Неточные совпадения
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о жизни человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь,
чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков
на чай.
Много грибов нанизали
на нитки,
В карты сыграли,
чайку напились,
Ссыпали вишни, малину в напитки
И поразвлечься к сестре собрались.
Я, как матрос, рожденный и выросший
на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный
на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там
на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской
чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…
— Пора
на вокзал. Вот я снежку припас вам, — умойтесь. И
чаек готов. Я тоже с вами еду, у меня там дельце есть.
В круге людей возникло смятение, он спутался, разорвался, несколько фигур отскочили от него, две или три упали
на пол; к чану подскочила маленькая, коротковолосая женщина, — размахивая широкими рукавами рубахи, точно крыльями, она с невероятной быстротою понеслась вокруг чана, вскрикивая голосом
чайки...
Над озером в музыке летают кривокрылые белые
чайки, но их отражения
на воде кажутся розовыми.
Господствует банкир, миллионщик, черт его душу возьми, разорвал трудовой народ
на враждебные нация… вон какую войнищу затеял, а вы —
чаек пьете и рыбью философию разводите…
Они быстро поскакали, гуськом, один за другим; потом щелкнуло два выстрела, еще три и один, а после этого, точно
чайка на Каспийском море, тонко и тоскливо крикнул человек.
Рев и бешеные раскаты валов не нежат слабого слуха: они всё твердят свою, от начала мира одну и ту же песнь мрачного и неразгаданного содержания; и все слышится в ней один и тот же стон, одни и те же жалобы будто обреченного
на муку чудовища, да чьи-то пронзительные, зловещие голоса. Птицы не щебечут вокруг; только безмолвные
чайки, как осужденные, уныло носятся у прибрежья и кружатся над водой.
Волга задумчиво текла в берегах, заросшая островами, кустами, покрытая мелями. Вдали желтели песчаные бока гор, а
на них синел лес; кое-где белел парус, да
чайки, плавно махая крыльями, опускаясь
на воду, едва касались ее и кругами поднимались опять вверх, а над садами высоко и медленно плавал коршун.
А у Веры именно такие глаза: она бросит всего один взгляд
на толпу, в церкви,
на улице, и сейчас увидит, кого ей нужно, также одним взглядом и
на Волге она заметит и судно, и лодку в другом месте, и пасущихся лошадей
на острове, и бурлаков
на барке, и
чайку, и дымок из трубы в дальней деревушке. И ум, кажется, у ней был такой же быстрый, ничего не пропускающий, как глаза.
Жилья и признаков нет; да и какое тут может быть жилье? кажется,
на этих утесах и
чайкам страшно сидеть.
В море
на воде держались нырковые утки и белые и сизые
чайки.
— Каза, каза (
чайка)! — закричал он вдруг, указывая
на белую птицу, мелькавшую в воздухе. — Море далеко нету.
Помнится, я видел однажды, вечером, во время отлива,
на плоском песчаном берегу моря, грозно и тяжко шумевшего вдали, большую белую
чайку: она сидела неподвижно, подставив шелковистую грудь алому сиянью зари, и только изредка медленно расширяла свои длинные крылья навстречу знакомому морю, навстречу низкому, багровому солнцу: я вспомнил о ней, слушая Якова.
— И сам ума не приложу, батюшка, отцы вы наши: видно, враг попутал. Да, благо, подле чужой межи оказалось; а только, что греха таить,
на нашей земле. Я его тотчас
на чужой-то клин и приказал стащить, пока можно было, да караул приставил и своим заказал: молчать, говорю. А становому
на всякий случай объяснил: вот какие порядки, говорю; да
чайком его, да благодарность… Ведь что, батюшка, думаете? Ведь осталось у чужаков
на шее; а ведь мертвое тело, что двести рублев — как калач.
Вдруг, точно сговорившись, они разом опустились
на берег; вороны,
чайки и кулички без спора уступили им свои места.
Тут же летали и
чайки. Они часто садились
на воду и вновь взлетали
на воздух.
После пурги степь казалась безжизненной и пустынной. Гуси, утки,
чайки, крохали — все куда-то исчезли. По буро-желтому фону большими пятнами белели болота, покрытые снегом. Идти было славно, мокрая земля подмерзла и выдерживала тяжесть ноги человека. Скоро мы вышли
на реку и через час были
на биваке.
Прихожу
на другой день, а у нее уж и самовар
на столе кипит. «
Чайку не угодно ли?» Сели, пьем чай, разговариваем.
— Ехал мимо, — скажет, — думаю, дай заеду
на кума посмотреть. Здорово, куманек! Чайку-то дашь, что ли?
— Говорила, что опоздаем! — пеняла матушка кучеру, но тут же прибавила: — Ну, да к вечерне не беда если и не попадем. Поди, и монахи-то
на валу гуляют, только разве кто по усердию… Напьемся
на постоялом
чайку, почистимся — к шести часам как раз к всенощной поспеем!
Он забывал, присоединяясь к косарям, отведать их галушек, которые очень любил, и стоял недвижимо
на одном месте, следя глазами пропадавшую в небе
чайку или считая копы нажатого хлеба, унизывавшие поле.
Все как будто умерло; вверху только, в небесной глубине, дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням
на влюбленную землю, да изредка крик
чайки или звонкий голос перепела отдается в степи.
Единодушный взмах десятка и более блестящих кос; шум падающей стройными рядами травы; изредка заливающиеся песни жниц, то веселые, как встреча гостей, то заунывные, как разлука; спокойный, чистый вечер, и что за вечер! как волен и свеж воздух! как тогда оживлено все: степь краснеет, синеет и горит цветами; перепелы, дрофы,
чайки, кузнечики, тысячи насекомых, и от них свист, жужжание, треск, крик и вдруг стройный хор; и все не молчит ни
на минуту.
Поест — это
на хозяйский счет, — а потом
чайку спросит за наличные...
А невдалеке от «Молдавии»,
на Большой Грузинской, в доме Харламова, в эти же часы оживлялся более скромный трактир Егора Капкова. В шесть часов утра чистый зал трактира сплошь был полон фрачной публикой. Это официанты загородных ресторанов, кончившие свою трудовую ночь, приезжали кутнуть в своем кругу: попить
чайку, выпить водочки, съесть селяночку с капустой.
А. Т. Зверев имел два трактира — один в Гавриковом переулке «Хлебная биржа». Там заседали оптовики-миллионеры, державшие в руках все хлебное дело, и там делались все крупные сделки за
чайком. Это был самый тихий трактир. Даже голосов не слышно. Солидные купцы делают сделки с уха
на ухо, разве иногда прозвучит...
—
На вольном-то воздухе вот как
чайку изопьем, — говорил он, раздувая самовар. — Еще спасибо поп-то скажет. Дамов наших буду отпаивать чаем, а то вон попадья высуня язык бегает.
Приближение сельди всякий раз узнается по следующим характерным признакам: круговая полоса белой пены, захватывающая
на море большое пространство, стаи
чаек и альбатросов, киты, пускающие фонтаны, и стада сивучей.
Большие
чайки серого и белого цветов сидели вперемежку с грациозными клушами и не ссорились между собою, только некоторые из них как бы переминались с ноги
на ногу и немного передвигались в сторону.
Мало-помалу бакланы, топорки, каменушки,
чайки и кайры стали успокаиваться и возвращаться
на свои места.
На самых верхних уступах помещались многочисленные
чайки. Белый цвет птиц, белый пух и белый помет, которым сплошь были выкрашены края карнизов, делали
чаек мало заметными, несмотря
на общий темный фон скалы.
Луна плыла среди небес
Без блеска, без лучей,
Налево был угрюмый лес,
Направо — Енисей.
Темно! Навстречу ни души,
Ямщик
на козлах спал,
Голодный волк в лесной глуши
Пронзительно стонал,
Да ветер бился и ревел,
Играя
на реке,
Да инородец где-то пел
На странном языке.
Суровым пафосом звучал
Неведомый язык
И пуще сердце надрывал,
Как в бурю
чайки крик…
— Степан Романыч, напредки милости просим!.. — бормотал он, цепляясь за кучерское сиденье. —
На Дерниху поедешь, так в другой раз
чайку напиться… молочка… Я, значит, здешней хозяин, а Феня моя сестра. Мы завсегда…
Красивое это озеро Октыл в ясную погоду. Вода прозрачная, с зеленоватым оттенком. Видно, как по дну рыба ходит. С запада озеро обступили синею стеной высокие горы, а
на восток шел низкий степной берег, затянутый камышами. Над лодкой-шитиком все время с криком носились белые чайки-красноножки. Нюрочка была в восторге, и Парасковья Ивановна все время держала ее за руку, точно боялась, что она от радости выскочит в воду.
На озере их обогнало несколько лодок-душегубок с богомольцами.
— Ну, отпрягши-то, приходи ко мне
на кухню; я тебя велю
чайком попоить; вечером сходи в город в баню с дорожки; а завтра пироги будут. Прощай пока, управляйся, а потом придешь рассказать, как ехалось. Татьяну видел в Москве?
Чаек подали, и девушки, облокотясь
на подушечки, стали пить. Сестра Феоктиста уселась в ногах,
на кровати.
— Вот и чудесно… И хорошо, и мило,-говорил Лихонин, суетясь около хромоногого стола и без нужды переставляя чайную посуду. — Давно я, старый крокодил, не пил
чайку как следует, по-христиански, в семейной обстановке. Садитесь, Люба, садитесь, милая, вот сюда,
на диван, и хозяйничайте. Водки вы, верно, по утрам не пьете, а я, с вашего позволения, выпью… Это сразу подымает нервы. Мне, пожалуйста, покрепче, с кусочком лимона. Ах, что может быть вкуснее стакана горячего чая, налитого милыми женскими руками?
— А вы вот посидите тут, — продолжала она простодушным и очень развязным тоном, — отдохните немножко, выкушайте с дороги
чайку, а я схожу да приготовлю его
на свидание с вами. Это ваш сынок, конечно? — заключила Катишь, показывая
на мальчика.
Лодка выехала в тихую, тайную водяную прогалинку. Кругом тесно обступил ее круглой зеленой стеной высокий и неподвижный камыш. Лодка была точно отрезана, укрыта от всего мира. Над ней с криком носились
чайки, иногда так близко, почти касаясь крыльями Ромашова, что он чувствовал дуновение от их сильного полета. Должно быть, здесь, где-нибудь в чаще тростника, у них были гнезда. Назанский лег
на корму навзничь и долго глядел вверх
на небо, где золотые неподвижные облака уже окрашивались в розовый цвет.
— Не пожалуете ли водочки? — сказала она, не отвечая
на мой вопрос, — али, может, виноградного… или
чайку угодно?
— И, батюшка! об нас только слава этта идет, будто мы кому ни
на есть претим… какие тут старые обычаи! она вон и теперича в немецком платье ходит… Да выкушай же чайку-то, господин чиновник!
Жил у нас в уезде купчина, миллионщик, фабрику имел кумачную, большие дела вел. Ну, хоть что хочешь, нет нам от него прибыли, да и только! так держит ухо востро, что на-поди. Разве только иногда
чайком попотчует да бутылочку холодненького разопьет с нами — вот и вся корысть. Думали мы, думали, как бы нам этого подлеца купчишку
на дело натравить — не идет, да и все тут, даже зло взяло. А купец видит это, смеяться не смеется, а так, равнодушествует, будто не замечает.
— Подь, чего стыдиться-то! подь, касатка, — барин доброй! Мы здесь, ваше благородие, в дикости живем, окроме приказных да пьяного народу, никого не видим… Было и наше времечко! тоже с людьми важивались; народ всё чистый, капитальный езживал… ну и мы, глядя
на них, обхождения перенимали… Попроси, умница, его благородие
чайком.
Палец об палец он, верно, не ударил, чтоб провести в жизни хоть одну свою сентенцию, а только, как бескрылая
чайка, преспокойно сидит
на теплом песчаном бережку и с грустью покачивает головой, когда у ней перед носом борются и разрушаются
на волнах корабли.
— Я уж приказал себе
чайку поставить, — отвечал он, — а водочки покаместа хватить можно для услаждения души. Очень приятно познакомиться; прошу нас любить и жаловать, — сказал он Володе, который, встав, поклонился ему: — штабс-капитан Краут. Мне
на бастионе фейерверкер сказывал, что вы прибыли еще вчера.
Большов (входит и садится
на кресло; несколько времени смотрит по углам и зевает). Вот она, жизнь-то; истинно сказано: суета сует и всяческая суета. Черт знает, и сам не разберешь, чего хочется. Вот бы и закусил что-нибудь, да обед испортишь; а и так-то сидеть одурь возьмет. Али
чайком бы, что ль, побаловать. (Молчание.) Вот так-то и всё: жил, жил человек, да вдруг и помер — так все прахом и пойдет. Ох, Господи, Господи! (Зевает и смотрит по углам.)
— Чего ты хочешь позавтракать:
чайку прежде или кофейку? Я велела сделать и битое мясо со сметаной
на сковороде — чего хочешь?
Как-то Морозов вызвал А.М. Пазухина в трактир
на Лубянской площади, где он обыкновенно за
чайком вершил все свои дела, и говорит...