Неточные совпадения
На дороге ли ты отдал душу Богу, или уходили тебя твои же
приятели за какую-нибудь толстую и краснощекую солдатку, или пригляделись лесному бродяге ременные твои рукавицы и тройка приземистых, но крепких коньков, или, может, и сам, лежа
на полатях, думал, думал, да ни с того ни с другого заворотил в кабак, а потом прямо в прорубь, и поминай как
звали.
На третий день после этого приехали два баниоса: один бывший в прошедший раз,
приятель наш Баба-Городзаймон, который уже ознакомился с нами и освоился
на фрегате, шутил,
звал нас по именам, спрашивал название всего, что попадалось ему в глаза, и записывал.
— Да, пожил я, почудил, а — мало! Песня эта — не моя, ее составил один учитель семинарии, как бишь его
звали, покойника? Забыл. Жили мы с ним
приятелями. Холостой. Спился и — помер, обморозился. Сколько народу спилось
на моей памяти — сосчитать трудно! Ты не пьешь? Не пей, погоди. Дедушку часто видишь? Невеселый старичок. С ума будто сходит.
— Слушай ты, Дыма, что тебе скажет Матвей Лозинский. Пусть гром разобьет твоих
приятелей, вместе с этим мерзавцем Тамани-голлом, или как там его
зовут! Пусть гром разобьет этот проклятый город и выбранного вами какого-то мэра. Пусть гром разобьет и эту их медную свободу, там
на острове… И пусть их возьмут все черти, вместе с теми, кто продает им свою душу…
— Подавись ты моим червяком! — бранился Воробей Воробеич. — Я другого себе выкопаю… А обидно то, что Ерш Ершович обманул меня и надо мной же еще смеется. А я его к себе
на крышу
звал… Хорош
приятель, нечего сказать! Вот и трубочист Яша то же скажет… Мы с ним тоже дружно живем и даже вместе закусываем иногда: он ест — я крошки подбираю.
— Да, личность выдающаяся, — подтвердил фельдшер. — Крестьяне его прямо обожали. Подход знал к ним.
На операцию ложиться к Липонтию — пожалуйста! Они его вместо Леопольд Леопольдович Липонтий Липонтьевичем
звали. Верили ему. Ну, и разговаривать с ними умел. Нуте-с, приезжает к нему как-то
приятель его, Федор Косой из Дульцева,
на прием. Так и так, говорит, Липонтий Липонтьич, заложило мне грудь, ну, не продохнуть. И, кроме того, как будто в глотке царапает…
Андрей. Не вздор, а все так точно-с. Ваши
приятели меня поздравляют, счастливцем
зовут, а вы
на их слова подсмеиваетесь. Разве я не вижу? Эх!
Но мысли его приняли другой оборот, когда
на следующее утро, за завтраком, явились к нему двое господ, весьма похожих
на мосье Лебёфа, только помоложе (все французские пехотные офицеры
на одно лицо), и, объявив свои имена (одного
звали m-r Lecoq, другого m-r Pinochet — оба служили лейтенантами «au 83-me de ligne»), отрекомендовали себя Борису Андреичу в качестве секундантов «de notre ami, m-r Lebo euf», [«Нашего друга, господина Лебёфа» (фр.).] присланных им для принятия нужных мер, так как их
приятель, мосье Лебёф, никаких извинений не допустит.
«Карлуша» — так его
звали приятели — отряхнулся, дал лакею
на чай, поправил галстук и взял Палтусова под руку. Они пошли не спеша в угловую комнату, где никого уже не было.
Преданная своей барыне, любящая ее до обожания, молодая девушка, убедившись, что «черномазый», как она
звала графа Сигизмунда Владиславовича, интригует против Надежды Корнильевны и восстанавливает против нее графа, не упускала случая, чтобы не подстеречь, когда граф Петр Васильевич останется наедине со своим
приятелем, и не подслушать, не плетет ли что «черномазый»
на графинюшку.