Неточные совпадения
Заходило солнце, снег
на памятнике царя сверкал рубинами, быстро шли гимназистки и гимназисты с коньками в руках; проехали сани, запряженные парой
серых лошадей; лошади были покрыты голубой сеткой, в санях сидел большой военный человек, два полицейских скакали за ним, черные
кони блестели, точно начищенные ваксой.
Город шумел глухо, раздраженно, из улицы
на площадь вышли голубовато-серые музыканты, увешанные тусклой медью труб, выехали два всадника, один — толстый, другой — маленький, точно подросток, он подчеркнуто гордо сидел
на длинном, бронзовом, тонконогом
коне. Механически шагая, выплыли мелкие плотно сплюснутые солдатики свинцового цвета.
Молчаливый возница решительно гнал
коня мимо каких-то маленьких кузниц, в темноте их пылали угли горнов, дробно стучали молотки,
на берегу
серой реки тоже шумела работа, пилили бревна, тесали топоры, что-то скрипело, и в быстром темпе торопливо звучало...
Иные, сытые и гладкие, подобранные по мастям, покрытые разноцветными попонами, коротко привязанные к высоким кряквам, боязливо косились назад
на слишком знакомые им кнуты своих владельцев-барышников; помещичьи
кони, высланные степными дворянами за сто, за двести верст, под надзором какого-нибудь дряхлого кучера и двух или трех крепкоголовых конюхов, махали своими длинными шеями, топали ногами, грызли со скуки надолбы; саврасые вятки плотно прижимались друг к дружке; в величавой неподвижности, словно львы, стояли широкозадые рысаки с волнистыми хвостами и косматыми лапами,
серые в яблоках, вороные, гнедые.
Приехав часов в девять вечером в Петербург, я взял извозчика и отправился
на Исаакиевскую площадь, — с нее хотел я начать знакомство с Петербургом. Все было покрыто глубоким снегом, только Петр I
на коне мрачно и грозно вырезывался середь ночной темноты
на сером фонде. [основании (от фр. fond).]
— Княжна, князь просил вас не скакать! — крикнул Калинович по-французски. Княжна не слыхала; он крикнул еще; княжна остановилась и начала их поджидать. Гибкая, стройная и затянутая в синюю амазонку, с несколько нахлобученною шляпою и с разгоревшимся лицом, она была удивительно хороша, отразившись вместе с своей
серой лошадкой
на зеленом фоне перелеска, и герой мой забыл в эту минуту все
на свете: и Полину, и Настеньку, и даже своего
коня…
Он ловко управлял
конем, и
конь серебристо-серой масти то взвивался
на дыбы, то шел, красуясь, ровным шагом и ржал навстречу неприятелю.
— Вот оно что и есть: я
Серый Волк, и я вам, если захочу, помогу достать и златогривых
коней, и жар-птиц, и царь-девиц, и я учиню вас вновь
на господарстве.
На улице, около дома послышался бойкий шаг лошади, и Оленин охлепью
на красивом, невысохшем глянцевито-мокром, темно-сером
коне подъехал к воротам.
Впереди всех, в провожании двух стремянных, ехал
на сером горском
коне толстый барин, в полевом кафтане из черного бархата, с огромными корольковыми пуговицами;
на шелковом персидском кушаке, которым он был подпоясан, висел небольшой охотничий нож в дорогой турецкой оправе.
Впереди ехал видный собою мужчина
на сером красивом
коне; черные, огненные глаза и густые бакенбарды придавали мужественный вид его прекрасной и открытой физиономии; но в то же время золотые серьги, распущенные по плечам локоны и вообще какая-то не мужская щеголеватость составляла самую чудную противуположность с остальною частию его воинственного наряда, и без того отменно странного.
Серое утро, взошедшее за этой ночью, осветило несшуюся по дороге от норы Бера рессорную таратайку, запряженную парою знакомых нам вороных
коней. Лошадьми, по обыкновению, правил Бер; рядом с ним сидела его жена; сзади их,
на особом сиденье, помещался художник.
Офицеры сговорились катать дам
на своих лошадях. Главным возницей оказался ротмистр Штерн в своих широких санях, запряженных великолепною тройкой
серых. Подпоясав енотовую шинель, он сам правил, с трудом сдерживая
коней.
Пестрые английские раскрашенные тетрадки и книжки, кроватки с куклами, картинки, комоды, маленькие кухни, фарфоровые сервизы, овечки и собачки
на катушках обозначали владения девочек; столы с оловянными солдатами, картонная тройка
серых коней, с глазами страшно выпученными, увешанная бубенчиками и запряженная в коляску, большой белый козел, казак верхом, барабан и медная труба, звуки которой приводили всегда в отчаяние англичанку мисс Бликс, — обозначали владения мужского пола.
Серый, в темных яблоках, рослый беломордый рысак, чистой орловской породы, с крутой собранной шеей и с хвостом трубой, похожий
на ярмарочного
коня, перегнал Изумруда.
Город имеет форму намогильного креста: в комле — женский монастырь и кладбище, вершину — Заречье — отрезала Путаница, па левом крыле —
серая от старости тюрьма, а
на правом — ветхая усадьба господ Бубновых, большой, облупленный и оборванный дом: стропила па крыше его обнажены, точно ребра
коня, задранного волками, окна забиты досками, и сквозь щели их смотрит изнутри дома тьма и пустота.
Видим — из-за мельниц вышел толстоногий и мохнатый
серый конь. Мы все в лунном свете, и, должно быть, нас ясно видно
на жёлтой полосе песка.
Ночи напролёт шагает по деревне и вокруг неё тяжёлый
серый конь, а стражник, чернобородый и прямой, качается в седле с винтовкой
на коленях, тёмными глазами смотрит вперёд и поверх головы старого
коня, как бы выслеживая кого-то вдали.
Явился он здесь в прошлом году в страдное время — хлеб бабы жали и видят: по дороге из города идёт большой
серый конь, а
на нём сидит, опустя голову, воин, за спиной ружье,
на боку плеть и сабля.
И у себя в деревнях молодые бабы выходили вечерами постоять у колодцев — особенно у таких,
на которые подворачивают проездом напоить
коней обратные ямщики, прасолы или кошкодралы, и тут в
серой мгле повторялось все то, что было и в оны дни у колодца Лаванова.
За вершниками охота поедет, только без собак. Псари и доезжачие региментами: первый регимент
на вороных
конях в кармазинных чекменях, другой регимент
на рыжих
конях в зеленых чекменях, третий —
на серых лошадях в голубых чекменях. А чекмени у всех суконные, через плечо шелковые перевязи, у одних белые, шиты золотом, у других пюсовые, шиты серебром. За ними стремянные
на гнедых
конях в чекменях малиновых, в желтых шапках с красными перьями, через плечо золотая перевязь,
на ней серебряный рог.
Так, один
конь был как смоль вороной, с огромной белой лысиной, в белых же чулках; другой — словно снег белый, такой белый, какие в природе едва ли встречаются; третий —
серый, в стальных, голубоватых яблоках, с черным волосом
на хвосте и гриве; четвертый — гнедой; пятый — красно-рыжий; шестой — соловой, то есть желто-оранжевый с белым волосом.
Офицер не отвечал ничего, но кивнул дружески в знак согласия, остановил своего
коня, неуклюжего и неповоротливого; потом, дав ему шпоры, повернул к левой стороне кареты, наклонился к ней и осторожно постучался пальцами в раму. В ответ
на этот стук выглянуло из окна маленькое сухощавое лицо старика со сверкающими из-под густых бровей
серыми глазами, с ястребиным носом, в парике тремя уступами, рыже-каштанового цвета, который, в крепкой дремоте его обладателя, сдвинулся так, что открыл лысину вразрез головы.
— Воля твоя, — говорит Поскребкин Максиму Ильичу, — уступи, брат,
серого коня. И во сне меня мордой пихает. Аппетит
на него такой припал… слышь (тут он взял руку своего собеседника и приложил ладонь к желудку), так и ворчит: по-дай ры-са-ка! Не дашь, свалюсь в постель, будешь Богу отвечать. Я ли тебе не слуга?
А Левонтий все при
конях да при коляске. С лица
посерел — ни уйти, ни напиться, — потому неизвестно, когда генерал с королевичем
на постоялый двор с проходки вернутся. Вот тебе и заморские края, — будто с завязанной мордой в тиатре сидишь…