Неточные совпадения
Солдат опять с прошением.
Вершками раны смерили
И оценили каждую
Чуть-чуть не в медный грош.
Так мерил пристав следственный
Побои
на подравшихся
На рынке мужиках:
«Под правым
глазом ссадина
Величиной с двугривенный,
В средине
лба пробоина
В целковый. Итого:
На рубль пятнадцать с деньгою
Побоев…» Приравняем ли
К побоищу базарному
Войну под Севастополем,
Где лил солдатик кровь?
— Да он и не знает, — сказала она, и вдруг яркая краска стала выступать
на ее лицо; щеки,
лоб, шея ее покраснели, и слезы стыда выступили ей
на глаза. — Да и не будем говорить об нем.
— Друг мой! — повторила графиня Лидия Ивановна, не спуская с него
глаз, и вдруг брови ее поднялись внутренними сторонами, образуя треугольник
на лбу; некрасивое желтое лицо ее стало еще некрасивее; но Алексей Александрович почувствовал, что она жалеет его и готова плакать. И
на него нашло умиление: он схватил ее пухлую руку и стал целовать ее.
Левин положил брата
на спину, сел подле него и не дыша глядел
на его лицо. Умирающий лежал, закрыв
глаза, но
на лбу его изредка шевелились мускулы, как у человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе с ним о том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря
на все усилия мысли, чтоб итти с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого лица и игре мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется то, что всё так же темно остается для Левина.
Вронский с удивлением приподнял голову и посмотрел, как он умел смотреть, не в
глаза, а
на лоб Англичанина, удивляясь смелости его вопроса. Но поняв, что Англичанин, делая этот вопрос, смотрел
на него не как
на хозяина, но как
на жокея, ответил ему...
Увидав ее, он хотел встать, раздумал, потом лицо его вспыхнуло, чего никогда прежде не видала Анна, и он быстро встал и пошел ей навстречу, глядя не в
глаза ей, а выше,
на ее
лоб и прическу. Он подошел к ней, взял ее за руку и попросил сесть.
Гораздо легче изображать характеры большого размера: там просто бросай краски со всей руки
на полотно, черные палящие
глаза, нависшие брови, перерезанный морщиною
лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и портрет готов; но вот эти все господа, которых много
на свете, которые с вида очень похожи между собою, а между тем как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей, — эти господа страшно трудны для портретов.
Подъезжая ко двору, Чичиков заметил
на крыльце самого хозяина, который стоял в зеленом шалоновом сюртуке, приставив руку ко
лбу в виде зонтика над
глазами, чтобы рассмотреть получше подъезжавший экипаж.
Пестрый шлагбаум принял какой-то неопределенный цвет; усы у стоявшего
на часах солдата казались
на лбу и гораздо выше
глаз, а носа как будто не было вовсе.
Нужно заметить, что у некоторых дам, — я говорю у некоторых, это не то, что у всех, — есть маленькая слабость: если они заметят у себя что-нибудь особенно хорошее,
лоб ли, рот ли, руки ли, то уже думают, что лучшая часть лица их так первая и бросится всем в
глаза и все вдруг заговорят в один голос: «Посмотрите, посмотрите, какой у ней прекрасный греческий нос!» или: «Какой правильный, очаровательный
лоб!» У которой же хороши плечи, та уверена заранее, что все молодые люди будут совершенно восхищены и то и дело станут повторять в то время, когда она будет проходить мимо: «Ах, какие чудесные у этой плечи», — а
на лицо, волосы, нос,
лоб даже не взглянут, если же и взглянут, то как
на что-то постороннее.
Мармеладов стукнул себя кулаком по
лбу, стиснул зубы, закрыл
глаза и крепко оперся локтем
на стол. Но через минуту лицо его вдруг изменилось, и с каким-то напускным лукавством и выделанным нахальством взглянул
на Раскольникова, засмеялся и проговорил...
— И, сказав это, Порфирий Петрович прищурился, подмигнул; что-то веселое и хитрое пробежало по лицу его, морщинки
на его
лбу разгладились, глазки сузились, черты лица растянулись, и он вдруг залился нервным, продолжительным смехом, волнуясь и колыхаясь всем телом и прямо смотря в
глаза Раскольникову.
Густая рыжая борода, серые сверкающие
глаза, нос без ноздрей и красноватые пятна
на лбу и
на щеках придавали его рябому широкому лицу выражение неизъяснимое.
Раз она где-то за границей встретила молодого красивого шведа с рыцарским выражением лица, с честными голубыми
глазами под открытым
лбом; он произвел
на нее сильное впечатление, но это не помешало ей вернуться в Россию.
Павел Петрович помочил себе
лоб одеколоном и закрыл
глаза. Освещенная ярким дневным светом, его красивая, исхудалая голова лежала
на белой подушке, как голова мертвеца… Да он и был мертвец.
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос
на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые
глаза из-под немного нависшего белого
лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
Он был широкоплечий, большеголовый, черные волосы зачесаны
на затылок и лежат плотно, как склеенные, обнажая высокий
лоб, густые брови и круглые, точно виши», темные
глаза в глубоких глазницах. Кожа
на костлявом лице его сероватая,
на левой щеке бархатная родника, величиной с двадцатикопеечную монету, хрящеватый нос загнут вниз крючком, а губы толстые и яркие.
Самгин отступил
на шаг и увидал острую лисью мордочку Дуняши, ее неуловимые, подкрашенные
глаза, блеск мелких зубов; она стояла пред ним, опустив руки, держа их так, точно готовилась взмахнуть ими, обнять. Самгин поторопился поцеловать руку ее, она его чмокнула в
лоб, смешно промычав...
У окна сидел и курил человек в поддевке, шелковой шапочке
на голове, седая борода его дымилась, выпуклыми
глазами он смотрел
на человека против него, у этого человека лицо напоминает благородную морду датского дога — нижняя часть слишком высунулась вперед, а
лоб опрокинут к затылку, рядом с ним дремали еще двое, один безмолвно, другой — чмокая с сожалением и сердито.
— Не допрашиваю и не спрашиваю, а рассказываю: предполагается, — сказал Тагильский, прикрыв
глаза жирными подушечками век,
на коже его
лба шевелились легкие морщины. — Интересы клиентки вашей весьма разнообразны: у нее оказалось солидное количество редчайших древнепечатных книг и сектантских рукописей, — раздумчиво проговорил Тагильский.
На висках,
на выпуклом
лбу Макарова блестел пот, нос заострился, точно у мертвого, он закусил губы и крепко закрыл
глаза. В ногах кровати стояли Феня с медным тазом в руках и Куликова с бинтами, с марлей.
Пришел длинный и длинноволосый молодой человек с шишкой
на лбу, с красным, пышным галстуком
на тонкой шее; галстук, закрывая подбородок, сокращал, а пряди темных, прямых волос уродливо суживали это странно-желтое лицо,
на котором широкий нос казался чужим.
Глаза у него были небольшие, кругленькие, говоря, он сладостно мигал и улыбался снисходительно.
У него даже голос от огорчения стал другой, высокий, жалобно звенящий, а оплывшее лицо сузилось и выражало искреннейшее горе. По вискам, по
лбу, из-под
глаз струились капли воды, как будто все его лицо вспотело слезами, светлые
глаза его блестели сконфуженно и виновато. Он выжимал воду с волос головы и бороды горстью, брызгал
на песок,
на подолы девиц и тоскливо выкрикивал...
Это говорил высоким, но тусклым голосом щегольски одетый человек небольшого роста, черные волосы его зачесаны
на затылок, обнажая угловатый высокий
лоб, темные
глаза в глубоких глазницах, желтоватую кожу щек, тонкогубый рот с черненькими полосками сбритых усов и острый подбородок.
Жена, нагнувшись, подкладывала к ногам его бутылки с горячей водой. Самгин видел
на белом фоне подушки черноволосую, растрепанную голову, потный
лоб, изумленные
глаза, щеки, густо заросшие черной щетиной, и полуоткрытый рот, обнаживший мелкие, желтые зубы.
— Беспутнейший человек этот Пуаре, — продолжал Иноков, потирая
лоб,
глаза и говоря уже так тихо, что сквозь его слова было слышно ворчливые голоса
на дворе. — Я даю ему уроки немецкого языка. Играем в шахматы. Он холостой и — распутник. В спальне у него — неугасимая лампада пред статуэткой богоматери, но
на стенах развешаны в рамках голые женщины французской фабрикации. Как бескрылые ангелы. И — десятки парижских тетрадей «Ню». Циник, сластолюбец…
Обидное сознание бессилия возрастало, к нему примешивалось сознание виновности пред этой женщиной, как будто незнакомой. Он искоса, опасливо посматривал
на ее встрепанную голову, вспотевший
лоб и горячие
глаза глубоко под ним, —
глаза напоминали угасающие угольки, над которыми еще колеблется чуть заметно синеватое пламя.
Дьякон взволновался до того, что
на висках и
на лбу выступил пот, а
глаза выкатились и неестественно дрожали.
Голос у нее низкий, глуховатый, говорила она медленно, не то — равнодушно, не то — лениво.
На ее статной фигуре — гладкое, модное платье пепельного цвета, обильные, темные волосы тоже модно начесаны
на уши и некрасиво подчеркивают высоту
лба. Да и все
на лице ее подчеркнуто: брови слишком густы, темные
глаза — велики и, должно быть, подрисованы, прямой острый нос неприятно хрящеват, а маленький рот накрашен чересчур ярко.
На столе горела маленькая лампа под зеленым абажуром, неприятно окрашивая лицо Лютова в два цвета:
лоб — зеленоватый, а нижняя часть лица, от
глаз до бородки, устрашающе темная.
Глаза его, в которых застыл тупой испуг, его низкий
лоб, густые волосы, обмазавшие череп его, как смола, тяжелая челюсть, крепко сжатые губы — все это крепко въелось в память Самгина, и
на следующих процессах он уже в каждом подсудимом замечал нечто сходное с отцеубийцей.
Клим вошел в желтоватый сумрак за ширму, озабоченный только одним желанием: скрыть от Нехаевой, что она разгадана. Но он тотчас же почувствовал, что у него похолодели виски и
лоб. Одеяло было натянуто
на постели так гладко, что казалось: тела под ним нет, а только одна голова лежит
на подушке и под серой полоской
лба неестественно блестят
глаза.
Глубоко в кресле сидел компаньон Варавки по изданию газеты Павлин Савельевич Радеев, собственник двух паровых мельниц, кругленький, с лицом татарина, вставленным в аккуратно подстриженную бородку, с ласковыми, умными
глазами под выпуклым
лбом. Варавка, видимо, очень уважал его, посматривая в татарское лицо вопросительно и ожидающе. В ответ
на возмущение Варавки политическим цинизмом Константина Победоносцева Радеев сказал...
— Ничего, поскучай маленько, — разрешила Марина, поглаживая ее, точно кошку. — Дмитрия-то, наверно, совсем книги съели? — спросила она, показав крупные белые зубы. — Очень помню, как ухаживал он за мной. Теперь — смешно, а тогда — досадно было: девица — горит, замуж хочет, а он ей все о каких-то неведомых людях, тиверцах да угличах, да о влиянии Востока
на западноевропейский эпос! Иногда хотелось стукнуть его по
лбу, между
глаз…
Самгин ожидал не этого; она уже второй раз как будто оглушила, опрокинула его. В
глаза его смотрели очень яркие, горячие
глаза; она поцеловала его в
лоб, продолжая говорить что-то, — он, обняв ее за талию, не слушал слов. Он чувствовал, что руки его, вместе с физическим теплом ее тела, всасывают еще какое-то иное тепло. Оно тоже согревало, но и смущало, вызывая чувство, похожее
на стыд, — чувство виновности, что ли? Оно заставило его прошептать...
Все нравилось ему в этом человеке: его прозрачные голубые
глаза, широкая, мягкая улыбка, тугая, румяная кожа щек. Четыре неглубоких морщинки
на лбу расположены аккуратно, как линейки нот.
Белое лицо ее казалось осыпанным мукой, голубовато-серые, жидкие
глаза прятались в розовых подушечках опухших век, бесцветные брови почти невидимы
на коже очень выпуклого
лба, льняные волосы лежали
на черепе, как приклеенные, она заплетала их в смешную косичку, с желтой лентой в конце.
Следствие вел провинциальный чиновник, мудрец весьма оригинальной внешности, высокий, сутулый, с большой тяжелой головой, в клочьях седых волос, встрепанных, точно после драки, его высокий
лоб, разлинованный морщинами, мрачно украшали густейшие серебряные брови, прикрывая
глаза цвета ржавого железа, горбатый, ястребиный нос прятался в плотные и толстые, точно литые, усы, седой волос усов очень заметно пожелтел от дыма табака. Он похож был
на военного в чине не ниже полковника.
Он сильно облысел, у него прибавилось
лба,
лоб давил
на глаза, они стали более выпуклыми и скучно выцвели, погасла их голубоватая теплота.
Тугое лицо Попова изменилось, из-под жесткой щетки темных волос
на гладкий
лоб сползли две глубокие морщины, сдвинули брови
на глаза, прикрыв их, инженер откусил кончик сигары, выплюнул его
на пол и, понизив сиповатый голос, спросил...
Дня три после этого Дронов ходил с шишкой
на лбу, над левым
глазом.
Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми
глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в
глазах, садилась
на полуотворенные губы, пряталась в складках
лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока.
Он был лет сорока, с прямым хохлом
на лбу и двумя небрежно
на ветер пущенными такими же хохлами
на висках, похожими
на собачьи уши средней величины. Серые
глаза не вдруг глядели
на предмет, а сначала взглядывали украдкой, а во второй раз уж останавливались.
Завтра утром Обломов встал бледный и мрачный;
на лице следы бессонницы;
лоб весь в морщинах; в
глазах нет огня, нет желаний. Гордость, веселый, бодрый взгляд, умеренная, сознательная торопливость движений занятого человека — все пропало.
Целые миры отверзались перед ним, понеслись видения, открылись волшебные страны. У Райского широко открылись
глаза и уши: он видел только фигуру человека в одном жилете, свеча освещала мокрый
лоб,
глаз было не видно. Борис пристально смотрел
на него, как, бывало,
на Васюкова.
Когда Вера, согретая в ее объятиях, тихо заснула, бабушка осторожно встала и, взяв ручную лампу, загородила рукой свет от
глаз Веры и несколько минут освещала ее лицо, глядя с умилением
на эту бледную, чистую красоту
лба, закрытых
глаз и
на все, точно рукой великого мастера изваянные, чистые и тонкие черты белого мрамора, с глубоким, лежащим в них миром и покоем.
Там, у царицы пира, свежий, блистающий молодостью
лоб и
глаза, каскадом падающая
на затылок и шею темная коса, высокая грудь и роскошные плечи. Здесь — эти впадшие, едва мерцающие, как искры,
глаза, сухие, бесцветные волосы, осунувшиеся кости рук… Обе картины подавляли его ужасающими крайностями, между которыми лежала такая бездна, а между тем они стояли так близко друг к другу. В галерее их не поставили бы рядом: в жизни они сходились — и он смотрел одичалыми
глазами на обе.
У него упало сердце. Он не узнал прежней Веры. Лицо бледное, исхудалое,
глаза блуждали, сверкая злым блеском, губы сжаты. С головы, из-под косынки, выпадали в беспорядке
на лоб и виски две-три пряди волос, как у цыганки, закрывая ей, при быстрых движениях,
глаза и рот.
На плечи небрежно накинута была атласная, обложенная белым пухом мантилья, едва державшаяся слабым узлом шелкового шнура.
— И здесь искра есть! — сказал Кирилов, указывая
на глаза,
на губы,
на высокий белый
лоб. — Это превосходно, это… Я не знаю подлинника, а вижу, что здесь есть правда. Это стоит высокой картины и высокого сюжета. А вы дали эти
глаза, эту страсть, теплоту какой-нибудь вертушке, кукле, кокетке!
Глаза темные, точно бархатные, взгляд бездонный. Белизна лица матовая, с мягкими около
глаз и
на шее тенями. Волосы темные, с каштановым отливом, густой массой лежали
на лбу и
на висках ослепительной белизны, с тонкими синими венами.