Неточные совпадения
Словом, жизнь, не сдерживаемая более ничем, не знала середины и лилась через край широкой
волной, захватывая все
на своем
пути.
17-го утром мы распрощались с рекой Нахтоху и тронулись в обратный
путь, к староверам. Уходя, я еще раз посмотрел
на море с надеждой, не покажется ли где-нибудь лодка Хей-ба-тоу. Но море было пустынно. Ветер дул с материка, и потому у берега было тихо, но вдали ходили большие
волны. Я махнул рукой и подал сигнал к выступлению. Тоскливо было возвращаться назад, но больше ничего не оставалось делать. Обратный
путь наш прошел без всяких приключений.
На половине
пути между селом Пермским и постом Ольги с левой стороны высится скала, называемая местными жителями Чертовым утесом. Еще 15 минут ходу, и вы подходите к морю. Читатель поймет то радостное настроение, которое нас охватило. Мы сели
на камни и с наслаждением стали смотреть, как бьются
волны о берег.
Я обратил внимание, как
на распространение звуковых
волн влияли встречающиеся
на пути препятствия. Как только мы заходили за какую-нибудь вершину, шум дождя замирал, но когда приближались к расщелине, он опять становился явственным.
Но не все рискнули с нами. Социализм и реализм остаются до сих пор пробными камнями, брошенными
на путях революции и науки. Группы пловцов, прибитые
волнами событий или мышлением к этим скалам, немедленно расстаются и составляют две вечные партии, которые, меняя одежды, проходят через всю историю, через все перевороты, через многочисленные партии и кружки, состоящие из десяти юношей. Одна представляет логику, другая — историю, одна — диалектику, другая — эмбриогению. Одна из них правее, другая — возможнее.
Некогда смотреть и думать тогда, чем кончится
путь: мчит ли конь в пропасть, влечет ли
волна на скалу?..
В унынье тяжком и глубоком
Она подходит — и в слезах
На воды шумные взглянула,
Ударила, рыдая, в грудь,
В
волнах решилась утонуть —
Однако в воды не прыгнула
И дале продолжала
путь.
Как бы то ни было, «Адмирал Фосс» был в
пути полтора месяца, когда
на рассвете вахта заметила огромную
волну, шедшую при спокойном море и умеренном ветре с юго-востока.
Волна прошла, ушла, и больше другой такой
волны не было. Когда солнце стало садиться, увидели остров, который ни
на каких картах не значился; по
пути «Фосса» не мог быть
на этой широте остров. Рассмотрев его в подзорные трубы, капитан увидел, что
на нем не заметно ни одного дерева. Но был он прекрасен, как драгоценная вещь, если положить ее
на синий бархат и смотреть снаружи, через окно: так и хочется взять. Он был из желтых скал и голубых гор, замечательной красоты.
Сама Природа заграждает, кажется, дальний
путь нашим флотам, окружая льдами гавани России
на половину года; но Гений Монархини побеждает Природу, и
волны моря Средиземного пенятся под рулями Российскими.
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в
путь пустились.
К морю князь — а лебедь там
Уж гуляет по
волнам.
Молит князь: душа-де просит,
Так и тянет и уносит…
Вот опять она его
Вмиг обрызгала всего:
В муху князь оборотился,
Полетел и опустился
Между моря и небес
На корабль — и в щель залез.
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в
путь пустились.
К морю князь, а лебедь там
Уж гуляет по
волнам.
Князь опять: душа-де просит…
Так и тянет и уносит…
И опять она его
Вмиг обрызгала всего.
Тут он очень уменьшился,
Шмелем князь оборотился,
Полетел и зажужжал;
Судно
на море догнал,
Потихоньку опустился
На корму — и в щель забился.
Сидишь ли ты в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый
путь!.. С лицейского порога
Ты
на корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О
волн и бурь любимое дитя!
Напрасно кто-нибудь, более их искусный и неустрашимый, переплывший
на противный берег, кричит им оттуда, указывая
путь спасения: плохие пловцы боятся броситься в
волны и ограничиваются тем, что проклинают свое малодушие, свое положение, и иногда, заглядевшись
на бегущую мимо струю или ободренные криком, вылетевшим из капитанского рупора, вдруг воображают, что корабль их бежит, и восторженно восклицают: «Пошел, пошел, двинулся!» Но скоро они сами убеждаются в оптическом обмане и опять начинают проклинать или погружаются в апатичное бездействие, забывая простую истину, что им придется умереть
на мели, если они сами не позаботятся снять с нее корабль и прежде всего хоть помочь капитану и его матросам выбросить балласт, мешающий кораблю подняться.
— Никак нет. При береге бы остался…
На сухой
пути сподручнее, ваше благородие… А в море, сказывают ребята, и не приведи бог, как бывает страшно… В окияне, сказывают,
волна страсть какая… Небо, мол, с овчинку покажется…
У моря нет ни смысла, ни жалости. Будь пароход поменьше и сделан не из толстого железа,
волны разбили бы его без всякого сожаления и сожрали бы всех людей, не разбирая святых и грешных. У парохода тоже бессмысленное и жестокое выражение. Это носатое чудовище прет вперед и режет
на своем
пути миллионы
волн; оно не боится ни потемок, ни ветра, ни пространства, ни одиночества, ему все нипочем, и если бы у океана были свои люди, то оно, чудовище, давило бы их, не разбирая тоже святых и грешных.
Когда другие спали крепким сном, в полуночные часы спешил я украдкой, с трепетом сердечным, как
на условленное свидание любви, проводить утомленное солнце в раковинный дворец его
на дно моря и опять в то же мгновение встретить его, освеженное
волнами, в новой красоте начинающее
путь свой среди розовых облаков утра.