Неточные совпадения
Сам же он во всю жизнь свою не ходил по другой улице, кроме той, которая вела
к месту его
службы, где не было никаких публичных красивых зданий; не замечал никого из встречных, был ли он генерал или
князь; в глаза не знал прихотей, какие дразнят в столицах людей, падких
на невоздержанье, и даже отроду не был в театре.
— Я, конечно, не нахожу унизительного, но мы вовсе не в таком соглашении, а, напротив, даже в разногласии, потому что я
на днях, завтра, оставляю ходить
к князю, не видя там ни малейшей
службы…
Года через два или три, раз вечером сидели у моего отца два товарища по полку: П.
К. Эссен, оренбургский генерал-губернатор, и А. Н. Бахметев, бывший наместником в Бессарабии, генерал, которому под Бородином оторвало ногу. Комната моя была возле залы, в которой они уселись. Между прочим, мой отец сказал им, что он говорил с
князем Юсуповым насчет определения меня
на службу.
Был уже двенадцатый час.
Князь знал, что у Епанчиных в городе он может застать теперь одного только генерала, по
службе, да и то навряд. Ему подумалось, что генерал, пожалуй, еще возьмет его и тотчас же отвезет в Павловск, а ему до того времени очень хотелось сделать один визит.
На риск опоздать
к Епанчиным и отложить свою поездку в Павловск до завтра,
князь решился идти разыскивать дом, в который ему так хотелось зайти.
— Вот что,
князь, — сказал генерал с веселою улыбкой, — если вы в самом деле такой, каким кажетесь, то с вами, пожалуй, и приятно будет познакомиться; только видите, я человек занятой, и вот тотчас же опять сяду кой-что просмотреть и подписать, а потом отправлюсь
к его сиятельству, а потом
на службу, так и выходит, что я хоть и рад людям… хорошим, то есть… но… Впрочем, я так убежден, что вы превосходно воспитаны, что… А сколько вам лет,
князь?
Обстоятельству этому были очень рады в обществе, и все, кто только не очень зависел по
службе от губернатора, поехали
на другой же день
к князю поздравить его.
Кружок этот составляли четыре офицера: адъютант Калугин, знакомый Михайлова, адъютант
князь Гальцин, бывший даже немножко аристократом для самого Калугина, подполковник Нефердов, один из так называемых 122-х светских людей, поступивших
на службу из отставки под влиянием отчасти патриотизма, отчасти честолюбия и, главное, того, что все это делали; старый клубный московский холостяк, здесь присоединившийся
к партии недовольных, ничего не делающих, ничего не понимающих и осуждающих все распоряжения начальства, и ротмистр Праскухин, тоже один из 122-х героев.
— Великий государь, — ответил Кольцо, собирая все свое присутствие духа, — не заслужил я еще тогда твоей великой милости. Совестно мне было тебе
на глаза показаться; а когда
князь Никита Романыч повел
к тебе товарищей, я вернулся опять
на Волгу,
к Ермаку Тимофеичу, не приведет ли бог какую новую
службу тебе сослужить!
—
К тебе, батюшка,
к тебе. Ступай, говорит,
к атаману, отдай от меня поклон, скажи, чтобы во что б ни стало выручил
князя. Я-де, говорит, уж вижу, что ему от этого будет корысть богатая, по приметам, дескать, вижу. Пусть, во что б ни стало, выручит
князя! Я-де, говорит, этой
службы не забуду. А не выручит атаман
князя, всякая, говорит, будет напасть
на него; исчахнет, говорит, словно былинка; совсем, говорит, пропадет!
— А знаешь ли, — продолжал строго царевич, — что таким
князьям, как ты, высокие хоромы
на площади ставят и что ты сам своего зипуна не стоишь? Не сослужи ты мне
службы сегодня, я велел бы тем ратникам всех вас перехватать да
к Слободе привести. Но ради сегодняшнего дела я твое прежнее воровство
на милость кладу и батюшке-царю за тебя слово замолвлю, коли ты ему повинную принесешь!
— Ничего,
князь: не вздыхайте. Я вам что тогда сказал в Москве
на Садовой, когда держал вас за пуговицу и когда вы от меня удирали, то и сейчас скажу: не тужите и не охайте, что
на вас напал Термосесов. Измаил Термосесов вам большую
службу сослужит. Вы вон там с вашею нынешнею партией, где нет таких плутов, как Термосесов, а есть другие почище его, газеты заводите и стремитесь
к тому, чтобы не тем, так другим способом над народишком инспекцию получить.
Барон еще
на школьной скамейке подружился с
князем Григоровым, познакомился через него с Бахтуловым, поступил
к тому прямо
на службу по выходе из заведения и был теперь один из самых близких домашних людей Михайла Борисовича. Служебная карьера через это открывалась барону великолепнейшая.
К счастью Миклакова, он после посещения
князя удержался и не пил целый вечер,
на другой день поутру отправился даже
на службу, по возвращению с которой он и получил благодатную весточку от г-жи Петицкой.
Что представления Петру разных лиц были делом обыкновенным и что за ними зорко следили приверженцы обеих партий, видно из следующей выписки из письма Шакловитого
к Голицыну во время первого крымского похода: «Сего ж числа, после часов, были у государя у руки новгородцы, которые едут
на службу; и как их изволил жаловать государь царь Петр Алексеевич, в то время, подступя, нарочно встав с лавки, Черкасский объявил тихим голосом
князь Василья Путятина: прикажи, государь мой, в полку присмотреть, каков он там будет?» (Устрялов, том I, приложение VII, стр. 356).
Многие из тех, кому он читал свою пиесу, очень ее хвалили; но молодой автор не мог иметь доверенности
к своим судьям; а потому по приезде своем в Петербург, в самом начале 1815 года, где он поступил опять
на службу в тот же Департамент горных и соляных дел, тем же помощником столоначальника — Загоскин решился отдать
на суд свою комедию известному комическому писателю,
князю Шаховскому, хотя и не был с ним знаком.
Приехал он в Москву
на службу к великому
князю Василию Дмитриевичу, крещен самим митрополитом Фотием и прозван
князем Заборовским.
И за такую
службу его и за великое раденье жаловал его
князь Алексей Юрьич своей княжеской милостью: изволил
к ручке допустить, при своей княжой охоте приказал находиться, красный чекмень с позументом пожаловал,
на барской барыне женил, и сказано было ему быть в первых псарях.
Зиновьев решил, согласно просьбе
князя, не откладывать беседы с племянницей в долгий ящик.
На другой же день, после
службы, он заехал
к ней и застал ее одну.
По окончании курса он был сперва учителем математики в том же шляхетском корпусе, но вскоре по вызову великого
князя Павла Петровича, в числе лучших офицеров, был отправлен
на службу в гатчинскую артиллерию, где Алексеем Андреевичем и сделан был первый шаг
к быстрому возвышению. Вот как рассказывают об этом, и, надо сказать, не без злорадства, современники будущего графа, либералы конца восемнадцатого века — водились они и тогда.
В одно из следующих свиданий выработан был этою достойною парочкою план построить гибель
князя, княжны и Якова Потаповича
на чувстве Малюты Скуратова
к княжне Евпраксии, для чего Григорий Семенович должен был перейти
на службу к этому «всемогущему царскому любимцу», что, как мы знаем, и устроилось, сверх ожидания, очень скоро.
Вследствие просьбы кредиторов, правительство присудило отдать старика Яковкина, еще стройного и ловкого, в солдаты. Ему забрили лоб и определили
на службу в полевые полки. В то время, когда отец тянул тяжелую солдатскую лямку, сыну его часто приходило
на мысль явиться
к светлейшему
князю и получить с него должок, простиравшийся до пятисот рублей.
На другой день, 13 декабря, проведя все утро в делах
службы, он вернулся домой и начал записывать разговор, который имел накануне с Николаем Павловичем. Присоединив
к этому, так сказать, протоколу, копию своего письма
к великому
князю, он вложил оба эти документа в пакет, запечатал его и отправился
к графу Коновницыну.
— Конечно, конечно, и кому же, как не тебе, генерал-инспектору всей пехоты, распоряжаться этим делом, я
к тебе обратился,
на тебя и полагаюсь; лучшего исполнителя и не найти, я помню твою гатчинскую
службу при покойном отце моем. Не правда ли, Алексей Федорович? — обратился государь
к стоявшему в некотором отдалении
князю Орлову.
Митрополит
на торжественных
службах, обращаясь
к нему, стал называть его царем: «Божиею милостию радуйся и здравствуй, преславный царь Иван, великий
князь всея Руси, самодержец» [А. И. Майков.] — «Иван III».
Митрополит
на торжественных
службах, обращаясь
к нему, стал называть его царем: «Божиею милостью радуйся и здравствуй, преславный царь Иван, великий
князь всея Руси, самодержец» [А. Н. Майков — «Иван III».].
Павел Петрович замечал проделки Суворова, но сдерживался. Когда же последний уехал с развода, Павел Петрович, призвав
к себе
князя Андрея, долго и сильно пенял
на Александра Васильевича, вспомнил свой разговор с ним в кабинете, говорил, что не мог от него добиться толку, что
на все намеки его, государя, о поступлении вновь
на службу Суворов отвечал подробным описанием штурма Измаила и
на замечание Павла Петровича, что он мог бы оказать новые услуги, вступив в
службу, начал рассказывать о взятии Праги.
Старый граф иногда подходил
к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета
на счет воспитания Пети или
службы Николая.