Неточные совпадения
— Поган есмь, а не свят. В кресла не сяду и не восхощу себе аки идолу поклонения! — загремел отец Ферапонт. — Ныне людие веру
святую губят. Покойник, святой-то ваш, — обернулся он к толпе, указывая перстом
на гроб, — чертей отвергал. Пурганцу от чертей давал. Вот они и развелись у вас, как пауки по углам. А днесь и сам провонял. В сем указание Господне великое видим.
На этой вере друг в друга,
на этой общей любви имеем право и мы поклониться их
гробам и бросить нашу горсть земли
на их покойников с
святым желанием, чтоб
на могилах их,
на могилах наших расцвела сильно и широко молодая Русь!». [«Колокол», 15 января 1861. (Прим. А. И. Герцена.)]
Одиноко сидел в своей пещере перед лампадою схимник и не сводил очей с
святой книги. Уже много лет, как он затворился в своей пещере. Уже сделал себе и дощатый
гроб, в который ложился спать вместо постели. Закрыл
святой старец свою книгу и стал молиться… Вдруг вбежал человек чудного, страшного вида. Изумился
святой схимник в первый раз и отступил, увидев такого человека. Весь дрожал он, как осиновый лист; очи дико косились; страшный огонь пугливо сыпался из очей; дрожь наводило
на душу уродливое его лицо.
И часто инокинь
святыхНа гроб отцовский провожали.
— Нет, отец мой! я не обманул тебя: я не был женат, когда клялся посвятить себя безбрачной жизни; не помышлял нарушить этот обет, данный пред
гробом святого угодника божия, — и мог ли я думать, что
на другой же день назову моей супругою дочь злейшего врага моего — боярина Кручины-Шалонского?
Начальники осажденного войска князь Долгорукий и Голохвастов, готовясь, по словам летописца,
на трапезе кровопролитной испить чашу смертную за отечество, целовали крест над
гробом святого Сергия: сидеть в осаде без измены — и сдержали свое слово.
И вот однажды, сидя в горе под своею кибиточкою за чаем
на постоялом дворе, жалуется патриарх жене, что уже и надежды никакой не полагает достигнуть до
святого гроба ни в первых, ни во вторых, а разве доведется как-нибудь в самых последних, вместе с ниварями и рыбарями, то есть вообще с простым народом.
Ну как же я тебя отрину,
Моя германская звезда,
Когда любить наполовину
Я не научена, когда
От песенок твоих в восторге
Не слышу лейтенантских шпор,
Когда мне свят
Святой Георгий
Во Фрейбурге,
на Schwabentor,
Когда меня не душит злоба
На Кайзера взлетевший ус, —
Когда в влюбленности до
гробаТебе, Германия, клянусь!
Любовь не есть «терпимость». Разве это не Учитель любви говорил: горе вам, книжники, фарисеи, лицемеры, порождения ехидны,
гробы повапленные [Мф. 23:13–16, 25–27, 33.], — все эти гневные и беспощадные, именно в своей правде беспощадные, слова? Разве это терпимость в нашем кисло-сладком, плюралистическом смысле? Ведь это же «буйство», «фанатизм»,
на взгляд проповедников терпимости… Боже, пошли же нам ревнивую нетерпимость в служении
святой правде Твоей!
Печальный кортеж, сопровождаемый множеством карет и колясок, двинулся через Исаакиевский мост, Морскую и Невский проспект в Александро-Невскую лавру, где после соборно отслуженной заупокойной литургии и отпевания,
гроб был опущен в могилу
на Лазаревском кладбище, близ церкви
святого Лазаря, устроенной, по преданию, Петром I над прахом любимой сестры своей Натальи Алексеевны, тело которой в последствии было перенесено в Благовещенскую церковь.
В дом внесли великолепный дубовый
гроб, прибыло не только приходское духовенство, но и из кремлевских соборов. Панихиды служились два раза в день и
на них съезжались все знатные и властные лица Москвы, похороны были торжественны и богаты; «колдуна», «кудесника», «масона» и «оборотня», к великому удивлению соседей, похоронили
на кладбище Донского монастыря, после отпевания в церкви
святого мученика Власия, что в Старой Конюшен ной.
Устройство ордена в начале было монашеское. Одежду рыцарей составляла черная суконная мантия, по образцу одежды
святого Иоанна Крестителя, сотканной из верблюжьего волоса, с узкими рукавами, эмблемой потери свободы рыцарем.
На левом плече мантии был нашит большой восьмиконечный крест из белого полотна — символ восьми блаженств, ожидавших праведника за
гробом.
— Почто смущаетесь, братия мои о Господе? — сказал Владимир, приняв
на себя постный вид. — Я странствовал много по
святым местам, иду теперь от
Гроба Господня к соловецким чудотворцам и несу вам, по пути, оружия, каковыми подобает подвизаться против сатаны, дышащего зельною яростию
на христоименитое достояние.