Неточные совпадения
Для видимости Таисья прикрикивала и
на Оленку, грозила ей лестовкой и опять уходила к топившейся
печке, где вместе с
водой кипели и варились ее бабьи мысли. В это время под окном кто-то нерешительно постучал, и незнакомый женский голос помолитвовался.
Она встала и, не умываясь, не молясь богу, начала прибирать комнату. В кухне
на глаза ей попалась палка с куском кумача, она неприязненно взяла ее в руки и хотела сунуть под
печку, но, вздохнув, сняла с нее обрывок знамени, тщательно сложила красный лоскут и спрятала его в карман, а палку переломила о колено и бросила
на шесток. Потом вымыла окна и пол холодной
водой, поставила самовар, оделась. Села в кухне у окна, и снова перед нею встал вопрос...
Возвратясь домой, она собрала все книжки и, прижав их к груди, долго ходила по дому, заглядывая в печь, под
печку, даже в кадку с
водой. Ей казалось, что Павел сейчас же бросит работу и придет домой, а он не шел. Наконец, усталая, она села в кухне
на лавку, подложив под себя книги, и так, боясь встать, просидела до поры, пока не пришли с фабрики Павел и хохол.
Свое название этот боец получил от глубокой пещеры, которая черной пастью глядит
на реку у самой
воды; бурлаки нашли, что эта пещера походит
на «цело»
печки, и окрестили боец
Печкой.
Мать не поверила, но как увидала, сама испугалась и заперла сени и дверь в избу. Ужи проползли под ворота и вползли в сени, но не могли пройти в избу. Тогда они выползли назад, все вместе свернулись клубком и бросились в окно. Они разбили стекло, упали
на пол в избу и поползли по лавкам, столам и
на печку. Маша забилась в угол
на печи, но ужи нашли ее, стащили оттуда и повели к
воде.
Василиса не виделась со своею дочерью уже четыре года. Дочь Ефимья после свадьбы уехала с мужем в Петербург, прислала два письма и потом как в
воду канула; ни слуху ни духу. И доила ли старуха корову
на рассвете, топила ли
печку, дремала ли ночью — и всё думала об одном: как-то там Ефимья, жива ли. Надо бы послать письмо, но старик писать не умел, а попросить было некого.
Пожил Митька у меня месяцев с восемь. Андрей Васильич Абдулин той порой
на теплые
воды собрался жену лечить. Ехал в чужие край всей семьей. Стал у меня Митька с ними проситься. Что ж, думаю, избным теплом далеко не уедешь,
печка нежит, дорога разуму учит, дам я Митьке партию сала, пущай продаст его в чужих краях; а благословит его бог, и заграничный торг заведем!.. Тут уж меня никто не уговаривал — враг смутил!.. Захочет кого господь наказать — разум отымет, слепоту
на душу нашлет!..
Вблизи избы
на Дубихе, под елями, устроена была
печка, где неизменный слуга Суворова, Прохор, грел для него медный чайник и приготовлял чай. За горой, в нескольких шагах, вырыт был колодезь, откуда доставляли Александру Васильевичу
воду для частых его ванн.
Выпив еще две рюмки водки, погуляв по комнате, заглянув в замерзшее окно, с подоконников которого уже начала стекать
вода, Николай Иванович взял маленький ящичек и присел
на нем у бурчавшей и шипевшей
печки. В открытую дверку
на него пахнуло жаром. Шипение стихло, и желтые языки пламени, лениво нагибаясь, облизывали обуглившиеся поленья.
Владыка и Аввакум не прервали его; поникнув головами, они его тихо слушали… Протодиакон Виктор стоял у косяка, опершись головою о локоть, и тоже слушал… Его простое внимание было своего рода «народная тропа» к могиле певца. Вечер густел.
На беловатом летнем северном небе встала бледная луна; вдалеке слева,
на финляндском берегу, заяц затопил листвой
печку, и туман, как дымок, слегка пополз по гладкому озеру, а вправо, далеко-далеко, начал чуть зримо обозначаться над
водой Коневец.