губами, жадно косится
на полуобнаженную грудь. Мчится по улице автомобиль, опрокидывая все встречное.
Не успел он договорить этих слов, как она быстро отскочила от него… Слезы брызнули из ее глаз, и она начала рвать
на себе кружева пеньюара и, схватив наконец
экран с бриллиантами, бросила его
на пол.
Выйдя из дому, великая княгиня стала пристально рассматривать то, что происходило там, и увидела, как некоторые выбирались и выносили окровавленных людей. В числе наиболее пострадавших была фрейлина великой княгини, княжна Гагарина. Она хотела выбраться из дому, как все другие, но только что успела перейти из своей комнаты в следующую, как печка стала рушиться, повалила
экран и опрокинула ее
на стоявшую там постель,
на которую посыпались кирпичи. С ней была одна девушка, и обе они очень пострадали.
В ее будуаре, за перегородкой, помещалась постель, все смотрело скромно и немножко суховато: старинная мебель, белого дерева, перевезенная также из родовой усадьбы, обитая ситцем с крупными разводами, занавески из такого же ситца, люстра той же эпохи, белая, с позолотой, деревянная, в виде лебедя, обои и шкапчик с книгами,
экран и портреты, больше фотографии по стенам и
на письменном бюро.
И опять смеющаяся мордочка мальчика, и та милая естественность, с какою выходят
на экране животные и дети.