Неточные совпадения
И страшно ей; и торопливо
Татьяна силится бежать:
Нельзя никак; нетерпеливо
Метаясь, хочет закричать:
Не может; дверь толкнул Евгений,
И взорам адских привидений
Явилась
дева;
ярый смех
Раздался дико; очи всех,
Копыта, хоботы кривые,
Хвосты хохлатые, клыки,
Усы, кровавы языки,
Рога и пальцы костяные,
Всё указует
на нее,
И все кричат: мое! мое!
Узнав, в чем
дело, он тотчас же уступил мне свое место и сам поместился рядом. Через несколько минут здесь, под
яром, я находился в большем тепле и спал гораздо лучше, чем в юрте
на шкуре медведя.
Снегурочка, да чем же
Встречать тебе восход Ярила-Солнца?
Когда его встречаем, жизни сила,
Огонь любви горит у нас в очах,
Любовь и жизнь — дары Ярила-Солнца;
Его ж дары ему приносят
девыИ юноши; а ты сплела венок,
Надела бус
на шейку, причесалась,
Пригладилась — и запон, и коты
Новехоньки, — тебе одна забота,
Как глупому ребенку, любоваться
На свой наряд да забегать вперед,
Поодоль стать, — в глазах людей вертеться
И хвастаться обновками.
Пятнадцать лет не кажется
ЯрилоНа наш призыв, когда, встречая Солнце,
В великий
день Ярилин, мы напрасно
Тьмотысячной толпой к нему взываем
И песнями его величье славим.
Снегурочка, дитя мое, о чем
Мольбы твои? Великими дарами
Могу тебя утешить
на прощанье.
Последний час Весна с тобой проводит,
С рассветом
дня вступает бог
ЯрилоВ свои права и начинает лето.
По зимам охотники съезжались в Москву
на собачью выставку отовсюду и уже обязательно бывали
на Трубе. Это место встреч провинциалов с москвичами. С рынка они шли в «Эрмитаж» обедать и заканчивать
день или, вернее сказать, ночь у «
Яра» с цыганскими хорами, «по примеру своих отцов».
Ты отколе, золотая копеечка, проявилася? не из диавольских ли рук сатанинскиих?"–"Не из диавольскиих я из рук сатанинскиих, появилася я Христовым повелением,
на благие
дела на добрые,
на масло
на лампадное,
на свещу воску
ярого,
на милостыню нищему-убогому!"
Не помню, как и что следовало одно за другим, но помню, что в этот вечер я ужасно любил дерптского студента и Фроста, учил наизусть немецкую песню и обоих их целовал в сладкие губы; помню тоже, что в этот вечер я ненавидел дерптского студента и хотел пустить в него стулом, но удержался; помню, что, кроме того чувства неповиновения всех членов, которое я испытал и в
день обеда у
Яра, у меня в этот вечер так болела и кружилась голова, что я ужасно боялся умереть сию же минуту; помню тоже, что мы зачем-то все сели
на пол, махали руками, подражая движению веслами, пели «Вниз по матушке по Волге» и что я в это время думал о том, что этого вовсе не нужно было делать; помню еще, что я, лежа
на полу, цепляясь нога за ногу, боролся по-цыгански, кому-то свихнул шею и подумал, что этого не случилось бы, ежели бы он не был пьян; помню еще, что ужинали и пили что-то другое, что я выходил
на двор освежиться, и моей голове было холодно, и что, уезжая, я заметил, что было ужасно темно, что подножка пролетки сделалась покатая и скользкая и за Кузьму нельзя было держаться, потому что он сделался слаб и качался, как тряпка; но помню главное: что в продолжение всего этого вечера я беспрестанно чувствовал, что я очень глупо делаю, притворяясь, будто бы мне очень весело, будто бы я люблю очень много пить и будто бы я и не думал быть пьяным, и беспрестанно чувствовал, что и другие очень глупо делают, притворяясь в том же.
Жандармский ключ бежал по
дну глубокого оврага, спускаясь к Оке, овраг отрезал от города поле, названное именем древнего бога —
Ярило.
На этом поле, по семикам, городское мещанство устраивало гулянье; бабушка говорила мне, что в годы ее молодости народ еще веровал Яриле и приносил ему жертву: брали колесо, обвертывали его смоленой паклей и, пустив под гору, с криками, с песнями, следили — докатится ли огненное колесо до Оки. Если докатится, бог
Ярило принял жертву: лето будет солнечное и счастливое.
Кожемякин видит, как всё, что было цветисто и красиво, — ловкость, сила, удаль, пренебрежение к боли, меткие удары, острые слова, жаркое,
ярое веселье — всё это слиняло, погасло, исчезло, и отовсюду, злою струёй, пробивается тёмная вражда чужих друг другу людей, — та же непонятная вражда, которая в базарные
дни разгоралась
на Торговой площади между мужиками и мещанами.
Пóд вечер купанье: в одном
яру плавают девушки с венками из любистка
на головах, в другом — молодые парни… Но иной молодец, что посмелее, как почнет отмахивать руками по сажени, глядь, и попал в девичий
яр, за ним другой, третий… Что смеху, что крику!.. Таково обрядное купанье
на день Аграфены Купальницы.
Веселый, игривый напев нерадостно звучит в устах скитских певиц… То ли
дело льющаяся из жаркой взволнованной Яр-Хмелем груди свободная опьяняющая песнь Радуницы, что раздавалась о ту пору
на Руси по ее несчетным лугам, полям и перелескам…
В «Навий
день»,
на Радуницу, справляли здесь «оклички» покойников; здесь водили ночные хороводы Красной Горки; здесь величали Микулу Селяниновича, а
на другой
день его праздника справляли именины Сырой Земли и водили хороводы Зилотовы: здесь в светлых струях Светлого
Яра крестили кукушек, кумились, завивали семицкие венки; здесь справлялись Зеленые Святки и с торжеством зажигались купальские костры в честь отходящего от земли бога жизни и света, великого
Яра…
И стали боголюбивые старцы и пречестные матери во
дни, старым празднествам уреченные, являться
на Светлый
Яр с книгами, с крестами, с иконами… Стали
на берегах озера читать псалтырь и петь каноны, составили Китежский «Летописец» и стали читать его народу, приходившему справлять Ярилины праздники. И
на тех келейных сходбищах иные огни затеплились — в ночь
на день Аграфены Купальницы стали подвешивать к дубам лампады, лепить восковые свечи, по сучьям иконы развешивать…
Затем из темного бора гонит
Ярило лесного оленя, было бы людям чем справить
день расставанья светлого бога с землей,
день отхода его
на немалое время в область мрака и стужи.
Одно только помнит народ, что в старину
на холмах Светлого
Яра на день Аграфены Купальницы языческие требища справлялись и что
на тех холмах стоял когда-то град Китеж…
Как и стал Вольга с дружиною
На крутом
яру у Киева,
Взговорит Вольга Буслаевич:
«Вы, дружина моя храбрая,
Тридцать братьев без единого,
Сам Вольга я во тридцатыих, —
Вы большого брата Слушайте,
Повелено
дело делайте...
Как и стал Вольга с дружиною
На крутом
яру у Киева,
Взговорит Вольга Буслаевич:
«Вы, дружина моя храбрая,
Тридцать братьев без единого,
Сам Вольга я во тридцатыих, —
Брата большего вы слушайте,
Повелено
дело делайте:
Вейте шелковы веревочки,
Расстанавливайте по лесу,
На звериных ли
на тропочках».
Карты считались очень опасным развлечением, в них дозволялось играть только
на святки и
на пасху. Зато в эти праздники мы с упоением дулись с утра до вечера в «дураки», «свои козыри» и «мельники». И главное праздничное ощущение в воспоминании: после длинного предпраздничного поста — приятная, немножко тяжелая сытость от мяса, молока, сдобного хлеба, чисто убранные комнаты, сознание свободы от занятий — и
ярая, целыми
днями, карточная игра.