Неточные совпадения
Штук десять из них положили свои
лапы Ноздреву
на плеча.
Животное это по размерам своим значительно уступает обыкновенному бурому медведю. Максимальная его длина 1,8 м, а высота в
плечах 0,7 м при наибольшем весе 160 кг. Окраска его шерсти — черная, блестящая,
на груди находится белое пятно, которое захватывает нижнюю часть шеи. Иногда встречаются (правда, очень редко) такие медведи, у которых брюхо и даже
лапы белые. Голова зверя конусообразная, с маленькими глазками и большими ушами. Вокруг нее растут длинные волосы, имеющие вид пышного воротника.
Максим погладил собаку, а она положила ему свои черные
лапы на плеча и стала лизать его лицо.
Уж и не знаю, что со мной сталось, но я бросился целовать ее, я обнял ее голову; она вскочила мне передними
лапами на плеча и начала лизать мне лицо.
«Диковина!» — подумал дьякон, и, удостоверясь, что шест ему не мерещится, а действительно стремит из канавы, он уже готов был
на нем прыгнуть, как вдруг сзади через
плечи на грудь его пали две огромные
лапы, покрытые лохматою черною шерстью, с огромными железными когтями.
Накинул
на плечи парусиновое пальто, взял подарок Алексея, палку с набалдашником — серебряная птичья
лапа держит малахитовый шар — и, выйдя за ворота, посмотрел из-под ладони к реке
на холм, — там под деревом лежал Илья в белой рубахе.
Но Ферапонт выходил не один: рядом с ним, крепко с ним обнявшись и положив ему
на плечо большую косматую
лапу, выходил и Сганарель…
Ta самым серьезным образом ответила
на его поцелуй, громко и вкусно чмокнув губами. Потом быстро сползла с
плеча мальчика, дотянулась до кармана его куртки и, запустив туда
лапу, с торжествующей миной извлекла из него небольшой кусок сахару.
— Нет, в первый раз вижу, — и начал чтение. В продолжение его он часто пожимал
плечами, потирал себе средину лба пальцем;
на лице его то выступала радость, как у обезьяны, поймавшей лакомый кусок, то хмурилось оно, как у обезьяны, когда горячие каштаны обжигают ей
лапы. Наконец, Зуда опустил руку с письмом и опять уныло покачал головой.
Я не верил ни своим глазам, ни своему слуху: удивительный дух этот был, конечно, он — мой дикарь! Теперь в этом нельзя было более ошибаться: вот под ногами его те же самые лыжи,
на которых он убежал, за
плечами другие; передо мною воткнут в снег его орстель, а
на руках у него целая медвежья ляжка, совсем и с шерстью и со всей когтистой
лапой. Но во что он убран, во что он преобразился?