Неточные совпадения
— Отлично, — сказал Самгин. Наконец пред ним открывалась возможность поговорить о
Марине. Он взглянул
на Бердникова, тот усмехнулся, сморщил лицо и, толкая его
плечом, спросил...
Он пожал
плечами, а
Марина, положив руку
на плечо его, сказала, тихонько вздохнув...
Попов говорил просительно,
на лице его застыла гримаса смущения, он пожимал
плечами, точно от холода, и вообще был странно не похож
на того размашистого человека, каким Самгин наблюдал его у
Марины.
Она сказала все это негромко, не глядя
на Самгина, обмахивая маленьким платком ярко разгоревшееся лицо. Клим чувствовал: она не надеется, что слова ее будут поняты. Он заметил, что Дуняша смотрит из-за
плеча Марины упрашивающим взглядом, ей — скучно.
К Лидии подходили мужчины и женщины, низко кланялись ей, целовали руку; она вполголоса что-то говорила им, дергая
плечами, щеки и уши ее сильно покраснели.
Марина, стоя в углу, слушала Кормилицына; переступая с ноги
на ногу, он играл портсигаром; Самгин, подходя, услыхал его мягкие, нерешительные слова...
Марина молча погладила его
плечо, но он уже не смотрел
на нее, говоря...
Она легко поднялась с дивана и, покачиваясь, пошла в комнату
Марины, откуда доносились крики Нехаевой; Клим смотрел вслед ей, улыбаясь, и ему казалось, что
плечи, бедра ее хотят сбросить ткань, прикрывающую их. Она душилась очень крепкими духами, и Клим вдруг вспомнил, что ощутил их впервые недели две тому назад, когда Спивак, проходя мимо него и напевая романс «
На холмах Грузии», произнесла волнующий стих...
Рядом с нею села
Марина, в пышном, сиреневого цвета платье, с буфами
на плечах, со множеством складок и оборок, которые расширяли ее мощное тело; против сердца ее, точно орден, приколоты маленькие часы с эмалью.
У нее распустилась прическа, прядь волос упала
на плечо и грудь, —
Марина говорила вполголоса...
— Уйди, — повторила
Марина и повернулась боком к нему, махая руками. Уйти не хватало силы, и нельзя было оторвать глаз от круглого
плеча, напряженно высокой груди, от спины, окутанной массой каштановых волос, и от плоской серенькой фигурки человека с глазами из стекла. Он видел, что янтарные глаза
Марины тоже смотрят
на эту фигурку, — руки ее поднялись к лицу; закрыв лицо ладонями, она странно качнула головою, бросилась
на тахту и крикнула пьяным голосом, топая голыми ногами...
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У двери в комнату брата стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся
на стук в дверь, хотя в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала в сумрак коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно заглянул в столовую, там шагали
Марина и Кутузов,
плечо в
плечо друг с другом;
Марина ходила, скрестив руки
на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего лица, говорил вполголоса...
Марина была не то что хороша собой, а было в ней что-то втягивающее, раздражающее, нельзя назвать, что именно, что привлекало к ней многочисленных поклонников: не то скользящий быстро по предметам, ни
на чем не останавливающийся взгляд этих изжелта-серых лукавых и бесстыжих глаз, не то какая-то нервная дрожь
плеч и бедр и подвижность, игра во всей фигуре, в щеках и в губах, в руках; легкий, будто летучий, шаг, широкая ли, внезапно все лицо и ряд белых зубов освещавшая улыбка, как будто к нему вдруг поднесут в темноте фонарь, так же внезапно пропадающая и уступающая место слезам, даже когда нужно, воплям — бог знает что!
Глупые слезы тоски и беспредметной обиды задрожали в груди.
Марина закусила губу,
плечи ее задергались. Остро, остро, почти чувственно милы ей были эти полные ручки с ямками
на локтях, у запястий перетянутые глубокими складками, и все это маленькое прелестное тельце. Как будто глаза какие-то у ней раскрылись: что-то особенное было перед нею, необычайное и несравненно милое.