Неточные совпадения
— Скляночку-то Тагильский подарил. Наврали газеты, что он застрелился, с месяц тому назад братишка Хотяинцева, офицер, рассказывал, что случайно погиб
на фронте где-то. Интересный он был. Подсчитал, сколько стоит аппарат нашего самодержавия и французской республики, — оказалось: разница-то невелика, в этом
деле франк от рубля не
на много отстал.
На республике не сэкономишь.
По дороге
на фронт около Пскова соскочил с расшатанных рельс товарный поезд, в составе его были три вагона сахара, гречневой крупы и подарков солдатам. Вагонов этих не оказалось среди разбитых, но не сохранилось и среди уцелевших от крушения. Климу Ивановичу Самгину предложили расследовать это чудо, потому что судебное следствие не отвечало
на запросы Союза, который послал эти вагоны одному из полков ко
дню столетнего юбилея его исторической жизни.
Наполненное шумом газет, спорами
на собраниях, мрачными вестями с
фронтов, слухами о том, что царица тайно хлопочет о мире с немцами, время шло стремительно,
дни перескакивали через ночи с незаметной быстротой, все более часто повторялись слова — отечество, родина, Россия, люди
на улицах шагали поспешнее, тревожней, становились общительней, легко знакомились друг с другом, и все это очень и по-новому волновало Клима Ивановича Самгина. Он хорошо помнил, когда именно это незнакомое волнение вспыхнуло в нем.
— Штыком! Чтоб получить удар штыком, нужно подбежать вплоть ко врагу. Верно? Да, мы,
на фронте, не щадим себя, а вы, в тылу… Вы — больше враги, чем немцы! — крикнул он, ударив
дном стакана по столу, и матерно выругался, стоя пред Самгиным, размахивая короткими руками, точно пловец. — Вы, штатские, сделали тыл врагом армии. Да, вы это сделали. Что я защищаю? Тыл. Но, когда я веду людей в атаку, я помню, что могу получить пулю в затылок или штык в спину. Понимаете?
— Пардон! Было сказано: чтобы армия спокойно делала свое
дело на фронте, а рабочие могли спокойно подавать снаряды.
Дня через три после своего возвращения Камашев вызвал меня из
фронта на средину залы и сказал мне довольно длинное поучение
на следующую тему: что дурно быть избалованным мальчиком, что очень нехорошо пользоваться пристрастным снисхождением начальства и не быть благодарным правительству, которое великодушно взяло
на себя немаловажные издержки для моего образования.
Затем — вносить и словом и
делом свою пропаганду в массы общества; не служить ни в какой службе, исключая как во
фронте, для подготовки войска, или брать только такие места, где можно иметь непосредственное влияние
на мужиков — вот что нужно делать!
Дело началось с того, что, попавшись в руки одному начальнику, чрезвычайному охотнику употреблять розги, мы вышли из терпения, и когда одного из наших товарищей секли перед
фронтом, мы долго просили о пощаде ему, и когда в ответ
на эту просьбу последовала угроза «всех перепороть», кто-то вдруг бросил в экзекуторов камень.
В последнюю минуту в сознании юноши промелькнула, как вихрь, четко и ясно недавно пережитая им счастливая картина: когда королевич Александр, отличивший его, повесил ему
на грудь перед всем
фронтом драгоценный крестик Георгия и поздравил его поручиком в награду за то ночное
дело…
Через несколько
дней почти все арестованные воротились домой. Командующий
фронтом отправил их обратно, заявив: «
На что мне эта рухлядь?»
— Граждане! Я должен объявить вам печальную весть… А впрочем — для многих может быть и радостную, — поправился он. — Вы тоже имеете возможность послужить
делу революции. Вы отправляетесь
на фронт рыть окопы для нашей доблестной красной армии.
— Екатерина Ивановна, какой вздор! Ну, где вы видели таких красноармейцев? Вы повторяете эти скверные интеллигентские сплетни… Как не надоест! Видели бы вы их в
деле! Я много работала
на фронте, в госпиталях,
на перевязочных пунктах. Какое горение души, какой настоящий революционный пыл!
— Теперь вы будете отправлены
на фронт, в передовую линию, и там, в боях за рабочее
дело, искупите свою вину. Я верю, что скоро мы опять сможем назвать вас нашими товарищами… — А третьего мы все равно отыщем, и ему будет расстрел… Товарищи! — обратился он к толпе. — Мы сегодня уходим. Красная армия освободила вас от гнета ваших эксплуататоров, помещиков и хозяев. Стройте же новую, трудовую жизнь, справедливую и красивую!
За это
на Хехлунда очень резко напали, он подвергся очень дурному обращению со стороны Ярославского, [См. Ярославский «
На антирелигиозном
фронте» и «Против религии и церкви».] главного специалиста по антирелигиозной пропаганде, ему объяснили, что религия не есть частное
дело внутри коммунизма.
Но позорное дезертирство с трудового
фронта нельзя было оставить без наказания. Лелька сама себя оштрафовала в десятикратном размере суммы, которую должна была получить из страхкассы за прогульные
дни: предстояло получить около семи с полтиной, — значит, — семьдесят пять рублей штрафу. Отдать их в комсомольскую ячейку
на культурные нужды.
— Товарищи! Иногда приходится слышать от ребят: «Эх, опоздали мы родиться! Родиться бы нам
на десять лет раньше, когда шли бои по всем
фронтам. Вот когда жизнь кипела, вот когда весело было жить! А теперь — до чего серо и скучно! Легкая кавалерия — да! Что ж! Это
дело хорошее. А только куда бы интереснее быть в буденновской кавалерии…»
Смотритель к нему
на рысях подлетает, наливной живот
на ходу придерживает, циферблат белый, будто головой тесто месил… Он за все отвечает, как не обробеть. К тому ж со
дня на день ревизии они ожидали, писаря из штаб-фронта по знакомству шепнули, что, мол, главный санитарный генерал к им собирается: госпиталь уж больно образцовый.
Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными
делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал
на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек.