Неточные совпадения
Горница была большая, с голландскою печью и перегородкой. Под образами стоял раскрашенный узорами стол, лавка и два стула.
У входа был шкафчик с посудой. Ставни были закрыты, мух было мало, и так чисто, что Левин позаботился о том, чтобы Ласка, бежавшая дорогой и купавшаяся в лужах, не натоптала
пол, и указал ей место в углу
у двери. Оглядев горницу, Левин вышел
на задний двор. Благовидная молодайка в калошках, качая пустыми ведрами
на коромысле, сбежала впереди его зa водой к колодцу.
Хотя час был ранний, в общем зале трактирчика расположились три человека.
У окна сидел угольщик, обладатель пьяных усов, уже замеченных нами; между буфетом и внутренней
дверью зала, за яичницей и пивом помещались два рыбака. Меннерс, длинный молодой парень, с веснушчатым, скучным лицом и тем особенным выражением хитрой бойкости в подслеповатых глазах, какое присуще торгашам вообще, перетирал за стойкой посуду.
На грязном
полу лежал солнечный переплет окна.
В большой комнате
на крашеном
полу крестообразно лежали темные ковровые дорожки, стояли кривоногие старинные стулья, два таких же стола;
на одном из них бронзовый медведь держал в лапах стержень лампы;
на другом возвышался черный музыкальный ящик; около стены,
у двери, прижалась фисгармония, в углу — пестрая печь кузнецовских изразцов, рядом с печью — белые
двери...
«Семейные бани И. И. Домогайлова сообщают, что в дворянском отделении устроен для мужчин душ профессора Шарко, а для дам ароматические ванны», — читал он, когда в
дверь постучали и
на его крик: «Войдите!» вошел курчавый ученик Маракуева — Дунаев. Он никогда не бывал
у Клима, и Самгин встретил его удивленно, поправляя очки. Дунаев, как всегда, улыбался, мелкие колечки густейшей бороды его шевелились, а нос как-то странно углубился в усы, и шагал Дунаев так, точно он ожидал, что может провалиться сквозь
пол.
Самгин снял шляпу, поправил очки, оглянулся:
у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним,
на полу, — старая, истоптанная шкура белого медведя, в углу — шкаф для платья с зеркалом во всю величину
двери;
у стены — два кожаных кресла и маленький, круглый стол, а
на нем графин воды, стакан.
Макаров бережно усадил его
на стул
у двери — обычное место Диомидова в этой комнате; бутафор утвердил
на полу прыгающую ногу и, стряхивая рукой пыль с головы, сипло зарычал...
Отчего по ночам, не надеясь
на Захара и Анисью, она просиживала
у его постели, не спуская с него глаз, до ранней обедни, а потом, накинув салоп и написав крупными буквами
на бумажке: «Илья», бежала в церковь, подавала бумажку в алтарь, помянуть за здравие, потом отходила в угол, бросалась
на колени и долго лежала, припав головой к
полу, потом поспешно шла
на рынок и с боязнью возвращалась домой, взглядывала в
дверь и шепотом спрашивала
у Анисьи...
Илья Ильич лежал небрежно
на диване, играя туфлей, ронял ее
на пол, поднимал
на воздух, повертит там, она упадет, он подхватывает с
пола ногой… Вошел Захар и стал
у дверей.
Мы дошли до китайского квартала, который начинается тотчас после европейского. Он состоит из огромного ряда лавок с жильем вверху, как и в Сингапуре. Лавки небольшие, с материями, посудой, чаем, фруктами. Тут же помещаются ремесленники, портные, сапожники, кузнецы и прочие.
У дверей сверху до
полу висят вывески: узенькие, в четверть аршина, лоскутки бумаги с китайскими буквами. Продавцы, все решительно голые, сидят
на прилавках, сложа ноги под себя.
Мы шли по
полям, засеянным разными овощами. Фермы рассеяны саженях во ста пятидесяти или двухстах друг от друга. Заглядывали в домы; «Чинь-чинь», — говорили мы жителям: они улыбались и просили войти. Из
дверей одной фермы выглянул китаец, седой, в очках с огромными круглыми стеклами, державшихся только
на носу. В руках
у него была книга. Отец Аввакум взял
у него книгу, снял с его носа очки, надел
на свой и стал читать вслух по-китайски, как по-русски. Китаец и рот разинул. Книга была — Конфуций.
Царь Берендей сидит
на золотом стуле, расписывает красками один из столбов,
у ног царя сидят
на полу два скомороха; несколько поодаль — слепые гусляры с гуслями,
на переходах и
у дверей стоят царские отроки.
Дверь в кабинет отворена… не более, чем
на ширину волоса, но все же отворена… а всегда он запирался. Дочь с замирающим сердцем подходит к щели. В глубине мерцает лампа, бросающая тусклый свет
на окружающие предметы. Девочка стоит
у двери. Войти или не войти? Она тихонько отходит. Но луч света, падающий тонкой нитью
на мраморный
пол, светил для нее лучом небесной надежды. Она вернулась, почти не зная, что делает, ухватилась руками за половинки приотворенной
двери и… вошла.
В комнате светло. Перед ней Бертольди развязывает шляпку,
на полу «Учение о пище»,
у двери двое незнакомых людей снимают свои пальто,
на столе потухший самовар и карточка.
Погода стояла мокрая или холодная, останавливаться в
поле было невозможно, а потому кормежки и ночевки в чувашских, мордовских и татарских деревнях очень нам наскучили;
у татар еще было лучше, потому что
у них избы были белые, то есть с трубами, а в курных избах чуваш и мордвы кормежки были нестерпимы: мы так рано выезжали с ночевок, что останавливались кормить лошадей именно в то время, когда еще топились печи; надо было лежать
на лавках, чтоб не задохнуться от дыму, несмотря
на растворенную
дверь.
— Не пущу, ни за что не пущу без закуски, а не то сама лягу
у дверей на пороге!.. — закричала становая — и в самом деле сделала движение, что как будто бы намерена была лечь
на пол.
Было ясно: с ней без меня был припадок, и случился он именно в то мгновение, когда она стояла
у самой
двери. Очнувшись от припадка, она, вероятно, долго не могла прийти в себя. В это время действительность смешивается с бредом, и ей, верно, вообразилось что-нибудь ужасное, какие-нибудь страхи. В то же время она смутно сознавала, что я должен воротиться и буду стучаться
у дверей, а потому, лежа
у самого порога
на полу, чутко ждала моего возвращения и приподнялась
на мой первый стук.
— Во-первых,
на ночь все входы и выходы собственноручно запирает
на ключ; во-вторых, внезапно встает по ночам и подслушивает
у наших
дверей; в-третьих, афонский устав в Головлеве ввел, ни коров, ни кур — никакого животного женского
пола…
Сидя
на полу, хохол вытянул ноги по обе стороны самовара — смотрел
на него. Мать стояла
у двери, ласково и грустно остановив глаза
на круглом затылке Андрея и длинной согнутой шее его. Он откинул корпус назад, уперся руками в
пол, взглянул
на мать и сына немного покрасневшими глазами и, мигая, негромко сказал...
Мать села
у входа
на виду и ждала. Когда открывалась
дверь —
на нее налетало облако холодного воздуха, это было приятно ей, и она глубоко вдыхала его полною грудью. Входили люди с узлами в руках — тяжело одетые, они неуклюже застревали в
двери, ругались и, бросив
на пол или
на лавку вещи, стряхивали сухой иней с воротников пальто и с рукавов, отирали его с бороды, усов, крякали.
Когда я его достаточно ободряла и успокоивала, то старик наконец решался войти и тихо-тихо, осторожно-осторожно отворял
двери, просовывал сначала одну голову, и если видел, что сын не сердится и кивнул ему головой, то тихонько проходил в комнату, снимал свою шинельку, шляпу, которая вечно
у него была измятая, дырявая, с оторванными
полями, — все вешал
на крюк, все делал тихо, неслышно; потом садился где-нибудь осторожно
на стул и с сына глаз не спускал, все движения его ловил, желая угадать расположение духа своего Петеньки.
На этот раз нянька не противоречила, потому что побоялась вмешательства Василия Федоровича. Дня через два пришли три девочки, пугливо остановились в
дверях классной комнаты, оглядели ее кругом и наконец уставились глазами в Ольгу. С мороза носы
у них были влажны, и одна из пришедших, точно исполняя предсказание няньки, тотчас же высморкалась
на пол.
Вон, поверите ли-с,
у капитана Лебядкина-с, где сейчас изволили посещать-с, когда еще они до вас проживали
у Филиппова-с, так иной раз
дверь всю ночь настежь не запертая стоит-с, сам спит пьян мертвецки, а деньги
у него изо всех карманов
на пол сыплются.
По утрам кухарка, женщина больная и сердитая, будила меня
на час раньше, чем его; я чистил обувь и платье хозяев, приказчика, Саши, ставил самовар, приносил дров для всех печей, чистил судки для обеда. Придя в магазин, подметал
пол, стирал пыль, готовил чай, разносил покупателям товар, ходил домой за обедом; мою должность
у двери в это время исполнял Саша и, находя, что это унижает его достоинство, ругал меня...
Когда они ушли, я лег
у двери на полу, рядом с Павлом Одинцовым. Он долго возился, сопел и вдруг тихонько заплакал.
Старая барыня, ждавшая мужа, сама отперла
дверь. Она, как оказалось, мыла
полы. Очки
у нее были вздернуты
на лоб,
на лице виднелся пот от усталости, и была она в одной рубашке и грязной юбке. Увидев пришедших, она оставила работу и вышла, чтобы переодеться.
Теперь они сразу стали точно слепые. Не пришли сюда пешком, как бывало
на богомолье, и не приехали, а прилетели по воздуху. И двор мистера Борка не похож был
На двор. Это был просто большой дом, довольно темный и неприятный. Борк открыл своим ключом
дверь, и они взошли наверх по лестнице. Здесь был небольшой коридорчик,
на который выходило несколько
дверей. Войдя в одну из них, по указанию Борка, наши лозищане остановились
у порога, положили узлы
на пол, сняли шапки и огляделись.
Он наморщил брови и замигал глазами. С лавки
на пол тяжко падали капли крови. Наталья принесла лёд и встала
у двери, пригорюнясь.
Мазан и Танайченок, предварительно пообедав и наглотавшись объедков от барского стола, также растянулись
на полу в передней,
у самой
двери в дедушкину горницу.
Слышу гвалт, шум и вопли около жандарма, которого поднимают сторожа. Один с фонарем. Я переползаю под вагоном
на противоположную сторону, взглядываю наверх и вижу, что надо мной вагон с быками, боковые
двери которого заложены брусьями… Моментально, пользуясь темнотой, проползаю между брусьями в вагон, пробираюсь между быков — их оказалось в вагоне только пять — в задний угол вагона, забираю
у них сено, снимаю пальто, посыпаю
на него сено и, так замаскировавшись, ложусь
на пол в углу…
Знайте же: вы вступили в храм, в храм, посвященный высшему приличию, любвеобильной добродетели, словом: неземному. Какая-то тайная, действительная тайная тишина вас объемлет. Бархатные портьерки
у дверей, бархатные занавески
у окон, пухлый, рыхлый ковер
на полу, все как бы предназначено и приспособлено к укрощению, к смягчению всяких грубых звуков и сильных ощущений.
Подгоняемый своей догадкой, он через несколько секунд был в подвале, бесшумно, как мышонок, подкрался к щели в
двери и вновь прильнул к ней. Дед был ещё жив, — хрипел… тело его валялось
на полу у ног двух чёрных фигур.
В субботу Илья стоял со стариком
на церковной паперти, рядом с нищими, между двух
дверей. Когда отворялась наружная
дверь, Илью обдавало морозным воздухом с улицы,
у него зябли ноги, и он тихонько топал ими по каменному
полу. Сквозь стёкла
двери он видел, как огни свечей, сливаясь в красивые узоры трепетно живых точек золота, освещали металл риз, чёрные головы людей, лики икон, красивую резьбу иконостаса.
Он сидел за столом, пил кофе и перелистывал газеты, а я и горничная
Поля почтительно стояли
у двери и смотрели
на него.
И ушла, не сказав больше ни слова. Все это было таинственно и вызывало
у Поли, благоговевшей перед барскими шалостями, хитрую усмешку; она как будто хотела сказать: «Вот какие мы!» — и все время ходила
на цыпочках. Наконец, послышались шаги; Зинаида Федоровна быстро вошла в переднюю и, увидев меня в
дверях моей лакейской, сказала...
— Потрудитесь, моя милая, теперь все, какие
у вас есть, ковры и одеяла постлать
на пол, чтоб сделать его помягче, — сказал он менее суровым голосом стоявшей в
дверях горничной.
Когда общество тронулось, я, в совершенном безразличии, пошел было за ним, но, когда его скрыла следующая
дверь, я, готовый упасть
на пол и заснуть, бросился к дивану, стоявшему
у стены широкого прохода, и сел
на него в совершенном изнеможении.
Он повернулся и быстро пустился назад по той же дороге; взойдя
на двор, он, не будучи никем замечен, отвязал лучшую лошадь, вскочил
на нее и пустился снова через огород, проскакал гумно, махнул рукою удивленной хозяйке, которая еще стояла
у дверей овина, и, перескочив через ветхий, обвалившийся забор, скрылся в
поле как молния; несколько минут можно было различить мерный топот скачущего коня… он постепенно становился тише и тише, и наконец совершенно слился с шепотом листьев дубравы.
Несчастная красавица открыла глаза и, не видя уже никого около своей постели, подозвала служанку и послала ее за карлицею. Но в ту же минуту круглая, старая крошка как шарик подкатилась к ее кровати. Ласточка (так называлась карлица) во всю прыть коротеньких ножек, вслед за Гаврилою Афанасьевичем и Ибрагимом, пустилась вверх по лестнице и притаилась за
дверью, не изменяя любопытству, сродному прекрасному
полу. Наташа, увидя ее, выслала служанку, и карлица села
у кровати
на скамеечку.
Растаптывая
пол тяжёлыми ударами ног, поручик, хлопнув
дверью, исчез, оставив за собой тихий звон стекла висячей лампы и коротенький визг Полины. Яков встал
на мягкие ноги, они сгибались, всё тело его дрожало, как озябшее; среди комнаты под лампой стояла Полина, рот
у неё был открыт, она хрипела, глядя
на грязненькую бумажку в руке своей.
В
дверях гостиной, лицом ко мне, стояла как вкопанная моя матушка; за ней виднелось несколько испуганных женских лиц; дворецкий, два лакея, казачок с раскрытыми от изумления ртами — тискались
у двери в переднюю; а посреди столовой, покрытое грязью, растрепанное, растерзанное, мокрое — мокрое до того, что пар поднимался кругом и вода струйками бежала по
полу, стояло
на коленях, грузно колыхаясь и как бы замирая, то самое чудовище, которое в моих глазах промчалось через двор!
Забежав немного вперед, батюшка с предупредительностью отворил мне
дверь в небольшую темную переднюю, а оттуда провел в светлый уютный кабинет, убранный мягкою мебелью;
у окна стоял хорошенький письменный столик, заваленный книгами и бумагами, несколько мягких кресел, мягкий ковер
на полу, — все было мило, прилично и совсем не по-поповски, за исключением неизбежных премий из «Нивы», которые висели
на стене, да еще нескольких архиереев, сумрачно глядевших из золотых рам.
Эта перестрелка быстро перешла в крупную брань и кончилась тем, что Пушкин с громкими причитаниями удалился с
поля битвы, но не ушел в свой флигель, а сел
на приступочке
у входных
дверей и отсюда отстреливался от наступавшего неприятеля.
На крыльце появились Феша и Глаша и громко хохотали над каждой выходкой воинственной мамаши. Пушкин не вынес такого глумления и довольно ядовито прошелся относительно поведения девиц...
Акулина Ивановна. Обедать-то надо в кухне… чтобы не обеспокоить ее… Милая моя!.. И взглянуть нельзя… (Махнув рукой, уходит в сени.
Поля стоит, прислонясь к шкафу и глядя
на дверь в комнату Татьяны. Брови
у нее нахмурены, губы сжаты, стоит она прямо. Бессеменов сидит
у стола, как бы ожидая чего-то.)
— Здравствуй, Паша! Полно, нечего одеваться-то, и в халате посидишь. Что это
у тебя какая нечистота в комнате?
Пол не вымыт; посмотри, сколько
на столе пыли; мало, что ли, батюшка, этих оболтусов-то? Притвори дверь-то: мне нужно с тобой поговорить.
Буланин не выходил из отделения. Он стоял
у окна, заделанного решеткой, и рассеянно, с стесненным сердцем глядел
на огромное военное
поле, едва покрытое скудной желтой травой, и
на дальнюю рощу, видневшуюся неясной полосой сквозь серую пелену августовского дождя. Вдруг кто-то закричал в
дверях...
Подожду я
у двери, покуда не ляжет этот гул
на каменные плиты
пола, подойду тихонько к распятию и сяду
на полу пред ним — нет
у меня силы стоять, кости и тело болят от работы, и акафист читать не хочется мне.
— Может быть, — отвечал доктор, садясь
на стул в углу комнаты так, чтобы видеть больного, который быстро ходил из угла в угол, шлепая огромными туфлями конской кожи и размахивая
полами халата из бумажной материи с широкими красными полосами и крупными цветами. Сопровождавшие доктора фельдшер и надзиратель продолжали стоять навытяжку
у дверей.
Большая комната в доме Бардиных. В задней стене четыре окна и
дверь, выходящие
на террасу; за стеклами видны солдаты, жандармы, группа рабочих, среди них Левшин, Греков. Комната имеет нежилой вид: мебели мало, она стара, разнообразна,
на стенах отклеились обои.
У правой стены поставлен большой стол. Конь сердито двигает стульями, расставляя их вокруг стола. Аграфена метет
пол. В левой стене большая двухстворчатая
дверь, в правой — тоже.
Когда вошел Четыхер, а за ним в
двери явились длинные белые фигуры Фелицаты, кухарки и девиц — он сидел неподвижно, закусив губу, и тупо рассматривал голову Девушкина
на полу у своих ног.
У Григория был туман в глазах. Не видя, кто стоит в
двери, выругался скверными словами, оттолкнул человека в сторону и убежал в
поле. А Матрёна, постояв среди комнаты с минуту, шатаясь, точно слепая, протянув руки вперёд, подошла к койке и со стоном свалилась
на неё.