Неточные совпадения
Я находил
на них зажившие
раны и даже старую, заросшую в
теле дробь, которую нетрудно было отличить от новой, потому что последняя всегда была крупнее.
Я быстрей лесной голубки
По Дунаю полечу,
И рукав бобровой шубки
Я в Каяле обмочу;
Князю милому предстану
И
на теле на больном
Окровавленную
рануОботру тем рукавом.
Князю милому предстану
И
на теле на больном
Окровавленную
рануОботру тем рукавом.
Gnadige Frau больше всего поразили глаза Андреюшки — ясные, голубые, не имеющие в себе ни малейшего оттенка помешательства, напротив, очень умные и как бы в душу вам проникающие; а доктор глядел все
на цепь; ему очень хотелось посмотреть под мышки Андреюшке, чтобы удостовериться, существуют ли
на них если не
раны, то, по крайней мере, мозоли от тридцатилетнего прикосновения к ним постороннего твердого
тела.
Больному собирают сзади
на шее кожу рукой, сколько можно захватить, протыкают все захваченное
тело ножом, отчего происходит широкая и длинная
рана по всему затылку, и продевают в эту
рану холстинную тесемку, довольно широкую, почти в палец; потом каждый день, в определенный час, эту тесемку передергивают в
ране, так что как будто вновь ее разрезают, чтоб
рана вечно гноилась и не заживала.
А по краям дороги, под деревьями, как две пёстрые ленты, тянутся нищие — сидят и лежат больные, увечные, покрытые гнойными язвами, безрукие, безногие, слепые… Извиваются по земле истощённые
тела, дрожат в воздухе уродливые руки и ноги, простираясь к людям, чтобы разбудить их жалость. Стонут, воют нищие, горят
на солнце их
раны; просят они и требуют именем божиим копейки себе; много лиц без глаз,
на иных глаза горят, как угли; неустанно грызёт боль
тела и кости, — они подобны страшным цветам.
Ты будешь жив, твоя болезнь не к смерти.
Лицо твое светло, и жилы бьются.
Кому не жить, тот темен, как земля.
Мы все земля, и если наше
телоТемнеть начнет, так, значит, в землю хочет.
Ты ослабел от
ран, и много крови
Ты истерял… Произволеньем Божьим
Растет трава, названьем «девесил»,
Недаром ей прозвание такое,
В ком силы нет, — прибавит девять сил,
Настой ее тебе
на пользу будет,
Хлебни его! А
рану ты завяжешь.
Плечо твое уязвлено железом.
Редкие огни в окнах изб казались глубокими
ранами на тёмном неуклюжем
теле села, а звуки напоминали стоны.
Возненавидь
тело свое, смиряй его постом, бдением, бессчетными земными поклонами, наложи
на себя тяжелые вериги, веселись о каждой
ране, о каждой болезни, держи себя в грязи и с радостью отдавай
тело на кормление насекомым — вот завет византийских монахов, перенесенный святошами и в нашу страну.
Другой персиянин, как две капли воды похожий
на первого юношу, очевидно, его старший брат, с силой наносил себе
раны кинжалом, но ни одной капли крови не проступало
на его смугло-бронзовом
теле.
Приехал поезд в Куачендзы, Вдруг многие из «раненых» скинули с себя повязки, вылезли из вагона и спокойно разошлись в разные стороны. Повязки были наложены
на здоровое
тело!.. Один подполковник, с густо забинтованным глазом, сообщил доктору, что он ранен снарядом в роговую оболочку. Доктор снял повязку, ожидая увидеть огромную
рану. Глаз совсем здоровый.
Все поглядели по указанному направлению и, подъехавши ближе и всмотревшись, увидали ужасное зрелище. Иван Пропалый с товарищами висели мертвыми
на зубцах стен. Головы их были раздроблены,
тела изуродованы, свежая кровь шла из их
ран.
Все поглядели по указанному направлению и, подъехавши ближе и всмотревшись, увидали ужасное зрелище: Иван Пропалый и его товарищи висели мертвыми
на зубцах стен. Головы их были раздроблены,
тела изуродованы, свежая кровь шла из
ран их.
Голос Ярославнин слышится,
на заре одинокой чечоткою кличет:
«Полечу, — говорит, — чечоткою по Дунаю,
Омочу бобровый рукав в Каяле-реке,
Оботру князю кровавые
раны на отвердевшем
теле его».
Боже мой!
тело несчастной Розы лежало
на двух скамейках; грудь ее была изрезана… и человечек, приметный только своим пунцовым носом, возился с окровавленным ножом и рукой в широкой
ране, в которую глаз непосвященного боялся бы взглянуть: так отвратительна для человека внутренность человека!
У стен тюремных раздался с тремя перерывами голос часового: это был знак, что все изготовлено Фрицем. А Роза еще ничего не сделала! Она затрепетала всем
телом; из
раны на груди кровь забила ключом. Несмотря
на свои страдания, она старалась оправиться и отвечала довольно твердо: „Разве я полоумная! разве мне виселица мила?”