Неточные совпадения
Под песню ту удалую
Раздумалась, расплакалась
Молодушка одна:
«Мой век — что
день без солнышка,
Мой век — что ночь без месяца,
А я, млада-младешенька,
Что борзый конь
на привязи,
Что ласточка без крыл!
Мой старый муж, ревнивый муж,
Напился пьян, храпом храпит,
Меня, младу-младешеньку,
И сонный сторожит!»
Так плакалась молодушка
Да с
возу вдруг и спрыгнула!
«Куда?» — кричит ревнивый муж,
Привстал — и бабу за косу,
Как редьку за вихор!
На площадь
на торговую
Пришел Ермило (в городе
Тот
день базарный был),
Стал
на воз, видим: крестится...
После долгих споров
дело решили тем, чтобы мужикам принять эти одиннадцать стогов, считая по пятидесяти
возов,
на свою долю, а
на господскую долю выделять вновь.
Днем таяло
на солнце, а ночью доходило до семи градусов; наст был такой, что
на возах ездили без дороги.
Несмотря
на уверения старосты о пухлявости сена и о том, как оно улеглось в стогах, и
на его божбу о том, что всё было по-божески, Левин настаивал
на своем, что сено
делили без его приказа и что он потому не принимает этого сена зa пятьдесят
возов в стогу.
Но теперь, странное
дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые — он часто это видел — надрываются иной раз с высоким каким-нибудь
возом дров или сена, особенно коли
воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко
на это смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка.
Я отдал себя всего тихой игре случайности, набегавшим впечатлениям: неторопливо сменяясь, протекали они по душе и оставили в ней, наконец, одно общее чувство, в котором слилось все, что я видел, ощутил, слышал в эти три
дня, — все: тонкий запах смолы по лесам, крик и стук дятлов, немолчная болтовня светлых ручейков с пестрыми форелями
на песчаном
дне, не слишком смелые очертания гор, хмурые скалы, чистенькие деревеньки с почтенными старыми церквами и деревьями, аисты в лугах, уютные мельницы с проворно вертящимися колесами, радушные лица поселян, их синие камзолы и серые чулки, скрипучие, медлительные
возы, запряженные жирными лошадьми, а иногда коровами, молодые длинноволосые странники по чистым дорогам, обсаженным яблонями и грушами…
Убыток был не очень большой, и запуганные обыватели советовали капитану плюнуть, не связываясь с опасным человеком. Но капитан был не из уступчивых. Он принял вызов и начал борьбу, о которой впоследствии рассказывал охотнее, чем о
делах с неприятелем. Когда ему донесли о том, что его хлеб жнут работники Банькевича, хитрый капитан не показал и виду, что это его интересует… Жнецы связали хлеб в снопы, тотчас же убрали их, и
на закате торжествующий ябедник шел впереди
возов, нагруженных чужими снопами.
Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя
на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским;
на горничных и кухарок, сидевших
на верху
воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками в руках,
на запотевших, обессилевших лошадей, которые то и
дело останавливались, дрожа коленями, дымясь и часто нося боками,
на сипло ругавшихся дрогалей, закутанных от дождя в рогожи.
Вскоре в самом
деле явилась в руках Митьки тяжелая оглобля, которую опричники вывернули насмех из стоявшего
на базаре
воза.
На другой
день Передонов и Варвара переезжали, наконец,
на новую квартиру. Ершова стояла в воротах и свирепо ругалась с Варварою. Передонов прятался от нее за
возами.
Наконец, в половине июня, чтобы поспеть к Петрову
дню, началу сенокоса, нагрузив телеги женами, детьми, стариками и старухами, прикрыв их согнутыми лубьями от дождя и солнца, нагромоздив необходимую домашнюю посуду, насажав дворовую птицу
на верхи
возов и привязав к ним коров, потянулись в путь бедные переселенцы, обливаясь горькими слезами, навсегда прощаясь с стариною, с церковью, в которой крестились и венчались, и с могилами дедов и отцов.
Из безводного и лесного села Троицкого, где было так мало лугов, что с трудом прокармливали по корове, да по лошади
на тягло, где с незапамятных времен пахали одни и те же загоны, и несмотря
на превосходную почву, конечно, повыпахали и поистощили землю, — переселились они
на обширные плодоносные поля и луга, никогда не тронутые ни косой, ни сохой человека,
на быструю, свежую и здоровую воду с множеством родников и ключей,
на широкий, проточный и рыбный пруд и
на мельницу у самого носа, тогда как прежде таскались они за двадцать пять верст, чтобы смолоть
воз хлеба, да и то случалось несколько
дней ждать очереди.
Беседа Варламова с верховым и взмах нагайкой, по-видимому, произвели
на весь обоз удручающее впечатление. У всех были серьезные лица. Верховой, обескураженный гневом сильного человека, без шапки, опустив поводья, стоял у переднего
воза, молчал и как будто не верил, что для него так худо начался
день.
Когда
на другой
день проснулся Егорушка, было раннее утро; солнце еще не всходило. Обоз стоял. Какой-то человек в белой фуражке и в костюме из дешевой серой материи, сидя
на казачьем жеребчике, у самого переднего
воза разговаривал о чем-то с Дымовым и Кирюхой. Впереди, версты за две от обоза, белели длинные невысокие амбары и домики с черепичными крышами; около домиков не было видно ни дворов, ни деревьев.
— Мои? — Тихон отрицательно мотнул головой. — Нет, не мои. Я этих затей не принимаю. Работай каждый
на себя, тогда ничего не будет, никакого зла. А они говорят: всё — от нас пошло, мы — хозяева! Ты гляди, Пётр Ильич, это верно: всё от них! Они тебя впрягли в
дело, ты вывез
воз на ровную дорогу, а теперь…
Никита ещё засветло уехал в лес; почти каждый
день он привозит оттуда
воза два перегноя, сваливая его
на месте, расчищенном для сада, он уже насадил берёз, клёна, рябины, черёмухи, а теперь копает в песке глубокие ямы, забивая их перегноем, илом, глиной, — это для плодовых деревьев.
Но, вникая глубже в сущность явления, я давно убедился, что слово «лень» следует заменить словом «неспособность». Верховая лошадь ленится в тяжелом
возу, а возовик
на легких аллюрах. Но в своем
деле каждая лошадь является ретивой.
— Оно, что баить, далече, да
на Емельяновке-то за помол берут с нас хлебом, а ты, вишь, требуешь деньгами… да еще пятак с
воза набавил… сам порассуди, откуда их взять… наше
дело знамо какое…
Рыжов с первого же
дня службы оказался по должности ретив и исправен: придя
на базар, он разместил там
возы; рассадил иначе баб с пирогами, поместя притом свою мать не
на лучшее место.
Бородатые лесные мужики из Обноскова, Балымер и других сел уезда, народ смирный и простодушный, даже
днем опасались ездить через слободу, а коли нельзя было миновать ее — ездили по трое, по четверо. Если же
на улице слободы появлялся одинокий
воз, навстречу ему, не торопясь, выходили любопытные слобожане, — тесно окружая мужика, спрашивали...
Другое
дело, кабы ее
на худое-то толкали, а то только всеми силами отвести ее от того желают: сам свое сердце смирил, кажись, сколько только мог, и какой бы там внутри червяк ни сидел, все прощаю и забываю; ну, по пословице, что с
возу упало, то пропало, — не воротишь!
Через час он опять сел в свои дровни. Он добыл целый рубль, продав вперед пять
возов дров
на сходных сравнительно условиях. Правда, он клялся и божился, что не пропьет этих денег сегодня, а сам намеревался это сделать немедленно. Но что за
дело? Предстоящее удовольствие заглушало укоры совести. Он не думал даже о том, что пьяному ему предстоит жестокая трепка от обманутой верной супруги.
Пускай шумиху с
возу счастья
Глупец хватает, вздернув нос,
И после с лихвой, в
день ненастья,
Он, плача, платит за провоз! (2)
Фортуна нас и
на запятки
В свою повозку не берет, (2)
Но и без ней пути нам гладки,
Пока нас молодость везет! (3...
И в тот же
день во всяком дому появляются новые серпы и новые косы. Летошных нет,
на придачу булыне пошли. А по осени «масляно рыло» возьмет свое. Деньгами гроша не получит, зато льном да пряжей туго-натуго нагрузит
воза, да еще в каждой деревне его отцом-благодетелем назовут, да не то что хлеб-соль — пшенники, лапшенники, пшенницы, лапшенницы
на стол ему поставят… Появятся и оладьи, и пряженцы, и курочка с насести, и косушка вина ради почести булыни и знакомства с ним напередки́.
На другой
день по возвращении Манефы из Осиповки нарядчик Патапа Максимыча, старик Пантелей, приехал в обитель с двумя
возами усердных приношений. Сдавая припасы матери Таифе, Пантелей сказал ей, что у них в Осиповке творится что-то неладное.
— Настенька это приписала, — отвечала Фленушка. —
На смех. А как стали укладываться, она и в самом
деле сунула в
воз не то окорок, не то два.
— Никакого зарока нет, а лежит клад у тебя под носом, — молвил Илья пустобояровский. — Сам же давеча сказывал, что
на десяти
возах к Чапурину клад
на днях привезли.
— Видно, что так, — сказал
на то Патап Максимыч. — Опричь капиталов, домов, земель и прочего, одного приданого у ней тысяч
на сто, ежели не больше. Побоялись мы в Вихореве его оставить, не ровен случай, грешным
делом загорится, из Груниной кладовой ничего не вытащишь, а здесь в каменной у меня палатке будет сохраннее. Десять
возов с сундуками привезли. Шутка ли!
На иные
дела гусаров нельзя посылать — их берег Поташов, а надо же бывало иной раз кому язык мертвой петлей укоротить, у кого
воза с товарами властной рукой отбить, кого в стену замуровать, кого в пруд послать карасей караулить.
По-прежнему нарушалась эта тишина мерными ударами валька по мокрому белью и гоготанием гусей
на речке; по-прежнему били
на бойнях тысячи длиннорогих волов, солили мясо, топили сало, выделывали кожи и отправляли все это в Англию; по-прежнему, в базарные
дни, среди атмосферы, пропитанной сильным запахом дегтя, скрипели
на рынках сотни
возов с сельскими продуктами и изделиями, и меж ними сновали, обнимались и дрались пьяные мужики.
Утром следующего
дня ехавший
на возу по дороге через лес еврей услыхал крики.
— Хорошо, будь по-твоему. Купи
на слово, что отдашь их через несколько
дней. Тебе поверят хоть три тысячи
возов.
На другой
день келейник подает мне сапоги и докладывает, что «слава богу, говорит, из отца протопопа
воз с сеном уже выехал».