Неточные совпадения
Тогда поймали Матренку
Ноздрю и начали вежливенько топить ее в реке, требуя, чтоб она сказала, кто ее, сущую бездельницу и воровку,
на воровство научил и кто в том деле ей пособлял?
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах у всех солдатики начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали
на свои места и начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились
ноздри, о которых прежде и в помине не было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
Но к полудню слухи сделались еще тревожнее. События следовали за событиями с быстротою неимоверною. В пригородной солдатской слободе объявилась еще претендентша, Дунька Толстопятая, а в стрелецкой слободе такую же претензию заявила Матренка
Ноздря. Обе основывали свои права
на том, что и они не раз бывали у градоначальников «для лакомства». Таким образом, приходилось отражать уже не одну, а разом трех претендентш.
Затем вырвал у одоевца
ноздрю и послал его править
на Вятку.
И ее закопают, и пегого мерина этого очень скоро, — думал он, глядя
на тяжело носящую брюхом и часто дышащую раздутыми
ноздрями лошадь, переступающую по двигающемуся из-под нее наклонному колесу.
Вронский погладил ее крепкую шею, поправил
на остром загривке перекинувшуюся
на другую сторону прядь гривы и придвинулся лицом к её растянутым, тонким, как крыло летучей мыши,
ноздрям.
— В первый раз, как я увидел твоего коня, — продолжал Азамат, — когда он под тобой крутился и прыгал, раздувая
ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей душе сделалось что-то непонятное, и с тех пор все мне опостылело:
на лучших скакунов моего отца смотрел я с презрением, стыдно было мне
на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я
на утесе целые дни, и ежеминутно мыслям моим являлся вороной скакун твой с своей стройной поступью, с своим гладким, прямым, как стрела, хребтом; он смотрел мне в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел слово вымолвить.
Солнце сквозь окно блистало ему прямо в глаза, и мухи, которые вчера спали спокойно
на стенах и
на потолке, все обратились к нему: одна села ему
на губу, другая
на ухо, третья норовила как бы усесться
на самый глаз, ту же, которая имела неосторожность подсесть близко к носовой
ноздре, он потянул впросонках в самый нос, что заставило его крепко чихнуть, — обстоятельство, бывшее причиною его пробуждения.
Заметив, что закуска была готова, полицеймейстер предложил гостям окончить вист после завтрака, и все пошли в ту комнату, откуда несшийся запах давно начинал приятным образом щекотать
ноздри гостей и куда уже Собакевич давно заглядывал в дверь, наметив издали осетра, лежавшего в стороне
на большом блюде.
Густая рыжая борода, серые сверкающие глаза, нос без
ноздрей и красноватые пятна
на лбу и
на щеках придавали его рябому широкому лицу выражение неизъяснимое.
И, почтительно кланяясь, отскакивали.
На людей знаменитый человек Китая не смотрел, вещи он оглядывал
на ходу и, лишь пред некоторыми останавливаясь
на секунды,
на минуту, раздувал
ноздри, шевелил усами.
Весь в новеньком, он был похож
на приказчика из магазина готового платья. Потолстел, сытое лицо его лоснилось, маленький носик расплылся по румяным щекам,
ноздри стали шире.
— Слышали? — спросил он, улыбаясь, поблескивая черненькими глазками. Присел к столу, хозяйственно налил себе стакан чаю, аккуратно положил варенья в стакан и, размешивая чай, позванивая ложечкой, рассказал о крестьянских бунтах
на юге. Маленькая, сухая рука его дрожала, личико морщилось улыбками, он раздувал
ноздри и все вертел шеей, сжатой накрахмаленным воротником.
Его молча слушали человек десять, слушали, искоса поглядывая друг
на друга, ожидая, кто первый решится возразить, а он непрерывно говорил, подскакивая, дергаясь, умоляюще складывая ладони, разводя руки, обнимая воздух, черпая его маленькими горстями, и казалось, что черненькие его глазки прячутся в бороду, перекатываясь до ушей, опускаясь к
ноздрям.
— А — кровью пахнет? — шевеля
ноздрями, сказала Анфимьевна, и прежде, чем он успел остановить ее, мягко, как перина, ввалилась в дверь к Варваре. Она вышла оттуда тотчас же и так же бесшумно, до локтей ее руки были прижаты к бокам, а от локтей подняты, как
на иконе Знамения Абалацкой богоматери, короткие, железные пальцы шевелились, губы ее дрожали, и она шипела...
Рождаясь
на пухлых губах, улыбки эти расширяли
ноздри тупого носа, вздували щеки и, прикрыв младенчески маленькие глазки неуловимого цвета, блестели
на лбу и
на отшлифованной, розовой коже черепа.
Он был непоседлив; часто и стремительно вскакивал; хмурясь, смотрел
на черные часы свои, закручивая реденькую бородку штопором, совал ее в изъеденные зубы, прикрыв глаза, болезненно сокращал кожу лица иронической улыбкой и широко раздувал
ноздри, как бы отвергая некий неприятный ему запах.
Он курил немецкую фарфоровую трубку, дым шел из
ноздрей его широкого носа, изо рта, трубка висела
на груди, между лацканами модного толстого пиджака, и оттуда тоже шел дым.
Человек молча посторонился и дважды громко свистнул в пальцы. Над баррикадой воздух был красноват и струился, как марево, —
ноздри щекотал запах дыма. По ту сторону баррикады, перед небольшим костром, сидел
на ящике товарищ Яков и отчетливо говорил...
На скуластом лице его, обрызганном веснушками, некрасиво торчал тупой нос, нервно раздувались широкие
ноздри,
на верхней губе туго росли реденькие, татарские усы.
Кричали ура четверым монголам, одетым в парчу, идольски неподвижным; сидя в ландо, они косенькими глазками смотрели друг
на друга; один из них, с вывороченными
ноздрями, с незакрытым ртом, белозубый, улыбался мертвой улыбкой, желтое лицо его казалось медным.
Теперь, когда попу, точно
на смех, грубо остригли космы
на голове и бороду, — обнаружилось раздерганное, темненькое, почти синее лицо, черные зрачки, застывшие в синеватых, масляных белках, и большой нос, прямой, с узкими
ноздрями, и сдвинутый влево, отчего одна половина лица казалась больше другой.
Лошадь, выгнув свою оленью шею, неслась быстрым ходом; она почуяла пасшийся
на траве табун башкирских лошадей и раздувала
ноздри.
Мардарий Аполлоныч только что донес к губам налитое блюдечко и уже расширил было
ноздри, без чего, как известно, ни один коренной русак не втягивает в себя чая, — но остановился, прислушался, кивнул головой, хлебнул и, ставя блюдечко
на стол, произнес с добрейшей улыбкой и как бы невольно вторя ударам: «Чюки-чюки-чюк!
Лошади карабкались
на кручу изо всех сил; от напряжения у них дрожали ноги, они падали и, широко раскрыв
ноздри, тяжело и порывисто дышали.
Со страхом оборотился он: боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться
на него! И чудится деду, что из-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос — как мех в кузнице;
ноздри — хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит!
Все четверо начинают гонять пугливого иноходца
на корде, но он постоянно срывает и затягивает повод. Кончается это представление тем, что иноходец останавливается, храпит и затягивает шею до того, что из
ноздрей показывается кровь.
Учитель был желтый, лысый, у него постоянно текла кровь из носа, он являлся в класс, заткнув
ноздри ватой, садился за стол, гнусаво спрашивал уроки и вдруг, замолчав
на полуслове, вытаскивал вату из
ноздрей, разглядывал ее, качая головою. Лицо у него было плоское, медное, окисшее, в морщинах лежала какая-то прозелень, особенно уродовали это лицо совершенно лишние
на нем оловянные глаза, так неприятно прилипавшие к моему лицу, что всегда хотелось вытереть щеки ладонью.
— Ну, как? Как мальчишки играют: одни — бегут, другие — ловят, ищут. Поймают — плетями бьют, кнутом;
ноздри рвали тоже, клейма
на лоб ставили для отметки, что наказан.
Но я испугался, побежал за нею и стал швырять в мещан голышами, камнями, а она храбро тыкала мещан коромыслом, колотила их по плечам, по башкам. Вступились и еще какие-то люди, мещане убежали, бабушка стала мыть избитого; лицо у него было растоптано, я и сейчас с отвращением вижу, как он прижимал грязным пальцем оторванную
ноздрю, и выл, и кашлял, а из-под пальца брызгала кровь в лицо бабушке,
на грудь ей; она тоже кричала, тряслась вся.
Очень портил его этот рыхлый нос с раздутыми
ноздрями и красный
на конце.
Я думал, что он, утолив жажду, сейчас же снова скроется в лесу, но лось смело вошел в воду сначала по колено, потом по брюхо, затем вода покрыла его спину, и
на поверхности ее осталась только одна голова, а потом только
ноздри, глаза и уши.
Они пошли рядом; сзади их, спустя голову, потягивая
ноздрями воздух, шла
на поводу оседланная розановская лошадь.
И потому в два часа ночи, едва только закрылся уютный студенческий ресторан «Воробьи» и все восьмеро, возбужденные алкоголем и обильной пищей, вышли из прокуренного, чадного подземелья наверх,
на улицу, в сладостную, тревожную темноту ночи, с ее манящими огнями
на небе и
на земле, с ее теплым, хмельным воздухом, от которого жадно расширяются
ноздри, с ее ароматами, скользившими из невидимых садов и цветников, то у каждого из них пылала голова и сердце тихо и томно таяло от неясных желаний.
Маня Беленькая и Тамара с удивлением посмотрели
на Женю, но, заметив лукавые огоньки, прыгавшие в ее глазах, и ее нервно подрагивавшие
ноздри, обе поняли и улыбнулись.
У нее через плечо коромысло, а
на обоих концах коромысла по большому ведру с молоком; лицо у нее немолодое, с сетью морщинок
на висках и с двумя глубокими бороздами от
ноздрей к углам рта, но ее щеки румяны и, должно быть, тверды
на ощупь, а карие глаза лучатся бойкой хохлацкой усмешкой.
Те же светло-голубые глаза и улыбающийся взгляд, тот же, составляющий почти одну линию со лбом, прямой носик с крепкими
ноздрями и ротик с светлой улыбкой, те же крошечные ямочки
на розовых прозрачных щечках, те же беленькие ручки… и к ней по-прежнему почему-то чрезвычайно идет название чистенькой девочки.
Являлись и еще люди из города, чаще других — высокая стройная барышня с огромными глазами
на худом, бледном лице. Ее звали Сашенька. В ее походке и движениях было что-то мужское, она сердито хмурила густые темные брови, а когда говорила — тонкие
ноздри ее прямого носа вздрагивали.
Хохол заметно изменился. У него осунулось лицо и отяжелели веки, опустившись
на выпуклые глаза, полузакрывая их. Тонкая морщина легла
на лице его от
ноздрей к углам губ. Он стал меньше говорить о вещах и делах обычных, но все чаще вспыхивал и, впадая в хмельной и опьянявший всех восторг, говорил о будущем — о прекрасном, светлом празднике торжества свободы и разума.
Мать остановила его вопрос движением руки и продолжала так, точно она сидела пред лицом самой справедливости, принося ей жалобу
на истязание человека. Николай откинулся
на спинку стула, побледнел и, закусив губу, слушал. Он медленно снял очки, положил их
на стол, провел по лицу рукой, точно стирая с него невидимую паутину. Лицо его сделалось острым, странно высунулись скулы, вздрагивали
ноздри, — мать впервые видела его таким, и он немного пугал ее.
Умом он знал, что ему нужно идти домой, но по какому-то непонятному влечению он вернулся в столовую. Там уже многие дремали, сидя
на стульях и подоконниках. Было невыносимо жарко, и, несмотря
на открытые окна, лампы и свечи горели не мигая. Утомленная, сбившаяся с ног прислуга и солдаты-буфетчики дремали стоя и ежеминутно зевали, не разжимая челюсти, одними
ноздрями. Но повальное, тяжелое, общее пьянство не прекращалось.
Что я вам приказываю — вы то сейчас исполнять должны!» А они отвечают: «Что ты, Иван Северьяныч (меня в миру Иван Северьяныч, господин Флягин, звали): как, говорят, это можно, что ты велишь узду снять?» Я
на них сердиться начал, потому что наблюдаю и чувствую в ногах, как конь от ярости бесится, и его хорошенько подавил в коленях, а им кричу: «Снимай!» Они было еще слово; но тут уже и я совсем рассвирепел да как заскриплю зубами — они сейчас в одно мгновение узду сдернули, да сами, кто куда видит, бросились бежать, а я ему в ту же минуту сейчас первое, чего он не ожидал, трах горшок об лоб: горшок разбил, а тесто ему и потекло и в глаза и в
ноздри.
— Я… я очень просто, потому что я к этому от природы своей особенное дарование получил. Я как вскочу, сейчас, бывало, не дам лошади опомниться, левою рукою ее со всей силы за ухо да в сторону, а правою кулаком между ушей по башке, да зубами страшно
на нее заскриплю, так у нее у иной даже инда мозг изо лба в
ноздрях вместе с кровью покажется, — она и усмиреет.
Никто так благовременно не щелкнет языком, никто так целесообразно не посмотрит
на свет сквозь вино, так умно не вдохнет
ноздрями, так сладостно не зажмурит глаза, так вкусно не захлебнется собственною слюною, как соотечественник.
Это чувство возбуждали во мне их ноги и грязные руки с обгрызенными ногтями, и один отпущенный
на пятом пальце длинный ноготь у Оперова, и розовые рубашки, и нагрудники, и ругательства, которые они ласкательно обращали друг к другу, и грязная комната, и привычка Зухина беспрестанно немножко сморкаться, прижав одну
ноздрю пальцем, и в особенности их манера говорить, употреблять и интонировать некоторые слова.
Белый пар шел из лошадиных
ноздрей и от лошадиных спин, и сквозь него знакомый газовый фонарь
на той стороне Знаменки расплывался в мутный радужный круг.
Вошел помощник капитана, и вдруг ясное ощущение надвигающегося ужаса потрясло Елену. Голова у моряка была наклонена вниз, он не глядел
на Елену, но у него двигались
ноздри, и она даже услышала, как он коротко и глубоко дышал.
Теперь почуял он
на себе седока могучего и вспомнил о прежних днях, когда носил богатырей в грозные сечи, и кормили его отборным зерном, и поили медвяною сытой. И раздул он красные
ноздри, и вытянул шею, и летит в погоню за Малютой Скуратовым.
Теперь, подняв голову, раздув огненные
ноздри и держа черный хвост
на отлете, он сперва легкою поступью, едва касаясь земли, двинулся навстречу коню Морозова; но когда князь, не съезжаясь с противником, натянул гремучие поводья, аргамак прыгнул в сторону и перескочил бы через цепь, если бы седок ловким поворотом не заставил его вернуться
на прежнее место.
На бледном лице Иоанна показался румянец; очи его сделались больше,
на лбу надулись синие жилы, и
ноздри расширились…