Неточные совпадения
Дни пошли крупным шагом, шумно, беспокойно, обещая что-то хорошее. Каждый
день больной видел Прачкина, Тиунова, какие-то люди собирались в Палагиной комнате и оживлённо шумели там — дом стал похож
на пчелиный
улей, где Люба была маткой: она всех слушала, всем улыбалась, поила чаем, чинила изорванное пальто Прачкина, поддёвку Тиунова и, подбегая к больному, спрашивала...
Потом
дни через два отец свозил меня поудить и в Малую и в Большую Урему; он ездил со мной и в Антошкин враг, где
на самой вершине горы бил сильный родник и падал вниз пылью и пеной; и к Колоде, где родник бежал по нарочно подставленным липовым колодам; и в Мордовский враг, где ключ вырывался из каменной трещины у подошвы горы; и в Липовый, и в Потаенный колок, и
на пчельник, между ними находившийся, состоящий из множества
ульев.
Наутро город встал как громом пораженный, потому что история приняла размеры странные и чудовищные.
На Персональной улице к полудню осталось в живых только три курицы, в крайнем домике, где снимал квартиру уездный фининспектор, но и те издохли к часу
дня. А к вечеру городок Стекловск гудел и кипел, как
улей, и по нем катилось грозное слово «мор». Фамилия Дроздовой попала в местную газету «Красный боец» в статье под заголовком: «Неужели куриная чума?», а оттуда пронеслось в Москву.
Дело Артамонова быстро обрастало людями; в двух верстах от фабрики, по холмам, покрытым вереском, среди редкого ельника, выстроились маленькие, приземистые хижины, без дворов, без плетней, издали похожие
на ульи.
Обитель «Нечаянные Радости» представляла собой типичную картину медленного разрушения и напоминала собой
улей, в котором жизнь иссякала. Мало было братии и мало богомольцев. Но это именно и нравилось Половецкому, потому что давало ту тишину, которая дает человеку возможность прислушиваться к самому себе. Кроме Ираклия, все остальные не обращали
на него никакого внимания. У каждого было какое-нибудь свое
дело. Половецкий являлся чужим человеком, и он это чувствовал
на каждом шагу.
Зашумели в Заборье, что пчелки в
улье. Всем был тот
день великого праздника радостней. Какие балы после того пошли, какие пиры! Никогда таких не бывало в Заборье. И те пиры не
на прежнюю стать: ни медведя, ни юродивых, ни шутов за обедом; шума, гама не слышно; а когда один из больших господ заговорил было про ночной кутеж в Розовом павильоне, князь Алексей Юрьич так
на него посмотрел, что тот хотел что-то сказать, да голосу не хватило.
Весь город шумит, как
улей, крик, недовольные разговоры даже
на улице: распущена Государственная Дума. Только и надежды было что
на нее. Даже странно, до чего осмелел петроградец: такое во весь голос кричит
на улице, чего прежде и в спальне не решился бы прошептать! Боятся беспорядков. Хожу я по улице, слушаю весь этот раздраженный и бессильный гомон и думаю: эх, храбрецы… а впрочем, мне-то какое
дело?